- Никто еще не смог определить, что такое любовь, - разглагольствовал между тем Сашка.

- По-моему, любовь - это то, что всегда плохо кончается, - неожиданно выдал свое, не очень-то справедливое определение любви Жан.

История с Лизой сделала его взрослым. И пессимистом. Правда, на время.

Сашка, разумеется, возмутился и ринулся в бой, отстаивая чисто советское понимание любви как единение душ и сердец. "А близость? Когда два тела сливаются в одно, и такая нежность и страсть, и ты весь принадлежишь своей женщине? Ты забыл про тоску нашего тела, друг", - подумал Жан, но спорить не стал.

- Прости, я хочу спать, - неожиданно сказал он и вышел.

В своей комнате повалился в чем был на кушетку и мгновенно заснул. Проснулся среди ночи от холода. Принудил себя встать, вытащил белье из стоявшего у стены ящика, разделся, лег, укрылся зеленым пушистым одеялом и так пролежал до утра, глядя невидящим взглядом в окно - черное, затем серое, розовое и наконец алое: встало солнце. Он смотрел и на стенку и сначала не различал ее, потом она проявилась, как фотопленка, окрасилась розовым цветом, яркое солнце осветило ее и всю комнату. "Да, она не приедет". Жан понял это так ясно, словно кто-то шепнул ему в самое ухо.

Он встал, оделся и, не позавтракав, не выпив даже чаю, поехал в свое посольство. Не позволяя себе задуматься, подавив колебания, чуть ли не страх, поговорил с клерком.

- Вам повезло! - сверкнул жемчужными зубами клерк. - Заболел наш атташе, и мы еще не успели сдать его билет на Париж. Соберетесь за день? Зато полетите в первом классе. И без доплаты. Давайте сюда ваши бумаги! Давайте, давайте, ну что же вы?

- Спасибо, - выдавил из себя Жан, ужасаясь всему, что наделал.

Он вышел в тихий переулок, полный листвы, тени, покоя - дипкорпус умел выбирать здания! - и поехал назад - прощаться с Сашкой, со всем, что было его родным домом, к чему прикипело сердце, как он понял это сейчас! И еще он написал письмо Лизе, полное горечи, любви и упреков.

"Но если ты решишься, то сообщи мне! - взмолился в конце письма. - Наш поэт Превер..." Волшебные строки Превера Жан написал по-французски, как помнил, не совсем точно. Он был словно в бреду. Не очень-то понимал, что делает. Сашка только шумно вздохнул, когда Жан вручил ему письмо для Лизы.

- Может, останешься? - без всякой надежды спросил он. - Ты ведь делаешь глупость.

- Не смей! - тонко вскричал Жан и стукнул кулаком по столу так, что задребезжали стаканы, из которых они пили на посошок. - Не смей называть меня идиотом!

- Да я и не называю, - оторопел Сашка.

Но Жан не дал ему ничего объяснить. Как на экране в кино, увидел он гневное лицо Лизы, когда сказал ей, что она - дурочка... Этот русский язык! Теперь он и его ненавидел - за все, что пережил здесь, в России.

5

Никто тебя не любит так, как я,

Никто не поцелует так, как я...

Томный баритон мягко, по-южному выговаривал банальнейшие слова, но музыка была прелестной и со стертыми словами смиряла, их затушевывала, прикрывала. Времена, когда песни стали вообще состоять из двух строк, повторяемых бесконечно, с идиотским упорством, были еще впереди. В сравнении с ними автор этой, с каким-никаким, а сюжетом, был прямо-таки Лев Толстой.

А тут еще искусный полумрак ресторана, под потолком медленно вращается блестящий, в клеточку, шар, посылая танцующим разноцветные блики... Ах как прекрасна жизнь! Артем нежно прижимает Лизу к себе. На ней узкое, цвета морской волны платье, немецкие - кофе с молоком - ажурные туфельки. Где-то там, в другом конце зала, Ира с Борисом. В углу - их столик: вино, закуски, цветы в узенькой вазе, лампа под шелковым абажуром отбрасывает на столик розовый цвет.

"Никто не поцелует так, как я..." Лиза почти влюблена в этого славного парня. Как он на нее смотрит, как пожимает ей руку! А вчера вечером они даже поцеловались, правда, всего один раз: Лиза вырвалась и убежала - так закружилась у нее голова. Это Жан виноват: разбудил в ней женщину, со страхом и восторгом она почувствовала это вчера. Нет, больше никаких поцелуев: она за себя боится. И потом, здесь, на юге, это было бы просто пошло.

- Ты, конечно, права, - согласилась с ней Ира, - а главное, у тебя есть Жан.

- Да, главное - Жан, - мечтательно подтвердила Лиза.

Она лежала на диване - хозяйка снова отчалила на два дня, - Ира смазывала кремом ее обгоревшую спину.

- Надо зайти на почту, - вслух подумала Лиза.

- Ты все время так говоришь, - проворчала Ира и зачерпнула из баночки еще одну порцию жирного белого крема.

- Так ведь все время рядом Артем, - простодушно объяснила Лиза.

- Да уж, - не без ехидства подтвердила Ира. - Артем от тебя ни на шаг.

- И как-то при нем неудобно, - задумчиво продолжала Лиза. - Но завтра зайду обязательно.

А назавтра их как раз и пригласили в ресторан. Тогда это было совсем недорого. Проблема заключалась в другом: в "Морской", самый модный ресторан в Сочи, как и в любой другой, надо было попасть. Приходилось выстаивать час-другой до открытия - мужчинам, конечно, - и занимать для себя и своих дам столики. Уже в семь пятнадцать швейцар вывешивал табличку, обрамленную золотом - "Свободных мест нет", - и с сознанием собственной значимости, в галунах и ливрее, насмерть стоял у дверей.

"Никто не приголубит так, как я..."

Так Лиза пропустила еще один, последний для Жана день.

Натеревшись с помощью Иры кремом, она бухнулась, счастливая, в постель, сразу заснула, но проснулась среди ночи в страшной, непонятной тревоге. Ей приснился Жан. Лиза села на кровати, опустила ноги на плетеный домотканый половичок. Огромная луна светила в окно - ситцевые занавески лишь чуть-чуть приглушали ее лучи, - взлаивала какая-то шавка, наверное, во сне. Молчал на станции строгий металлический голос, и вообще ничто в эту ночь там не двигалось и не грохотало.

Что же ей снилось? Вспомнить, как ни старалась, Лиза никак не могла. Но его глаза - коричневые глаза плюшевого медвежонка, длинные, загнутые ресницы, - чуть тронутые пеплом губы, кудрявые волосы видела перед собой так отчетливо, что задохнулась от нежности. Жан смотрел на нее печально и с укоризной, словно прощаясь. Где он сейчас, что делает, думает ли о ней? А вдруг... От неожиданной мысли засосало под ложечкой. Вдруг у него другая? Как у нее - Артем. Взял да и появился! Говорил ведь Жан, что чувствует ее даже на расстоянии... Она тогда его высмеяла, а теперь боится: возьмет и отомстит, да и не как она, по-настоящему...

Лиза тихо встала, подошла к окну. Какая огромная, белая какая лунища! Все залила своим светом. Накинув халатик, неслышно ступая босыми ногами, Лиза вышла на крыльцо, села на ступеньку, обхватив колени руками. Чуть шевелились под дуновением слабого ветерка листья деревьев, одуряюще пахли в ночи цветы. Белой-белой была дорожка. "Никто тебя не любит так, как я..." Никто ее не любит так, как Жан, вдруг поняла Лиза. "И не полюбит", - шепнул ей кто-то. Но дело даже не в этом. Она сама любит его! Понадобился Артем, с его настойчивыми ухаживаниями, с его поцелуем, чтобы понять. Неистовое, нестерпимое волнение охватило Лизу. И не с кем было его разделить - не будить же Иру! А тут еще эта луна, эта волшебная ночь...

Нет, ничего ей не надо! Она хочет в Москву, к Жану! "Ты ж так мечтала о море", - насмешливо напомнил знакомый голос. "Ну и что? - рассердилась Лиза. - А теперь не мечтаю, и море мне надоело". Неужели завтра снова придется тащиться на пыльную, залитую немилосердным солнцем улицу и троллейбус потащит их к морю? А там - негде ногу поставить: сплошные коричневые тела; и нет тени, теплая вода, в особенности у берега, а плавать, как Ира - туда, где свежо и прохладно, - она не умеет, и нужно о чем-то говорить с Артемом.

Скорей бы утро, когда откроется почта! Невыносимо сидеть и ждать. Скорей бы рассвет, что ли! Отчего такая тревога?

Лиза подошла к столу, стала пить прямо из чайника теплую, не остывшую за ночь воду - жадными, большими глотками. Сколько они уже здесь? Посчитала, загибая пальцы. Завтра десятый день. Еще целых четыре оплаченных дня! А Ирка уговаривает побыть еще немного. Ну уж нет, дудки! Домой. И самолетом. Невозможно снова трястись в грязном неторопливом поезде, хоть он и называется скорым. Да и деньги кончаются. Как-то тают и тают.

Лиза посидела еще немного, глядя на пронзительную, щемящую красоту ночи, но не видя, не понимая ее, потом вернулась в дом, легла в постель и так и лежала, уставясь в потолок, как слепая, дожидаясь утра, открытия почты.

* * *

Боже, что с ней сталось, когда прочла она все отчаянные его телеграммы!

- Ира, Ирка, Ирочка...

Ира испуганно взяла протянутые ей листки. Восьмого... Восьмого! Значит, завтра.

- Ты все равно не успеешь, - растерянно сказала она.

- Успею, - стиснула зубы Лиза и двинулась к выходу, никого и ничего не видя перед собой.

Люди испуганно расступались перед этой девочкой с телеграммами в стиснутом кулаке и застывшим взглядом.

- Ты куда? - догнала ее Ира.

- Домой... В аэропорт...

- А я? - Ира попыталась заглянуть подруге в глаза. - Ты ведь даже не знаешь, когда самолет, есть ли билеты...

- Не важно.

- Да ты хоть попрощайся с морем!

Про Артема - с ним тоже надо бы попрощаться - сказать не решилась.

Лиза на мгновение остановилась, схватила Иру за руки, и такое отчаяние увидела та в зеленых огромных глазах, что сдалась мгновенно.

- Идем, - решительно сказала Ира. - Я тебе помогу. А то ты все забудешь и перепутаешь. Давай скорее!

Они рванули на остановку, впрыгнули в отходящий троллейбус, доехали до дому, вбежали в тенистый садик, а оттуда - в комнату. Настя как раз укладывалась поспать на свой пресловутый диван: только-только вернулась из рейса.

- Чегой-то вы? - недовольно спросила она.

Ей не ответили.

- Вот платье, твоя косметика, - бросала Лизины вещи в чемодан Ира.