Чуть помедлив, пришедшие повесили свои пальто, и эти четыре одежки, скромно притулившиеся в громадном пустом гардеробе, как-то особенно зримо подчеркнули полный провал выставки, на которую только они и пришли.

Зал, где висели картины, был, разумеется, пуст. В углу стоял покрытый красным сукном столик с красной же книгой отзывов. И даже ручка предусмотрительно лежала рядом. И эта книга, и эта ручка прямо-таки вопили о милосердии. "Обязательно напишу!" - решила Лиза, взглянула строго на Иру, и та кивнула.

- А как же, - тихо ответила она на немой Лизин призыв.

Их беспечные спутники не обратили внимания ни на книгу, ни на сиротливую ручку, не заметили быстрый обмен взглядами Иры с Лизой, не поняли, о чем сказала Ира. Нечувствительные к мелочам, как все мужчины, они искали глазами художника.

- А где же Лёня? - спросил в пространство Борис.

- Да здесь я, здесь.

С того конца зала к ним шел, сунув руки в карманы стареньких брюк, высокий, с прямыми, костлявыми даже плечами, невероятно худой парень. Ярко-синие глаза васильками цвели на бледном лице. Серый поношенный свитер свободно болтался на тощем теле. Светлая бородка была аккуратно подстрижена. Неопределенного цвета кеды неслышно ступали по ковровой дорожке.

- Дорогим гостям - нижайший поклон, - ернически поклонился он, не вынув, впрочем, рук из карманов. - Вы у меня сегодня первые. И последние, добавил он после паузы почти шепотом.

Что-то похожее на изумление было в этом сдавленном шепоте, что-то испуганное и пугающее. Лиза не могла бы определить точно, что.

- Почему? - энергично возразил Борис. - Придет народ в кино и заглянет!

Он-то хотел утешить, приободрить, а получилось плохо. Лицо художника странно перекосилось, задергался левый глаз, он привычно прижал руку к виску.

- Заглянет? - уязвленно переспросил он. - Искусство как приложение к шпионским страстям?

И тут, оторвавшись от Артема, к нему подошла Лиза.

- Покажите нам вашу выставку, - мягко сказала она.

Но художник участия ее не принял. Напротив, оно его рассердило.

- А что показывать? - грубовато спросил он. - Смотрите... - И сделал широкий приглашающий жест. - Смотрите, - повторил он. - А мне, извините, некогда: призвал директор - нежданно-негаданно. Что ему, черт его не видал, интересно, нужно?

И, распрямив свои и без того прямые плечи, быстрыми шагами покинул зал.

- Не обращайте внимания, девочки, - негромко сказал Борис. - Он просто нервничает, но очень добрый. Я сам вам сейчас все покажу. Это, например, "Мир грез"...

И Борис подвел их к первому полотну.

Картины были такими же странными, как их создатель. Переливались, переходя без полутонов одна в другую, яркие, раздражающие глаз краски, скрещивались линии, эллипсы и округлости, в которых мелькали какие-то тени. Иногда можно было угадать заштрихованную тонкими линиями человеческую фигуру, или плавающий в океане глаз. Горели звезды, и летели кометы, на белом пространстве выплывал, как из тумана, крест. Лиза плохо разбиралась в живописи, редко ходила в музеи и не смела судить. "Крест - это он зря, рассеянно подумала она. - С крестом никуда не пустят, ни на одну выставку..." Но почему бы не быть и такому искусству - декоративному, с ее точки зрения? Почему его прячут в каком-то клубе на окраине города?

Она стояла, задумавшись, у белого пространства с тенями: чем-то картина ее задела. Артем, потоптавшись немного рядом, примкнул к Ире с Борисом - те уже были на середине зала.

- Понравилось?

Художник в своих мягких, пропыленных, а теперь она заметила, что и рваных, кедах стоял совсем рядом - она даже вздрогнула от неожиданности.

- Да, - честно ответила Лиза.

- Чем? - строго спросил художник.

- Не знаю...

Он засмеялся глухо, негромко и хрипло.

- Хороший ответ. Главное - откровенный.

Лиза мельком взглянула на Леонида. В синих глазах застыла глухая боль. Не колеблясь, не сознавая, что делает, она коснулась его руки.

- Не обижайтесь, - ласково сказала она. - Я и вправду не знаю. Просто мне нравится стоять и смотреть на ваш "Мир грез", на эту картину.

- Хотите, расскажу, как она написалась?

Он так и сказал - "написалась", словно картину писал не он сам.

- Хочу, - тут же согласилась Лиза.

Но к ним уже шла вся честная компания.

- Ладно, потом, в другой раз, - хмуро бросил художник - настроение у него менялось ежеминутно - и пошел навстречу друзьям.

Собственно, дружил он с Борисом, но Борис познакомил его недавно с Ирой, а сегодня Леонид увидел Артема и его девушку с зелеными русалочьими глазами. "У всех кто-то есть, - с привычной тоской подумал он, - только я один со своими картинами, которые никому не нужны". Только что ему снова дали это понять.

- Понимаете, - мямлил директор, переставляя на столе календарь, перекладывая слева направо и справа налево книги, ручки, карандаши, - в райкоме мне намекнули... - Он старательно смотрел мимо. - Да вы садитесь, садитесь.

- Спасибо, я постою, - дерзко усмехнулся художник.

- Черт, куда я подевал план мероприятий? Ах вот он! Да... Надо, знаете, освободить фойе: тут у нас конкурс бальных танцев.

Зачем он про танцы-то так глупо придумал?

- А картины чем помешают? - хмыкнул художник и сел наконец.

Но директор считал, что разговор окончен.

- Короче, - он заставил себя посмотреть в глаза этому славному беззащитному парню, - до пятнадцатого пусть повисят, а пятнадцатого снимите.

Вообще-то он хотел бы избавиться от них завтра, ну послезавтра, но обычная его бесхарактерность заставила дать художнику фору.

Лёня, привыкший к гонениям, не стал спорить. Кому нужны - здесь, на рабочей окраине, - его мысли и чувства, запечатленные в красках и образах? Здесь и в кино ходят только подростки; усталая, нищая интеллигенция, которая могла бы понять, сидит дома: проверяет тетрадки, если учитель, отдыхает от пациентов или бегает по этажам еще на полставки, если врач. Спасибо Борьке, что привел хоть кого-то. А директор... Что он может сделать?

- Снимем, не беспокойтесь, - сказал Леонид и встал. - Завтра у нас какое? Восьмое? Девятого снимем.

Директор не ожидал столь легкой победы, и стало ему вдруг стыдно и тяжело.

- Зачем же? - мучительно покраснел он. - Пусть висят до пятнадцатого.

- Девятого, - повторил Леонид. - Спасибо, что дали им пристанище.

- Не за что, - виновато пробормотал директор.

Он долго сидел задумавшись, бессмысленно глядя на свой огромный, заваленный всякой ерундой стол. Кому он нужен, его Дом культуры - все эти кружки, вечера, лекции? Все так убого, провинциально, хоть и в Москве... Нет, он не прав - кому-то все-таки нужен: ребятишкам, чтоб не болтались по улицам, ветеранам, с воодушевлением распевавшим слабенькими голосами революционные песни... Но разве об этом мечтал Виталий Петрович, прорываясь когда-то в ГИТИС? Не прорвался, срезался, окончил библиотечный. А все равно верил, что будет полезен и чего-то добьется. Директор усмехнулся: он и добился - вот этого кресла.

Директор встал, заходил по кабинету. "Бедный парень, - подумал о Лёне. - Как ему трудно!" И поймал себя на том, что завидует. Он, благополучный, устроенный, завидует бедолаге художнику - худому, голодному, в старом свитере, стоптанных кедах, который живет, говорят, где-то под крышей, на чердаке, и там же пишет непонятные, но не лишенные очарования и какой-то ускользающей красоты полотна. Он все хотел с этим Лёней поговорить, порасспрашивать его о картинах, но тот от бесед и расспросов явственно уклонялся. А уж теперь-то... Чем бы ему помочь?

Виталий Петрович остановился, хлопнул себя по лбу - как он раньше не догадался? - вернулся к столу и, заглядывая в записную книжку, набрал номер нового клуба - на другой окраине города.

- Сергей? Это я. Узнал? Ну и славно. Как дела? Открываетесь? Набираешь штаты? А тебе художник не нужен?.. Отличный парень! А как же: с дипломом! Тут у меня как раз его выставка. Купил бы, кстати, картину! У тебя ж небось есть наличка.

Сергей был ему обязан: это он порекомендовал своего худрука в директора нового клуба.

- Надо подумать, - осторожно, после паузы, сказал Сергей. Поговорить... Посмотреть...

- Так приезжай и поговорим, - напирал Виталий Петрович. - Можешь и выставку у себя устроить: она у меня как раз закрывается. Сразу себя и покажешь.

Последнее убедило.

- А что, это мысль...

- Давай, - ковал железо, пока горячо, Виталий Петрович, - а то девятого у меня тут последний день. Завтра с утра дуй ко мне, идет?

- Ладно. Спасибо.

Но опытный Виталий Петрович вешать трубку не торопился. Успех положено застолбить. И он предвидел некоторые вопросы. Пусть Сергей их задаст, ответы уже готовы.

И вопросы последовали.

- Нет, не очень реализм, - живо ответил Виталий Петрович. - Но есть тут одна картина - "Букет роз". Вот она - реализм, точно! А? Что? Какой совет? Ты - директор, тебе и решать, так и знай. И другие пусть знают... Да много он не возьмет. Давай поможем искусству!

Он выслушал еще несколько фраз и вдруг разозлился.

- А просто так - взять и помочь, а? Слабо?.. Он мне не кум и не сват...

- Ну что же вы сердитесь? - пошел на попятный Сергей. - Приеду, приеду...

- Ну вот и все, - закончил короткий рассказ художник. - Увезти подсобите?

- А как же! - вскричали в два голоса Артем с Борисом.

- Нужен бы грузовичок, - безнадежно подумал вслух Леонид, - да где уж там...

- Я поговорю с папой, - заволновалась Ира. - У них в части все есть.

- Так ведь нечем платить, - растерялся Лёня.

- Что вы, какая плата! - замахала руками Ира. - Это ж солдаты... Они и дачи начальству строят, и все такое... Конечно, - она нерешительно взглянула на Леонида, - хорошо бы их накормить: они вечно голодные...