— Зачем мешать людям познавать прекрасное.

Потом она утащила его в Библиотеку, показывала глиняный макет лестницы, выполненный самим Буонаротти, потом он слушал ее повествование об этой чудо — лестнице, трехмаршевая монументальная мраморная лестница с полукруглыми ступенями и очень низкими перилам начиналась практически от порога, потом они осмотрели залы, здесь Микеланджело использовал только архитектурные приемы, доказывая всем, что он не только гениальный скульптор, но и гениальный архитектор. Он был гениальным художником, инженером, скульптором, поэтом, архитектором, всё было подвластно ему.

— Жаль, что книги убрали. Раньше они были прикреплены цепями к столам. А эти черепа в полах. Как же хочется попасть в хранилище, даже если я ничего не пойму, все равно хочется прикоснуться к этим книгам.

В небольшом магазинчике при Библиотеке Кира прикупила себе набор чернил, карточки с конвертами, перьевые ручки, сургуч и печатки с гербом города.

— Отправлю письма друзьям, как же это забавно писать настоящими чернилами. А потом долго отмывать руки от них.

— А мне напишешь?

— Ты мне не друг.

— И не враг.

— А так.

Солнце слепило, старинный камень казался светлей и приветливей.

— Честно говоря, я проголодалась, а ты?

— И я, вон есть прекрасное уличное кафе, будем наслаждаться видами и говорить о прекрасном.

— Мы не укладываемся в программу, уже три часа, а в пять закроют Санта-Мария-дель-Фьоре, но ладно в кампанилу Джотто мы успеем и в музей Опера-дель-Дуомо, на купол полезем завтра с утра, потом в Уффици, у меня там дела, боюсь, и завтра мы не сможем осмотреть Флорентийский Собор.

— Лишний повод приехать ещё раз.

— Я себе это всегда говорю, но вот не очень-то получается.

— Ты прекрасно знаешь город, часто здесь бываешь?

— Нет, была всего один раз три года назад. Приехала на конференцию с Ильей Алексеевичем Мечевым, царствие ему небесное. Он меня подбил сбежать и познакомиться с городом, всю неделю он меня водил и знакомил с этим музеем под открытым небом, он знал очень много, он по наследству мне предал свои связи здесь. Когда вернулась в Москву начала читать все об этом городе. Италия полна очарования.

Кира осторожно положила ему руку на грудь, он остановился и вопросительно на нее посмотрел.

— Голова не кружится? А Коста? А то сердцебиение вдруг участилось, может у тебя синдром Стендаля.

— У меня синдром Холодковой.

Они все же дошли до кафе и скрылись под тенью зонта. Официант что-то активно рассказывал, что именно Саврасов не понял, но Кира смеялась.

— Кира, у тебя есть любимый анекдот?

— Странный вопрос. Конечно, есть.

— Расскажешь?

— Для этого как минимум нужна бутылка вина.

— Это не проблема. Закажем.

— Как знаешь.

Кира сделала заказ, официант опять что-то рассказывал, Саврасов опять ничего не понял. Через минуту на столе оказалась бутылка охлажденного белого вина и бокалы. Константин разлил напиток по бокалам. Кира придвинула бутылку к себе, ее пальцы ласкали основание бутылки, она откинулась на стуле, прикрыла глаза и хриплым голосом прошептала «О, Жан», ее пальцы переместились на горлышко, глаза открылись, и разочаровано она сказала «Пьер». Саврасов лишь на мгновение опешил, но потом его хохот разлетелся по узкой улочке и распугал толстых голубей.

— Я могу спросить?

— Лучше молчи.

— Ты же не знаешь, что я хочу спросить?

— Знаю, все вы мужики одинаковые.

— Тогда уж тем более спрошу. Кто я, Жан или Пьер?

Кира несколько раз щелкнула пальцами у него перед носом, но этого ей оказалась мало и она помахала у него перед лицом растопыренной пятерней.

— Ты — Саврасов Константин Михайлович.

— Это я знаю.

— Слава богу, а то я уж испугалась, что у тебя началось растроение личности, кто я Жан или Пьер. Ты меня так больше не пугай.

— А если серьезно?

— Если серьезно, возьми бутылку и проведи сравнительный анализ, тебе уролога вызвать для профессиональных обмеров?

— Я тебя обожаю.

— Я себя тоже.

Официант принес заказ, огромные тарелки с салатом заняли почти весь столик, Кира сбрызнула свою порцию винным уксусом и оливковым маслом, тоже она проделала и с порцией Саврасова. Коста не успел ее остановить. Единственное что его желудок не переносил это уксус, он, поэтому и не ел все эти японские штучки, но сказать об этом Кире все равно, что признать себя инвалидом, а для нее он хотел быть идеальным. А разве может быть идеал с гастритом? Он съел весь салат, и черт с болью, он сможет это вытерпеть. Она что-то рассказывала о Дуомо, а он просто смотрел на нее, ему нравилось просто быть с ней рядом, просто слышать ее голос, просто чувствовать ее. Блюда сменились, он разлил вино по бокалам.

— Кухня здесь замечательная, все свежее. Итальянцы ужасно ленивые, поэтому все готовится очень быстро с минимальной затратой времени и сил.

— Ты бы хотела здесь жить?

— На счет жить не знаю, а отдыхать здесь мне нравится. Хотя и здесь у меня работа.

— Всегда работа.

— Не верю, что у тебя по-другому. Сколько встреч ты отменил, перенес или провел, чтобы освободить эти дни?

— Много.

— Ты не любишь выходные?

— Не люблю. Бесполезно потраченное время.

— И сейчас?

— Сейчас нет.

— Ты не поверишь, но многие проводят выходные и праздники с любимыми и близкими людьми, и считают, что это самое замечательное времяпрепровождение.

— Поверю тебе, и с тобой это самое лучшее времяпрепровождение. Ты меня научишь радоваться выходным.

— Я? Нет, у меня практически нет выходных, и когда появляется свободное время, я не знаю, что с ним делать. Так что в этом мы схожи.

— Значит, будем учиться наслаждаться выходными вместе.

— В пределах отведенного времени. Пошли, а то ничего не успеем.

Он расплатился, Кира вовремя остановила свой порыв достать кошелек. Холодкова шутила с официантом, Саврасов в очередной раз почувствовал себя лишним, он не понимал ни слова и его это бесило. Словно доказывая свои права на нее, он поцеловал ее на виду у всего кафе, на глазах у этого официанта, его действия были встречены одобрительным гулом. Но Кира как всегда саркастически улыбнулась, закинула сумку на плечо и пошла придуманной туристической тропой.

Желудок болел, но Саврасов стойко терпел эту противную сосущую боль.

— Что с тобой?

— А что со мной?

— Знаю я эти глупости. Что болит?

— Ничего.

— Я челюсти у тебя от восторга свело?

— От восторга.

Кира встала перед ним и смотрела на него своим отработанным годами тяжелым взглядом, от которого хотелось залезть под стол или на фонарный столб. Но он слишком хорошо знал этот прием, и на него он не действовал. Так они и стояли друг напротив друга, против друг друга.

— Возвращаемся в гостиницу, и я вызываю врача.

— Зачем? Идем в Дуомо.

— Нет.

— Со мной все хорошо.

— Саврасов, я всю свою жизнь работаю с мужиками, я вашу породу знаю как облупленных. Что случилось?

— Но не воспринимает мой желудок уксус, но это скоро пройдет.

— Все вы, одинаковые.

Кира порылась в сумке и достала какие-то таблетки, не смотря на протесты Косты она чуть ли не силой заставила его их принять.

— Сразу сказать не мог. И ещё женщин обвиняют в недомолвках.

Они медленно шли по городу. Боль ушла, может лекарство помогло, а может то, что Кира обнимала его и беспокоилась о нем, за этим бурчанием и грубостью была забота.

— Сегодня осмотрим кампанилу Джотто, успеем до закрытия, а потом в музей.

— Как скажите мой гид.

Они осматривала колокольню.

сказал, что ее надо прятать под колпаком и показывать только по большим праздникам. Джотто предложили продолжить строительство собора, но он тратил свои силы на колокольню, но успел сделать только первый ярус, остальное заканчивали по его чертежам, но не стали делать шпиль. Здесь тоже нашла свое отражение попытка соединить христианство и античность. Чудо евхаристии и Венера с Амуром и Психея, и простые сценки из жизни.

Она фотографировала, рассказывала, а он просто наблюдал за ней.

— А с чего вы взяли, что это Венера?

Кира чуть не подпрыгнула на месте, опять любознательная девушка из Сан-Лоренцо оказалась рядом.

— Девушка, там на входе есть киоск, в котором продают книги, в том числе и на русском языке, о Санта-Мария-дель-Фьоре и кампаниле Джотто, подробно описано значение всех статуй и рельефов, фресок и картин.

— Вы же гид, это ваша работа рассказывать!

— Простите, дорогая, вы меня не нанимали, и боюсь, что денег на мои услуги у вас не хватит, так что прощайте.

Кира была раздражена и не собиралась это скрывать под маской любезности и приличий. Вот что-что, а панибратство она не любила, даже если и соотечественник, даже если она и знает больше чем земляки, но она совсем не обязана развлекать или что-то объяснять.

— Кир, ты что?

— Ничего. Просто терпеть этого не могу.

— Ну не стоит оно того.

— Ты прав, пошли в музей, посмотрим оригиналы статуй Донателло и Микеланджело, «Пьета» которую Микеланджело хотел разбить, макет собора выполненный Брунеллески для конкурса, оригинальные позолоченные пластины от «Врат Рая», которые, кстати, скопированы для Северного входа Казанского Собора в Санкт-Петербурге, только там немного поменяли их местами, и многое другое.

— Веди меня, мой гид.

— Веду.


Она смотрела на вечерний город и на лениво текущую Арно, тихая река, как обманчива эта гладь, однажды она вышла из берегов и затопила город, были утрачены тысячи книг, фресок, на некоторых зданиях были мраморные таблички с отметкой уровня воды. «Вот так же как и Арно, я всем кажусь тихой и спокойной, но в глубине бушуют страсти, периодически выплескиваясь. Что же будет когда я не смогу остановить наводнение?».