Она включила ночник и на цыпочках пошла из комнаты, но в дверях остановилась и еще раз взглянула на сынишку. Она не могла удержаться, чтобы ночью не прийти три-четыре раза в детскую. Она хотела убедиться, что он дышит и что он действительно там. Наконец она присоединилась к Джефу, ожидавшему ее в гостиной. Он открыл окно и влажный воздух калифорнийской ночи ворвался в комнату. Джеф поцеловал ее, обнявшись, они сели на диван.

Он держался корректно и не требовал от нее немедленного ответа. Но выражение его лица, взгляды, которыми он встречал ее каждый день, были красноречивее всех слов. Нужно решаться. И если Томаса больше нет в ее жизни, то чего же она ждет, черт возьми?

Интерес к фильму «Зимняя любовь» катастрофически падал и всю последнюю неделю Алиса своими капризами наводила священный ужас на окружающих. Любой, даже самый мирный, разговор заканчивался скандалом. Стоило ей появиться в детской. Дана тут же заливалась слезами.

Сегодня, как обычно, Алиса ворчала и раздраженно перебирала детские наряды, которые были специально подготовлены для дебютных фотографий с Даной. Наконец она остановила свой выбор на красивом платьице для крещения и отдала его Талии с указаниями через пятнадцать минут подготовить малышку. Потом исчезла в своей комнате, чтобы одеть подходящее к наряду Даны нежно-розовое кружевное платье.

Все утро в детской возились фотограф и его помощник. Они устанавливали свет, создавали импровизированную площадку, размещали камеры и другую аппаратуру. Томасу было наказано освободиться от работы на целый день. Попутно он рекламировал серию новых рубашек и галстуков совершенно нового типа. Поэтому для него съемки могли затянуться надолго. Вошла Алиса, как всегда блистая своим великолепным нарядом. Следом появились Талия и Дана. Все семейство разместилось перед камерой на своих местах. Фотограф суетливо бегал вокруг них, настраивал свою аппаратуру, наводил резкость, выбирал ракурс. Каждый раз он произносил оценку семейному портрету: «Отлично. Прекрасно. Великолепно». И щелкал затвором, освещая их вспышками. Дане еще совсем недавно сняли повязку с глаз и Томас очень волновался из-за яркого света. Он внимательно наблюдал за дочкой и был доволен, что этот процесс ее — абсолютно не беспокоит.

Алиса ушла переодеваться и Сексон попросил фотографа снять Дану одну на огромной кружевной подушке. Опять вспыхнул яркий свет, но девочка никак не отреагировала на него. Талия вопросительно посмотрела на Томаса. Томас провел рукой перед лицом малышки и заговорил с ней. Она повернула головку на его голос. Но широко открытые глаза девочки оставались неподвижны, не мигали и не реагировали на свет. Сексон рухнул на колени.

Рекомендованный доктором Гудином специалист из глазной клиники Джуюлз Стей принял Дану в понедельник. Он сделал необходимые анализы. Обследование подтвердило самые худшие предположения Томаса. Дана была слепой.

— Сейчас еще слишком рано судить о том, насколько серьезно пострадало зрение. Но вероятнее всего, что девочка никогда больше не сможет видеть, — сказал врач. — Надо подождать. Мне жаль, но в настоящий момент я не могу дать вам другого ответа…

Тщетно доктор искал слова, пытаясь обнадежить несчастного отца. Томас бессильно опустил голову.

Он знал, что могут возникнуть осложнения. С самого начала доктор Гудин предупреждал его, что применение кислорода может принести вред. Но так хотелось верить в лучшее. И теперь он готов был плакать от отчаяния за свою дочь, на хрупкое крошечное тельце которой так несправедливо обрушились несчастья. Когда от фотографа прибыли снимки, Томас выбрал только один — с малышкой на старинной кружевной подушке. Он вставил его в рамку, купленную Мэриел в Лондоне. Семейный портрет пошел в газеты. Его широко распечатали во многих изданиях. Но, тем не менее, Алисе не поступало никаких предложений.

Роль, которой она так отчаянно добивалась, которая стоила ей стольких усилий и унижений, была отдана актрисе Мелани Солтерс. Публика встретила это решение всеобщим одобрением. А вскоре студия прислала извещение о том, что «Зимняя любовь» снимается с проката и немедленно отправляется за рубеж, а так же на рынок видеокассет. Возможно, это позволит хоть немного окупить стоимость фильма.

Алиса начала серьезно пить. По ночам она бродила по квартире. Алкоголь, несчастья и раздраженность лишили ее сна. Если бы не Талия, Томас не смог бы быть уверен, что за Даной ухаживают и внимательно заботятся. Он не смог бы продолжать свою работу. Две большие сделки, над которым его агенты работали четыре месяца, провалились. Это было для него большим потрясением. А вскоре иссякла последняя капля его терпения — он нашел серебряную рамку и портрет Даны сожженными в камине.

Сдерживая свою злость, Томас достал обгоревший металл из пепла, завернул рамку в пакет и положил в свой портфель. Восстановить рамку было практически невозможно. Его действия больше походили на безотчетный протест. Он не мог сразу выкинуть ее.

Продолжать такую жизнь стало невозможным. Нужно было что-то решать.

Талия молча накрывала на стол. Не обращая внимания на обед, Алиса принесла с собой зеленую бутылку «Реми Мартин». Держа ее в правой руке, она делала огромный глоток кристального бренди каждый раз, когда смотрела на мужа. Настроение у нее было отвратительным.

— Я никогда не буду иметь дело со слепым ребенком, — объявила она. — Хватит того что она постоянно больная. Но слепая… Бог мой, что скажут люди?

Кровь ударила в голову Томасу. Больше всего в своей жизни он ненавидел эту женщину, возомнившую о себе и пьющую от жалости к себе. Его гнев вырвался наружу. Сексон резко отодвинул стул.

— Сколько будет стоить, чтобы ты ушла из моей жизни? Назови цифру.

Алиса еле ворочала языком:

— Тебе хотелось бы этого, не так ли? Ее техасский акцент действовал ему на нервы, как скрип ногтя о стекло.

— Да, хотелось бы, —Томас крепко ухватился за спинку стула, потому что знал, что может ударить ее.

Ударить по этому лицу со впалыми щеками и вставными зубами. Ему хотелось ударить так, чтобы исчезла пьяная улыбка с ее начиненных силиконом губ, чтобы она наконец поняла, что происходит.

— У тебя столько не будет, — бросила она ему в ответ. — Тебе не хватит даже тех денег, которые ты получишь за все следующие картины. Даже тогда ты не сможешь купить меня.

— Ну так сколько? — прорычал Томас. Ему был отвратителен этот разговор, но он принял решение и должен идти до конца. Алиса несколько секунд пристально смотрела на него. Затем, подозрительно прищурив покрасневшие глаза ответила:

— Десять миллионов долларов. Можешь заплатить в любое время.

— Пять, — отрезал Томас. — Через неделю они у тебя будут.

Такой ответ удивил Алису.

— Я подумаю над твоим предложением, . — насмешливо произнесла она.

— Предложение действительно в течение двух недель. По истечении этого срока я нанимаю юристов.

— Они наверное должны быть волшебниками, чтобы во всем разобраться.

Бутылка выскользнула из ее рук и покатилась по столу, все заливая на своем пути. В воздухе появился тяжелый запах коньяка. Из кухни Талия принесла полотенце и вытерла липкую жидкость. Алиса отодвинулась от стола и качаясь направилась в спальню.

— Пять миллионов? Со времени нашей свадьбы мы занимались любовью только один раз. Сделай меня самой дорогой женщиной в городе. Думаю, что-то в этом есть.

В ту ночь Томас сидел в детской и еще раз тщательно пересматривал свои действия. Он пытался заглянуть в будущее. Услышав его, малышка повернула к нему головку и Сексон долго смотрел в ее невидящие глазки.

— Ты не моя дочь, — шептал Томас. — Ты не моя дочь, ты слепая, из-за тебя моя жизнь превратилась в хаос.

Сексон принимал самое тяжелое решение в своей жизни.

На следующее утро Алиса встретила мужа сидя за столом, с сигаретой во рту. Она не была накрашена и опухшее от коньяка лицо выражало муки жуткого похмелья.

— Я хочу, чтобы в следующем году ты дал мне роль в «Убийце», — хрипло произнесла она. — Не обязательно главную роль. Так, неплохую роль твоего ассистента, или что-нибудь в этом роде. И не говори, что ты не можешь этого сделать.

Томас посмотрел на нее, не обращая внимания на ее слова.

— Единственное, что я желаю тебе дать, так это — развод. Предложение остается в силе. Пять миллионов за то, чтобы ты убралась.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — Алиса встала и направилась к бару за очередной бутылкой коньяка. Открыв ее, она налила себе коньяк в кофе.

— Мы можем сделать это трудно, а можем легко. Бари напишет соглашение. У тебя две недели на то, чтобы принять решение.

— Ты можешь делать все, что тебе хочется. Я знаю, если тебе захотелось развестись со мной, ты сделаешь это. И никуда я не денусь.

— Две недели, — напомнил он. — Тебе лучше взять деньги, пока они у меня есть. Мой контракт на телевидении закончился и я не собираюсь его продлевать.

— Что это? Блеф? — она подозрительно уставилась на Томаса. — Так уж получилось, что я знаю — ты сейчас ведешь переговоры о новом проекте. Запомни, я слежу за такими вещами.

— На этот раз я тебя проучу.

— Я не верю тебе.

— Берегись меня, —направляясь к выходу, Томас затылком чувствовал ее взгляд. В кабинете он снял трубку и набрал номер Купера.

— Я изменил свое решение. Скажи на телевидении, что я не буду больше сниматься в следующем сезоне, — попросил он Бари. — В этом году сделаю еще три серии и все.

— Если это просто уловка, чтобы получить больше денег, то скажи мне об этом прямо сейчас. Дело на девяносто процентов решено и может разгореться скандал вокруг твоего имени, — его друг и адвокат был обеспокоен.

— Мне плевать. Я устал и заплатил все, что с меня причиталось. Уже отснято серий больше, чем достаточно. И никто, кроме меня, финансово не пострадает. Шоу исчерпало себя. Ну, возможно, оно продержится еще сезон. Я хочу уйти, пока оно пользуется спросом…