Джин Реник - Всегда с тобой

— Извините, — сказала она спокойно. — Я знаю, что это ваш ребенок. Я пыталась только помочь.

— Ты никогда здесь больше не появишься! — взвизгнула Алиса. Слова Мэриел только еще больше разозлили ее. — Мне наплевать, чего хочет мой мужЛ Мне не нужен его ублюдок! Его никогда не будет рядом с моим ребенком. Ты слышишь?! Никогда!

Не дождавшись лифта, Мэриел хотела пройти мимо нее в приемную доктора, но Алиса не давала ей пройти.

— Ты никогда не получишь его. Никогда! Ты слышишь меня?! — в исступлении бросала ей в лицо Алиса, и еще ближе придвинулась к Мэриел.

Из палаты вылетел Томас и оттащил жену в сторону Крепко обхватив ее руками, он поднял Алису как маленькую девочку. Она совсем обезумела от ярости и набросилась на Сексона. Тут одна из дорогих туфель отлетела к стене. Мэриел подняла ее и пошла за ними. Она поняла, что ей нужно быстрее выбираться из больницы, для ее же блага.

— Прекрати, — прогремел голос Томаса. — Прекрати немедленно!

Алиса свирепо посмотрела на него, но стала говорить тише.

— Я знаю о ней. Ты думаешь, что сделал из меня дуру, ну так знай — тебе это не удалось! — она крутилась как кошка, загнанная в угол, и бесилась от одного вида Мэриел. — Я все знаю о вас двоих. А тебе я скажу сейчас, — Алиса повернула к Мэриел искаженное злобой лицо.-Я никогда не разведусь с ним. Я никогда не уйду от него. Ты не дождешься этого. И твой ублюдок. Я никогда не дам ему оснований, могу поклясться в этом. Я буду самой лучшей женой, смею тебя уверить в этом, — с этими словами она поправила одежду, и выхватила из онемевших пальцев Мэриел туфлю.

Томас схватил Алису за запястье и осторожно освободил из ее руки туфлю. Она держала ее за носок, выставляя вперед, как оружие, острый каблук. Алиса выронила ее и, не обращая внимание на предупреждение Томаса, с яростью пнула ее в сторону.

— Я прослежу, Томас, чтобы твоя драгоценная беременная сучка никогда больше не появлялась возле моего ребенка. Я заявлю в суд, если потребуется. Не думай, что я не смогу это сделать.

— В этом нет необходимости, — спокойно произнесла Мэриел. Она взяла сумочку, и вызвала лифт. — Я больше не приду сюда.

— Да! Ты чертовски права, ты никогда не придешь сюда, — злобный голос несся следом за ней, и эхом разносился в шахте лифта. — Ты никогда не придешь!

Всю дорогу до дома Мэриел трясло. Только через два часа ей удалось согреться и еще больше времени потребовалось, чтобы уснуть. Боже, какой кошмар. Господи, помоги Томасу, если у него такая жизнь с Алисой. Господи, помоги Дане.

И как бы она не мечтала, что Томас оставит Алису, Мэриел знала — он не бросит Дану на попечительство своей жены. Это невозможно. Ни сейчас, ни потом. Никогда.

Когда ей позвонил уже успокоившийся Джеф из Лондона, Мэриел рассказала ему, что за ней охотился фотограф. Он был очень обеспокоен и искренне извинялся.

— Боже, Мэриел, если это по моей вине, я очень сожалею. Мне и в голову не могло прийти, что такое случится. В твоем положении такие стрессы совсем не нужны. Я просто старался защитить твои интересы и заключить самую лучшую из возможных сделку. Для этого ты меня сюда послала.

— Я знаю, — согласилась она. — Думаю, все происходит без моего участия.

Мэриел рассказала Джефу о письмах, которые получила. С тех пор, как она поменяла номер, который не был занесен в справочную книгу, объем почты утроился. В письмах содержались предложения от инвестиционных проектов до женитьбы. В хорошем настроении Мэриел смеялась над самыми абсурдными, но в целом письма были трогательными, и их количество все росло. Слава Богу, на большинстве конвертов были штемпели не штата Калифорния. Все страстно желали завоевать ее симпатию и внимание. Но когда она читала их, сидя одна дома, чувство глубокой тоски охватывало ее.

— Может быть, ты и прав. Действительно, наверное золото лучше продать. А теперь послушай меня, — решительно сказала Мэриел. — Я не вижу причин, из-за которых мы не можем заключить договор с галереей «Элвис», провести переговоры и договор о наследстве. Я предполагаю, что у тебя не будет сложностей с английским законодательством после того, как мы оплатим все налоги.

— Когда ты свяжешься с деньгами, а кто-то начнет болтать о моральной стороне этого дела, тогда и начнутся разбирательства и головные боли, — заключил Джеф.

Мэриел слушала спокойно. В его словах была доля истины. Она не была уверена в том, что способна принять правильное решение. Передать решение этой проблемы кому-нибудь, выглядело удивительно соблазнительным.

— Я поговорю об этом с мистером Бернсайдом, — уступчиво сказала она.

— Замечательно. Сейчас ты устала, а мне надо бежать в банк, чтобы упаковать это добро и подготовить его к завтрашней отправке. Так что, спокойной ночи, — выдохнул Джеф.

После того, как Мэриел положила трубку, ее охватило сильное беспокойство. Она размышляла о своем наследстве и считала, сколько придется отдать. Налог в миллион долларов придется заплатить Англии, триста тысяч отдать в доход Америки, плюс другие затраты. Итак, Бернсайд был прав — ей повезет, если у нее останется двести тысяч долларов. И это при условии, что ей не придется выступать в суде по поводу иска о возвращении золота Ашанти.

Двести тысяч долларов за то, что было не только украдено, но и священно. Мэриел поняла, что никогда не сможет так сделать. Как заметил Томас, люди творят много глупостей. Так неужели и она тоже?

Утром она первым делом позвонила Мете и Бернсайду. Нужно подумать, как вернуть золото, и спросить о компенсации затрат.

Джефу просто придется понять ее.

Джеф решил, что англичане в душе большие любители чая, несправедливо гордятся своим кофе. Он пил уже четвертую чашку за утро и расхаживал взад-вперед по студии Дункана. Мак Клири прокручивал еще раз весь свой план в голове, пытаясь вспомнить, что он не предусмотрел. К счастью, дела идут отлично, но все же нужно еще многое сделать до приезда Кэти Элвис. Джеф ждал ее к двум часам.

Хорошее начало всегда заставляло его нервничать. Полночи он разрабатывал стратегию и тактику. Джеф решил поставить Кэти Элвис перед фактом до того, как она поймет в чем дело. Потом он планировал пообедать с прекрасной леди в первоклассном маленьком ресторанчике «Челси». Джеф заказал столик на восемь пятнадцать, и консьерж вежливо посоветовал быть пунктуальным.

Это был еще один серый лондонский день, хотя постоянно моросящий дождь немного утих. Служащие банка «Барклай» дружно ворчали по поводу упаковки предметов, которые находились всю ночь в их главном хранилище. Голубой бронированный чемодан от «Сенеки» прибыл ко входу хранилища по расписанию. Охранники «Сенеки», два бдительных чернокожих парня лет около тридцати, в одинаковой голубой униформе, каждый со внушительной кобурой и поясом, полным патронов. Они быстро договорились со службой безопасности банка и перенесли драгоценности из подвала в ожидающий грузовик. Автомобиль проехал четыре квартала по оживленным утренним улицам Лондона от банка до студии без приключений.

Десять минут назад знаменитые куранты Биг Бена пробили десять раз. Бронированная машина припарковалась перед студией «Дунканз Портретс». На дверях студии висела табличка «Выходной». При помощи тележки на колесиках ящик с драгоценностями быстро вкатили в просторную студию, состоящую из двух комнат. Джеф сразу поставил одного охранника у дверей, а второго — у запасного выхода.

Наконец, все было готово, и он закончил пить кофе. Пришло время начинать съемки.

Джеф открыл первую коробку, и положил на черную бархатную ткань огромную золотую голову барана. Он оглянулся на фотографа. Глаза Дункана округлились, и рот слегка приоткрылся. Джеф, удовлетворенный, улыбнулся оторопевшему фотографу. Как только милая мисс Кэти Элвис увидит золотые сокровища, у нее не останется ни одного шанса.

— Это то кровавое добро из Африки, о котором писали все газеты. И я это должен фотографировать? — сопящий англичанин ходил вокруг стола с открытым ртом и благоговейным трепетом. Внезапно тень сомнения отразилась на маленьком лице фотографа. — Вы знаете, вы не можете использовать мои снимки в коммерческих целях без моего разрешения.

— Эти фотографии делаются в целях обеспечения безопасности, и вы не можете продавать их без моего согласия, — отпарировал Джеф. — Конечно, если нас устроит качество, мы захотим устроить другую встречу.

Успокоившись, Дункан начал устанавливать свет. Зашумела аппаратура, раздались первые щелчки камеры. Он тщательно наводил резкость и регулировал свою фототехнику. Слишком тщательно, как выяснилось. К полудню были отсняты только талисманы.

— У меня только один день, — жаловался Джеф. — Нельзя ли поторопиться немного?

— Нет, если вы хотите получить качественные снимки, то нельзя, — надменно произнес Дункан. — Если вы хотели получить халтуру, вам следовало обратиться к Лемонту Я делаю либо первоклассную работу, либо никакую.

— Все это добро в четыре часа должно быть погружено в машину. Банк закрывается в пять. Я думаю, вы согласитесь, что в наших интересах к этому времени все отснять.

Дункан ничего не ответил, но после короткого ланча, его темп работы заметно ускорился. По порядку золотые предметы выплывали один за другим из ящика, ложились на черный бархат перед камерой: спереди, с боку с другого бока, сзади. И назад, в коробку.

Без десяти два Джеф сообщил терпеливым охранникам, что скоро должен появиться посетитель — красивая молодая леди.

— Никого другого не пускать, — предупредил он на тот случай, если она придет с экспертом.

Охранник поднял руку к кепке, давая понять, что указания ясны, и многозначительно посмотрел на своего товарища, но тот ничего не сказал. Он подошел к входной двери, и начал ждать.

Ровно в два часа появилась Кэти, одетая в головокружительную накидку, напоминающую монашескую сутану. Ее капюшон, обшитый по краю золотой нитью, был слегка накинут на голову. Золотые браслеты приятно позвякивали на ее запястье, и по три золотых кольца изящно покачивались в каждом ухе. Охранники из «Сенеки», затаив дыхание, не отрывая глаз, наблюдали, как она скинула накидку. Под ней Оказался черный шелковый костюм, великолепно подчеркивающий идеальную фигуру. На этот раз взгляды, которыми они обменялись, выражали мужскую зависть.