При, первом взгляде на нее у него перехватило дыхание и сжалось сердце. Когда он наконец вздохнул" огромная волна чувств прокатилась по его телу и двинулась от него к этому маленькому неподвижному существу. В этот момент Томас понял, что не сможет уйти, пока не заберет ее с собой.

— Можно мне ее потрогать?

— Конечно, — сказала медсестра, сгорбившаяся седая женщина, которая уже, наверное, была бабушкой и которую меньше всего волновала его известность. Она взяла его руку и просунула ее в отверстие.

— Положите сюда свою руку. Следите за проводами, они очень легко могут отойти, — она внимательно наблюдала за его действиями и одобрительно кивала. Через несколько минут она встала. — Пойду, выпью чашечку кофе. Можешь теперь побыть один, сынок.

Внутри прозрачной пластиковой камеры с излучающими тепло приборами, трубками капельниц, он дотронулся до крошечной ручки. С болью он осознал, что это маленькое слабенькое тельце вполне может уместиться на его шершавой ладони.

Доктор Гудин говорил, что ей ввели очень много лекарств, не один раз делали переливание крови. Ее тельце подергивалось и дрожало, маленькая грудная клетка поднималась с огромными усилиями и ротик застыл в немом крике. И Томас почувствовал, как она страдает. Он поднял ее ручку, но маленькие пальчики были не в силах цепляться за его руку. Она была слишком изможденная, чтобы двигаться. Слезы покатились из его глаз, Томас отвернулся и попытался взять себя в руки.

— Держись за меня, — чуть слышно шептал он и слезы текли по щекам. — Я здесь. Я никуда не уйду. Ты останешься со мной, слышишь? У тебя скоро все будет окей. Может быть я и не твой папа, но сейчас это не имеет значения.

Томас пробыл с ней столько, сколько ему разрешили, потом нашел врача и узнал, чего можно ожидать. Доктор Гудин опять был прямолинеен:

— Сейчас я даю двадцать пять процентов, что все будет хорошо. Может произойти сотня вещей. У нее чрезвычайно маленький вес при рождении и она вся исколота препаратами, — доктор на несколько секунд замолчал, а затем спросил:

— Возможно, ваша жена принимала лекарства для щитовидной железы?

— Этого я не знаю, — честно признался Томас. — Я уверен, что она принимала какие-то препараты для потери веса, но потом отказалась от них.

— К сожалению, все лекарства забирают силы, которые необходимы ребенку, чтобы бороться с инфекциями. Как я уже говорил вам раньше, нам приходится давать ей кислород. Есть риск, что она ослепнет, — доктор вздохнул. — Мы бы могли помочь, если бы знали, что принимала ваша жена. Это очень важно для ребенка. Послушайте, я не хочу пугать вас и не хочу давать преждевременной надежды. Мы сделаем все, что в наших силах.

Когда Томас зашел к Алисе, она спала. Ночная сестра сказала, что она вела себя спокойно. Сексон вздохнул с огромным облегчением, потому, что если бы Алиса произнесла сейчас хотя бы одно неверное слово — он не был уверен, что не удавил бы ее среди этих корзин и ваз с цветами.

Он добрался до телефона и позвонил своему агенту. Томас сообщил ему, что пока ничего не будет известно, он-на работу не придет.

— Подумайте, что можно сделать, чтобы спасти шоу. Наймите другого актера, пересмотрите соглашение. Мне на все наплевать, только сделайте что-нибудь.

Томас поехал домой, чтобы принять душ и побриться. Затем снова направился в больницу и сразу направился на пятый этаж. Он смиренно зашел в палату к Алисе.

Алиса уже проснулась и беседовала с хирургом.

— Скажите, шов исчезнет, или мне придется делать пластическую операцию?

— Мне кажется, что через несколько месяцев все должно изчезнуть. У вас очень светлая кожа и могут возникнуть небольшие трудности. Но я обещаю, что будет очень маленький шрам, — участливо говорил он ей.

Алиса увидела Томаса и тут же переменила тему разговора:

— Вы видели девочку? Правда она хорошенькая?

— У нее есть все пальчики на ножках и ручках, — заверил Алису хирург.

Томас пожал доктору руку и попытался вспомнить его имя. В этом хаосе Алиса потребовала своего личного хирурга. Мак Келвин.

— Мы очень признательны; доктор Мак Келвин, что вы пришли сегодня утром.

— Это мой долг, — скромно заметил хирург и посмотрел на часы. — Моя жена — огромная ваша поклонница. Она убьет меня, если я не возьму вашу фотографию с автографом.

— Я позабочусь об этом, —Томас одобрительно кивнул.

Доктор Келвин с благодарностью и немного растерянно улыбнулся и обратился к Алисе:

— Я загляну к вам позже. А сейчас меня ждут в операционной.

Томас закрьи дверь. Когда он повернулся, Алиса уже закрыла глаза.

— Она будет жить? — тихо спросила она.

— Пока не знают.

— Это не моя вина. Только не тверди мне, что я виновата.

— Мне нечего сказать тебе, Алиса. Я пришел узнать на каких таблетках ты сидела. У меня нет сейчас настроения выяснять с тобой отношения. Если врачи будут знать с чем имеют дело, то смогут помочь малышке.

Алиса ответила ему и он тотчас вышел из комнаты, чтобы все рассказать врачу ребенка.

Глава 20

Суббота, 2 апреля 1990 года

Джеф уехал в Лондон и без него Мэриел была, как без рук. Она жила ежедневными отчетами Ширли о состоянии Катерины Даны Сексон и всю прошлую неделю только и слышала «она держится» и «еще очень рано о чем-нибудь говорить». Она чувствовала себя виноватой за то, что этот скандал с фотогрфиями стал причиной преждевременных родов Алисы. И теперь Мэриел поняла, чем был вызван гнев Томаса. Шйрли упомянула номер палаты Алисы, на случай, если Мэриел захочет послать цветы. Движимая необходимостью увидеть Томаса, посмотреть как он держится, Мэриел поехала в клинику в Вествуде. Она пообещала себе, что просто остановится перед палатой Алисы и, если Сексон будет там, принесет свои поздравления и справится о ребенке.

Имея ввиду положение родителей, дежурный не выдавал информацию о здоровье ребенка. Мэриел на лифте поднялась на пятый этаж и нашла комнату 505.

— Она выписалась пару часов назад, дорогая. Вы родственница? — высокая сияющая медсестра с приятными чертами лица улыбнулась и посмотрела на ее животик:

— Четыре месяца?

— Пять с половиной.

— Вы очень хорошо выглядите. Мне бы тоже хотелось иметь такой аккуратненький животик, —медсестра еще раз улыбнулась Мэриел.

— Как здоровье малышки? Она уже скоро будет дома?

— Нет, дорогая, это сложный случай. Она все еще находится под интенсивным наблюдением. Я слышала, девочка еще побудет здесь, —медсестра внимательно посмотрела на Мэриел. — Вы подруга его или ее?

— Его.

— Я так и подумала, — медсестра оценивающим взглядом окинула молодую женщину.

— У него есть подруги и я одна из них, — Мэриел начала сердиться.

— О, я не сомневаюсь в этом, — добродушно ответила медсестра. — Все время, пока миссис Сексон была здесь, я видела только его друзей.

Мэриел медленно тронулась в обратный путь. Медсестра шла рядом с ней.

— Да, действительно, он самый красивый белый мужчина, — медсестре явно хотелось поговорить о Сексоне. — Впрочем, он красив для любого цвета. Он бы мог поставить свои ботинки и под мою кровать, — улыбнулась она своей непристойной шутке.

Мэриел смогла ответить ей только смущенной улыбкой. Ее мысли сейчас были далеко.

— Они у малышки?

— Сексон сидит там. С тех пор как родился ребенок, он не покидал клинику. А его жена уехала домой, — медсестра неодобрительно поджала губы. Остановившись перед дверью в палату, она наклонилась к Мэриел и тихо сказала:

— Девочка находится внизу, дорогая. Но вам нельзя туда входить без разрешения родителей, — кивнув головой на прощание, медсестра исчезла за дверью.

Погруженная в мысли, Мэриел продолжала медленно идти по коридору к лифту. Одно дело — . навестить Алису в больничной палате. Совсем другое — если она будет пытаться проникнуть к девочке.

Мэриел вернулась на первый этаж и нашла кафетерий. Она купила себе чашку горячего шоколада, приготовленного в микроволновой печи. В сотый раз Мэриел пыталась собраться с мыслями. Возможно, это и лучше. Появиться без приглашения, когда он, возможно. устал… У него нет оснований быть снисходительным к ней.

Она уже допивала горячий шоколад, как вдруг женщина, сидевшая напротив нее открыла от изумления рот и толкнула соседку:

— Это он. Я же говорила тебе, что ребенок еще здесь.

Мэриел не смогла удержаться. Она обернулась и встретилась с темными глазами Томаса. В джинсах, в серо-зеленом свитере, он держал в одной руке уже пустую чашечку из-под кофе, а в другой — газету. Как только Сексон увидел Мэриел, он тут же изменил направление и подошел к ее столику. Две женщины, затаив дыхание, ловили каждое слово.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он уставшим, слегка охрипшим голосом. Томас похудел; осунувшееся лицо, с кругами под глазами, заросло щетиной. Тем не менее, он, как всегда, выглядел беспечным. Сердце Мэриел готово было вырваться из груди.

— Ширли мне рассказала о малышке и я подумала, что… это касается и меня, — Мэриел не понимала, что она говорит. — С ней все будет хорошо?

Томас сел на стул рядом с ней, в руке он все еще держал стаканчик.

— Кажется, я выпил кофе, — он выбросил стаканчик и устало поднялся. — Я иду вниз…

Мэриел сидела не поднимая глаз, но чувствовала, что Томас пристально смотрит на нее.

— Ты не хочешь взглянуть на девочку? — предложил он.

— С удовольствием.

— Мы молимся за вас, — сказала одна из женщин. Сексон кивнул ей в знак благодарности. Мэриел вышла из-за стола и Томас перевел взгляд на ее живот. Но он ничего не сказал и ей не хотелось нарушать тишину. Мэриел тихо радовалась тому, что может быть рядом с любимым.

Они дважды вымыли руки перед тем, как надеть маски и халаты. Мэриел прошла вслед за Томасом в реанимацию и он подвел ее к ярко освещенному кувезу. У Мэриел сердце сжалось при виде крошечного ребенка. Девочка лежала с закрытыми глазками, к ее маленькому тельцу были протянуты проводки… Бойс Джеймсон, еще неродившийся малыш был больше. От этой мысли у Мэриел закружилась голова.