Пожилой священник прогуливался с Мэриел вокруг скромной церкви, выстроенной из обтесанного гранита и блоков из гальки. Грубые камни, освещенные лучами полуденного солнца, придавали этому дню необычный колорит.

Во дворе церкви располагалось множество старых могил. Дождь и ветер за многие столетия стерли надписи с нагробных камней. Некоторые, едва различимые, относились к началу восемнадцатого века. Сейчас прихожане хоронили среди величественных вязов и кленов. Их кроны отбрасывали тень на вековые камни, а гигантские корни за два столетия глубоко ушли в землю.

Среди надгробий Мэриел нашла могилу Джеймсона Вудза. Он не был погребен рядом с женой — Маргарет Вудз умудрилась быть похороненной между родителей. Мисс Мак Клири поставила с каждой стороны надгробного камня Джеймсона по горшку с пионами.

— Мне бы очень хотелось, чтобы их здесь посадили.

— Да, хорошо, я прослежу за этим, — казалось священник был доволен ее поступком. — Не могу сказать, чтобы я одобрял отношение Маргарет к отцу, но она жила с ним, заботилась о нем до самой смерти. Мне кажется, это говорит в ее пользу, — сказал он отсутствующе.

Мэриел воспользовалась моментом и про себя произнесла молитву своему прадедушке, искренне благодарная за его подарок, о котором он даже не подозревал.

— Вы его знали, отец?

— Не очень хорошо, — священник задумчиво нахмурил брови. — Он так редко посещал нас и никогда не присутствовал на службе. Тогда за могилами ухаживал отец Грейстоук. Они очень много времени проводили вместе, но его не стало два года назад. Это очень печально.

Мэриел внимательно смотрела на серую могильную плиту, под которой покоился ее прадед. И чтобы продолжить разговор Мэриел спросила:

— Кто сейчас за ними ухаживает?

— Джеймсон очень серьезно относился к внешнему виду могил. Могила Мак Кафферти требует большого ухода и, конечно, могила Элизабет, она была похоронена здесь шестьдесят лет назад. А потом он сам и его дочь. Так, что приходится ухаживать за четырьмя могилами.

Потребовалась минута, чтобы осмыслить сказанное.

— Извините, отец Дернинг, вы сказали, что здесь есть могила Мак Кафферти?

— Да. Много лет.

— Можно мне посмотреть? — Мэриел оживилась, как ребенок.

— Конечно. Она вон там, — он повел ее к известняковой постройке с железными воротами. Мэриел увидела склеп и на его стене полустершуюся надпись: «По мере необходимости этот памятник и могила должны быть покрашены и отремонтированы, чтобы душа Билли Мак Кафферти покоилась в мире».

Она бегло прочитала эту необычную надпись. Могила для человека, похороненного в море более чем сто лет назад. И не обычная могила с надгробием, а склеп, возвышающийся над землей, огражденный воротами, чтобы не проникал туда любопытный взгляд. Ей стало интересно.

— Можно мне посмотреть, что там внутри?

— Да, конечно.

Священник открыл ворота и железные засовы заскрипели. Он прочитал молитву и распахнул мощную деревянную дверь, рассохшуюся от времени.

— Если вам что-нибудь понадобится, я буду у себя в доме.

— Спасибо, отец, — она вошла во внутрь сырой с запахом плесени постройки. В центре воздвигнутый на постамент из черного мрамора, стоял дубовый гроб Билли Мак Кафферти. Мрачные железные подсвечники с массивными свечами, фитили которых обуглились, как стражи, стояли по обеим сторонам гроба. От выхода из склепа к гробу вели запылившиеся отпечатки ног.

Джеймсон Вудз умер в 1945 году. Должно быть, после его смерти сюда больше никто не заходил. Пыль лежала толстым слоем по всей комнате и тусклое строение без окон производило мрачное и унылое впечатление.

Ее глаза привыкли к слабому свету и Мэриел, вздохнув, принялась рассматривать шаги последнего человека, входившего сюда. Огромные, с квадратными мысами следы ее прадедушки. Внезапно она представила его себе: высокого роста, с медлительной от преклонного возраста походкой, один, рядом со своим бывшим приятелем, Билли Мак Кафферти. Что произошло между ними? Почему Вудз соорудил для своего друга эту гробницу?

Мэриел внимательно рассматривала это маленькое помещение. Места хватало только для постамента и гроба, и, по ее мнению, здесь не было ничего лишнего. Рядом с ними ютился маленький, не больше косметички, кожаный и от времени покрытый плесенью, сейф, отделанный позеленевшей медью. Она осторожно прошла к постаменту, оставляя отпечатки своих ног рядом со следами Джеймсона Вудза и, склонившись над сейфом, стала его рассматривать.

Она достала маленький медный ключ, завернутый в черный платок Томаса Сексона. Он легко повернулся и открыл замок. Тяжелая крышка сейфа со зловещим скрипом открылась.

Внутри него лежало несколько завернутых в промасленную бумагу, неиспользованных свечек. Они были точно такие же, как и те, что стояли возле гроба. Там же Мэриел нашла и коробок серных спичек. Она зажгла спричку и осторожно запалила одну из свечей у постамента. При мерцающем свете молодая женщина вернулась к поискам.

Среди разнообразных бумаг она обнаружила монету и потрескавшийся кожаный сверток. Он был очень хрупким, но достаточно крепким. На развернутом пергаменте открылись чернильные буквы: «Если я помру, мое золото будет принадлежать Джеймсону Вудзу, если он пообещает сделать мне хорошую магилу. Заверено моей рукой. Февр. 1874. В. Мак Кафферти».

Значит было золото. Мэриел представила себе ужасный облик Билли Мак Кафферти в его последний час на корабле: он умирал от желтой лихорадки. Ее воображение рисовало его пугающие похороны и рядом другого мужчину, свидетеля последней воли друга — своего прадеда. Он сдержал обещание.

— Я думаю, это и есть та самая хорошая могила, — прошептала она и слова эхом разнеслись среди темных каменных стен. Положив аккуратно сверток на крышку и, поставив рядом свечу, Мэриел продолжала исследовать документы внутри сейфа. На самом верху груды бумаг лежал маленький дневник в кожаном переплете. А под ним крошечный портрет красивой женщины — миниатюра в серебряной, слегка потускневшей оправе, и размером не больше американского доллара. Мэриел осторожно положила ее рядом со свертком на крышку. Когда она потревожила тайник, бумага, лежавшая в нем стала рассыпаться на кусочки.

Мэриел зажгла свечу поменьше, поднесла ладонь к Пламени, чтобы не капал воск и нагнулась ближе к самому верхнему листу. Это был чек от продажи «Золотых предметов Кумаси». Дата просматривалась очень смутно и хрупкие края были настолько обтрепаны, что страшно было брать его в руки. Следующий документ был датирован декабрем 1937 года. Годы войны в Европе. Война, на которую был призван и ее дед Олдем.

Мэриел задула маленькую свечу и перед тем, как закрыть сейф, положила ее во внутрь. Потом намочила Пальцы и затушила свечу на постаменте. Она вышла из склепа так же осторожно, как и вошла. Теперь в пыли остались и ее следы.

Выйдя из гробницы, Мэриел нашла отца Дернинга у себя дома. И показала ему кожаный пергамент из сейфа, дневник, миниатюрный портрет и замысловатый ключ.

Они связались по телефону с Ретигом Бернсайдом. Он заверил, что в записях отца Грейстоука ясно сказано, что содержимое склепа является собственностью Джейм-сона Вудза. После недолгих переговоров священник вернулся с ней в склеп, осторожно поднял сейф со своего привычного пыльного места и отнес его в ожидавшее такси.

В эту ночь в отеле Мэриел первым делом рассмотрела лицо на миниатюре, потом несколько часов посвятила чтению дневника Элизабет Вудз. Этой грустной, странной и трагической истории семьи ее прадеда.

«Мое сердце и душа мертвы. Мой сын ушел. Погас огонь моей жизни и я не знаю, как мне пережить это. Пусть она сгорит в аду, за то, что заставила пойти отца против сына, которому едва исполнилось семнадцать лет. Прошлой ночью они устроили из-за нее драку и я боюсь, что никогда больше не увижу Бойса. Если гак случится, я клянусь своей жизнью, никогда не прощу этого Джеймсону. Никогда».

Этот отрывок был написан шестого апреля 1895 года. На следующих страницах она обвиняла какую-то женщину по имени Лилия Фоксвози. Как только она прочитала это имя, что-то заставило ее остановиться. Было какое-то странное совпадение" ведь в ее имени тоже есть Лилия.

Она продолжала чтение дневника. Редкие дни надежды, перемешивались с отчаянием. Элизабет искала сына. Наконец, из Америки пришло письмо. И согласно записям в дневнике, Бойс отказывался, несмотря на ее письменные уговоры, вернуться домой. О Маргарет почти не упоминалось в дневнике, как будто дочери Элизабет не существовало.

С огромными перерывами в несколько месяцев, а иногда и лет, Элизабет, страница за страницей описывала свои гневные подозрения, что Джеймсон все еще продолжает «встречаться с этой шлюхой», что она не верит его оправданиям. И вот в апреле 1908 года радостная Элизабет писала «Шлюха ушла. Мои молитвы услышаны и она ушла и? моей жизни. Маргарет понимает, почему мне пришлось отдать ей свои деньги. Наконец-то я обрету покой».

Дневник заканчивался трагической записью, датированной тридцатого декабря того же года: «Он женился на этой шлюхе. Выродок моего мужа носит его имя. У меня нет сына. У меня нет жизни».

Мэриел пыталась отнести слова из дневника к лицу, изображенному на портрете, но так и не смогла. Наконец она отложила все в Сторону и заснула.

Следующим утром, боясь опоздать на самолет, Мэриел спешно уложила сейф в картонную коробку и добилась разрешения взять ее с собой в самолет. Но как только она оказалась на борту лайнера, ее уже ничто не могло удержать от воспоминаний о Томасе и об их прекрасной ночи. И о ребенке, которого она так хочет…

Мэриел смотрела вниз, на тень самолета, пролетавшего над огромными сверкающими ледяными глыбами острова Баффин. Он приближался к Калифорнии и к нему. «Я хочу услышать это от тебя, Томас, — сказала она про себя. — Если ты любишь ее, я хочу услышать это от тебя. И тогда я примирюсь со своей жизнью».

Все было решено и она заснула.

Глава 12