Джейми жалобно кричал:

— Прости меня, Лисса!

— Возьми трубку и поговори с мамой, — услышала я голос Дианы из глубины комнаты, звучащий решительно и по-деловому. — Она ждет, чтобы поздороваться с тобой, дорогая. Давай поговори с мамой, Лисса, категорическим тоном скомандовала моя свекровь.

Через мгновение тоненький несчастный голосок послышался в трубке:

— Мамочка, Джейми убил мою рыбку. Бедная маленькая рыбка.

— Нет, я не убивал! — что есть силы закричал Джейми.

— Не плачь, дорогая, — попыталась с успокоить Лиссу. — Я уверена, что твоя золотая рыбка не умерла. Я убеждена, что она жива и здорова у Нэнни в стакане с водой. Как получилось, что ваза разбилась?

— Это Джейми ее разбил! Он стучал по ней ложкой, и вся вода вместе с моей маленькой рыбкой вылилась из нее.

В глубине комнаты Джейми снова закричал:

— Прости меня!

Лисса сказала:

— Он сильно стучал, мамочка. Он плохой, он хотел напугать Свеллен.

— Свеллен? — переспросила я. — Что это за имя?

— Это означает Сью-Эллен, — продолжила уже Диана, взяв трубку у моей дочери. — Я подозреваю, что ваза была уже с трещиной, Мэл. Во всяком случае, рыбка жива и плещется, я хотела сказать, плавает в одной из твоих кастрюль из пирекса. Позже я куплю для нее вазу в зоомагазине, там же, где я вчера купила эту рыбку. И тогда она будет совсем счастлива.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, и незачем покупать новый аквариум, — сказала я. — У меня в шкафу, где я держу посуду, есть подходящая ваза для рыбки.

— Спасибо за совет, Мэл. Джейми хочет с тобой говорить.

Трубку взял мой сын.

— Мам, я не нарочно это сделал, честно. Я не делал этого! Я не делал! — закричал он.

— Нет, ты сделал это! кричала Лисса.

Должно быть, она стояла сзади Джейми, я очень ясно ее слышала.

— Я уверена, что ты не хотел ее разбивать, дорогой, — не повышая голоса, ответила я. — Скажи Лиссе снова, что ты сожалеешь, и поцелуй ее. Тогда все будет в порядке.

— Хорошо, мам, — пробормотал мальчик.

Поскольку в его голосе все еще слышались слезы, я попыталась его успокоить.

— Я люблю тебя, Джейми.

— Я тебя тоже люблю, мам, — ответил он более бодрым голосом, и трубка со стуком упала на стол.

— Джейми, попроси Нэнни подойти к телефону! — воскликнула я и повторила это несколько раз, но безрезультатно.

Я уже собиралась повесить трубку, когда Диана, в конце концов, снова взяла трубку.

— Я думаю, снова наступил мир, — со смехом сказала она. — О, Боже, мне кажется, я поспешила, Мэл!

Хлопнула дверь, затем послышался лай Трикси.

— По-моему, Дженни вернулась с прогулки с собакой, — сказала я.

— Совершенно верно. И мне лучше пойти готовить завтрак для нашей маленькой компании, а затем собираться в музей. Серьезно, Мэл, они совсем помирились. Они поцеловали друг друга, а Сью-Эллен благополучно плавает в новой вазе. — Она снова засмеялась. — Я уже забыла, что такое общество шестилетних. А может быть, я просто стара, чтобы с ним управляться.

— Вы стары! Никогда! И как вы помните, их маленькие размолвки никогда не длятся долго. Вообще-то они очень дружат, как большинство близнецов.

— Да, я это знаю.

— У меня куча домашних дел, Диана, и я должна за них приниматься. Поговорим вечером. Желаю удачного дня.

— Конечно, поговорим, и не слишком загружай себя, Мэл, дорогая. Пока.

Пока моя рука все еще лежала на трубке, я задумалась о моей свекрови.

Диана была нежной и заботливой женщиной, способной по-настоящему любить, и мы всегда сожалели, что она не вышла замуж после смерти отца Эндрю в 1968 году, когда она была еще молодая — ей было только сорок восемь лет. У Майкла Кесуика, ничем никогда не болевшего, внезапно случился инфаркт, ставший для него фатальным.

Майкл и Диана, которые были рядом из Йоркшира и после университета переехали жить в Лондон, были влюблены друг в друга с детства. Они рано поженились, и Эндрю родился через два года после свадьбы. Это был идеальный брак вплоть до дня безвременной смерти Майкла.

Однажды Диана сказала мне, что она мало встречала в жизни настоящих мужчин, и никто из них не мог сравниться с Майклом.

— Зачем довольствоваться вторым сортом? — сказала она мне как-то во время одного из наших доверительных разговоров.

В другой раз она сказала, что, скорее, предпочитает оставаться одна, чем иметь дело с мужчиной, который не отвечает ее требованиям, проигрывает при сравнении с Майклом.

— Я бы все время мысленно критиковала его, и это было бы несправедливо по отношению к бедняге, — сказала она. — Оставаясь одна, я независима, сама себе хозяйка и, следовательно, делаю, что хочу и когда хочу. Если мне взбредет в голову, могу приехать в Нью-Йорк, чтобы повидать вас. Могу работать допоздна все дни недели, если я этого захочу, и могу уехать в Йоркшир, когда пожелаю. Или внезапно отправиться во Францию для закупок антиквариата. Я не должна ни перед кем отчитываться, я независимый, самостоятельный человек, и поверь мне, Мэл, мне так действительно лучше.

В тот день я ее спросила, был ли Майкл ее единственной любовью, или же она еще влюблялась. Она пробормотала что-то и отвернулась. Заинтригованная тем, что она покраснела, хотя и совсем слегка, и быстро замолчала, я не стала настаивать и повторять свой вопрос. После мгновенного колебания она снова повернулась ко мне лицом. Она посмотрела мне в глаза, и я еще раз оценила ее честность и прямоту, на которые и рассчитывала. С ней всегда было понятно, как себя вести, и это было важно для меня.

Очень медленно и очень мягко она сказала:

— Единственный человек, которым я хоть как-то серьезно интересовалась и к которому меня сильно влекло… не свободен. Очень давно разошелся с женой, но не разведен. Бог знает, почему. А это нехорошо. Я имею в виду, что для меня было бы невозможно иметь связь с мужчиной, который по закону связан с другой женщиной, хотя в настоящее время и не живет с ней. На самом деле, это неприемлемо и не имеет будущего.

Она немного ссутулилась и покачала головой:

— Много лет назад я пришла к выводу, что мне гораздо лучше жить одной, Мэл. И что бы ты ни думала, я счастлива. Я в полном согласии сама с собой.

Тем не менее, мне иногда приходило в голову, что у Дианы бывают моменты глубокой грусти, острого одиночества. Но Эндрю со мной не согласен.

— Только не у мамы! — воскликнул он, когда я впервые поделилась с ним своими мыслями. — Она занята больше, чем балерина, которой одной приходится танцевать все партии в «Лебедином озере». До шести она работает у себя в антикварном магазине, составляя каталог антикварных товаров и управляя своим персоналом; то и дело она летает в Париж, чтобы купить мебель или картины по первому сигналу. Я не говорю уже об обедах и победах над роскошными клиентами, а также о заботах о нашем семействе. А еще ее жизнь в Йоркшире — она всегда спешит туда, чтобы убедиться, что старинное имение не развалилось. — И многозначительно покачав головой, он заключил: — Маме одиноко? Никогда. Она последний человек на свете, который почувствует себя одиноким.

И тут я подумала, что, быть может, она всегда так безумно занята, чтобы не замечать своего одиночества, а может быть, даже смягчить его. Но этого я не сказала Эндрю. В конце концов, он ее сын, ее единственный ребенок, и он должен ее лучше знать. И все же за эти годы я замечала временами на лице Дианы тоскливое выражение, тень печали в ее глазах. Может быть, тоска по Майклу? Или по той любви, которая была ей не вполне доступна? Я не знала, и у меня никогда не хватало духа об этом с ней заговорить.

Я подскочила в кресле, когда Нора внезапно влетела в мой кабинет. Испуганно выпрямившись, я в изумлении глядела на нее.

— Извините, что опоздала, Мэл! — воскликнула она, падая в кресло напротив моего письменного стола.

Несмотря на изящную фигуру и маленький рост, ей удавалось производить много шума.

— Уф-ф! Ну и жара сегодня! Настоящее пекло! — Она энергично обмахнулась ладонью и улыбнулась мне.

Глаза ее широко раскрылись, когда она увидела выражение моего лица.

— О, простите, я вас испугала, когда вошла?

Я кивнула головой.

— Испугали. Но, надо заметить, что я была за тысячи миль отсюда. Грезила.

На лице Норы появилось недоверчивое выражение. Сузив глаза, она издала короткий смешок.

— Грезили! Только не вы, Мэллори Кесуик! Вы были стали это делать в последнюю очередь. Вы же вечный двигатель. Я никогда не видела, чтобы вы прохлаждались хотя бы минуту.

Ее слова меня позабавили, но я ничего не сказала.

Поднимаясь, я сказала:

— Как насчет стакана ледяного чая перед тем, как мы начнем приводить в порядок дом перед праздниками?

— Хорошая мысль, — ответила она, немедленно вскакивая и направляясь к выходу из кабинета. — Когда я ехала сюда, я не остановилась на рынке. Лучше купить овощи и фрукты завтра, Мэл. Они лучше сохранятся к барбекю[1] в понедельник.

— Ты права. Послушай, вы с Эриком придете? Вы мне толком и не ответили.

Она покачала головой, посмотрела на меня через плечо и утвердительно кивнула.

— Мы бы хотели; спасибо, Мэл, что вы включили нас в список гостей. Вы очень добры.

— Не говорите глупостей, вы с Эриком — часть нашей семьи.

Она ничего не сказала, просто прошла в кухню, но на ее лице бродила довольная улыбка, и я знала, что она была счастлива, что я еще раз ее пригласила, не довольствуясь ее прежним отрицательным ответом.

Норе было около сорока лет; это была изящная женщина-эльф с необычными преждевременно поседевшими волосами, с умным, но забавным лицом и серебристо-серыми глазами. Последние полтора года она исполняла функции моей помощницы, почти сразу после нашего переезда сюда, а ее муж, Эрик, который работал на местном лесном складе, делал всякие плотницкие и прочие работы для нас в свои выходные дни. Они были женаты около двадцати лет, у них не было детей, и оба они баловали «ужасных близнецов», как я иногда в шутку называла Лиссу и Джейми.