Эмма Чейз - Все смиренно

Я вхожу в нее жестко, так глубоко, как только могу. Спина Ди дергается на кровати, и она кричит:

— Да! Пожалуйста… да.

Медленно, я выхожу, до тех пор, пока в ней не остается лишь головка, потом толчком вхожу обратно, делая бедрами круговые движения, потираясь об ее клитор, когда погружаюсь в нее по самые яйца.

Это чистой воды наслаждение — первобытная страсть, голод на уровне инстинкта.

Я держу ритм, который так нужен Ди, с каждым толчком трахая ее до потери сознания. До тех пор, пока она не начинает тянуться ко мне, умоляя о том, чтобы я был быстрее. Накрываю ее своим телом, и она обвивает меня своими руками за шею, целуя меня в губы, когда я с яростью вхожу в нее.

Она прижимается щекой к моей щеке, когда кончает — глаза закрыты, кричит мое имя снова и снова, просто феноменальный звук, который я никогда не забуду. И когда ее оргазм сжимает мой член, я тоже кончаю — и мой оргазм такой сильный и долгий, я просто уверен, что отключился нахрен.

Это невероятно. Потрясающе. С легкостью могу назвать это самым замечательным сексом в моей жизни. И пока я все еще внутри нее, прежде чем мое сердцебиение успевает ослабнуть, я понимаю, что Ди Уоррен не похожа ни на одну женщину, из которых я встречал.

После того, как мы отдышались, Долорес поднимается и исчезает в ванной комнате, потом, спустя несколько минут выходит в шелковом разноцветном узорчатом халате. Я хватаю с пола свои штаны, выуживаю из кармана пачку сигарет, и спрашиваю ее:

— Не возражаешь?

Она открывает окно, потом вытаскивает наполовину скуренный косяк из деревянной шкатулки, что стоит на ее туалетном столике. Она поднимает его вверх.

— Делай, что хочешь.

Кладу голову на одну согнутую руку и закуриваю. Ди скользит в кровать рядом со мной, ставя пепельницу на мою грудь, и затягивается травкой. Халат ее распахивается, обнажая ее великолепную грудь с пирсингом. Я выпускаю клубок дыма и провожу пальцем по колечку.

— Откуда это у тебя?

Она глубоко затягивается, ее губы обволакивает дым, когда она говорит:

— Помнишь, я тебе рассказывала, как мы вместе выросли с Билли и Кейт?

Я киваю.

— Билли — самый младший, но только на несколько месяцев. Когда ему исполнилось двадцать один, празднуя, мы вдрызг напились. Кейт и Билли сделали тату. Я пирсинг.

Я слегка тяну за колечко, прикасаясь к нему, и проверяя его, словно ребенок с новой игрушкой в рождественское утро.

— Это чертовски сексуально. Но мне любопытно, почему ты не сделала себе тату?

Она тушит бычок в пепельнице.

— Тату — это надолго. А я не люблю, чтобы что-то было на моем — или в моем — теле, от чего я не могла бы избавиться.

Я тушу свою сигарету и убираю пепельницу на прикроватную тумбочку. Потом поворачиваюсь на бок, лицом к Ди-Ди.

Она опускает руку ниже и обхватывает своими пальчиками вокруг моего члена, большим пальцем поглаживая крайнюю плоть.

— А у тебя откуда это? Я думала, всем католикам делают обрезание?

— Думаю, это Иудаизм.

Потом объясняю:

— Я родился слабым — нечего страшного, но достаточно, чтобы моя мать переживала обо всем, что могло бы доставить ненужные проблемы.

По какой-то безумной причине, мои родители решили, что через обряд обрезания я пройду, когда стану сильным, здоровым мужчиной. Я не позволю — никогда — скальпелю приблизиться к своему члену, если от этого не будет зависеть моя жизнь.

А, может, даже и тогда не позволю.

Да, на случай, если вам интересно, было несколько девчонок в старших классах, которые слегка… сомневались на счет того, как все пройдет с неподрезанным членом. Но стоило им лишь попробовать, и понять, что это работает так же, как и все остальные модели, это пользовалось большим спросом.

Она продолжает водить рукой по всей длине, пока я не становлюсь твердым и горячим в ее руке. Потом она смотрит вниз и говорит:

— Мне нравится. Он милый.

Хватаю Долорес за бедра, перекатываюсь на спину и понимаю ее над собой, так что, она оказывается сидя на мне верхом.

— Да уж, теперь у тебя официально проблемы с прилагательными. Это киски милые, но не пенисы.

Ее халат полностью распахивается, и я облизываю свой большой палец, а потом прижимаю его к ее клитору, чтобы показать ей, какой милой я считаю ее киску. Охрененно шикарной.

Ди начинает с хихиканья, но заканчивает стоном с придыханием.

— Просвети меня. Какие прилагательные подходят для такого мужественного могущественного члена?

Ее бедра повторяют движения моего пальца, который вращается по кругу.

— Могущественный — хорошее начало. Жуткий тоже подойдет. Сильный, впечатляющий — всегда выигрывают.

Я начинаю вращать пальцем сильнее. Она движется быстрее. И бормочет:

— Учту на будущее.

Потом она прикусывает губу и смотрит мне прямо в глаза.

— Люблю трахаться, когда я под кайфом.

Она поднимается выше на своих коленях.

— У меня такое чувство, что я тоже это полюблю.

— Черт, это было замечательно, — восклицает Ди в подушку, куда она только что уткнулась своим лицом.

Стоя на коленях позади нее, я стягиваю презерватив номер два и падаю рядом с ней.

— Это да!

Поза раком никогда не разочаровывает.

Она поднимает голову и смотрит на часы.

— Черт. Через четыре часа мне надо вставать на работу.

Чтобы вам было ясно — это намек на то, что мне пора уходить. Это такой способ сказать Спасибо за секс. Прощай. Большинство моих девиц на одну ночь не для ночевки вместе. Только если я не уставший в конец, я предпочитаю спать в своей постели.

Я встаю и начинаю одеваться. Застегиваю штаны, но все еще без рубашки, говорю Ди:

— Я сегодня отлично провел время.

Она переворачивается на спину, даже не пытаясь скрыть свою нагую прелесть.

— Я тоже.

Мой взгляд гуляет по ее блестящей от секса коже, задерживаясь на соске с пирсингом, который молит о том, чтобы с ним поиграли еще.

— Я хочу увидеться с тобой снова.

Ди улыбается.

— Хочешь сказать, что хочешь трахнуть меня снова.

Натягиваю на себя рубашку и признаюсь:

— Малыш, это само собой, — подбираю с пола пачку сигарет и запихиваю ее в карман. — Я тебе позвоню.

Она отвечает коротким смешком и закатывает глаза. Берет шелковый халат и встает рядом со мной.

— Что? — спрашиваю я, слегка смущаясь.

Она надменно качает головой.

— Тебе не обязательно это делать. Я не та женщина, которой ты должен давать обещания, которые ты не собираешься сдержать. Было весело, давай так это и оставим. Если больше никогда тебя не услышу, это нормально.

Не такой реакции я ожидал от женщины, которую подверг множественным оргазмам за последние несколько часов. В большинстве случаев они просят проверить мой телефон, чтобы убедиться, что их номер сохранен у меня в контактах. Требуя подробностей — дату и время, когда их телефон будет звонить.

Отношение Ди — что-то новенькое. И интригующее. И определенно вызывает интерес.

Когда мы идем по ее коридору, я настаиваю:

— Это было бы ужасно… вот только, ты услышишь меня опять.

Она хлопает меня по плечу.

— Конечно. Но если для тебя это не имеет никакого значения, я тоже не собираюсь ждать, затаив дыхание.

Убираю ее руку со своего плеча и целую ее пальцы. Она смотрит на меня. А потом улыбка на ее лице сменяется… удивлением. Тоской.

— И не нужно, — подмигиваю я, — просто жди, сидя у телефона.

Потом она снова улыбается. Открывает дверь, но прежде, чем переступить порог, я наклоняюсь ближе и целую ее в щеку.

— Спокойной ночи, Ди.

Ее ладонь накрывает то место, к которому я только что прикоснулся губами. А ее медовый взгляд встречается с моим. Со слабым оттенком печали в голосе, она говорит:

— До свидания, Мэтью.

Когда она закрывает за мной дверь, я жду, когда щелкнут все замки на ее двери. Потом я иду домой, чтобы хорошенько выспаться.

Вечером в четверг в отеле Waldorf Astoria Университет Колумбия проводит благотворительный ужин. Как правило, я просто посылаю чек и пропускаю ужин. Но Александра — одна из организаторов, так что присутствие в обязательном порядке. Хотя воспитание Маккензи — это полный рабочий день, Александра всегда стремилась к работе и выполняла кучу всяких дел. Как и многие женщины в ее положении — сидящие дома Манхэттенские мамаши с кучей денег — ей хочется отдавать себя обществу. К тому же, мне кажется, что благотворительная деятельность помогает чувствовать ей связь с внешним миром, когда ее повседневная жизнь превратилась в черную дыру из мультиков, бус из макарон и детских праздников, которые с легкостью могли бы превратить ее исключительные мозги в кашу. Стивен говорит, что она намного сговорчивее, когда планирует какое-нибудь событие, но когда наступает непосредственно день Х, она обычно становится раздраженной. Сучкой… если хотите.

Я вас предупредил.

Я стою рядом с Дрю и Лекси, разглядывая элегантно украшенный зал, заполненный смокингами и коктейльными платьями, которые надеты на выпускниках университета Колумбия. Кажется, это будет успех — полно закуски, выпивки, повсюду разговоры и смех. Несмотря на ее спокойный вид, взгляд Александры бегает по всему залу с точностью, как у опытного снайпера, сканируя потенциальную мишень.

— Можно мне уже пойти? — спрашивает Дрю свою сестру.

— Нет, — и по тому, как она выплевывает эти слова, я понимаю, что Дрю спрашивает об этом не в первый раз. — Это вечеринка — ешь, пей, тусуйся.