Эмма Чейз - Все смиренно

— Нет, посмотри на них.

Она показывается на латиноамериканскую пару, которые выглядят на все восемьдесят, с идеальной синхронностью катятся, держась за руки.

— Разве это не мило? Вот чего я хочу, когда постарею.

Они выглядят… счастливыми. Уставшими, немного отрешенными, но абсолютно довольными друг другом. Наверно, это здорово быть с кем-то, кто знает тебя также хорошо, как и себя — и в конце дня, все еще хочет пойти покататься с тобой на роликах.

— Стать таки же в старости было бы хорошо. Но быть Хью Хефнером было бы лучше.

Ди закидывает голову назад и смеется. А потом соглашается со мной.

* * *

Позже, Долорес делает перерыв, садясь на скамейку, пока я покупаю содовую в баре с закусками. Когда я ковыляю назад, то вижу, как к Ди подкатывает мальчишка с ухмылочкой на лице и бейсболкой одетой задом наперед. Физически, он выглядит лет на двенадцать — но его поведение тянет на более старшего.

И говорит он как Джоуи Триббиани.

— Эй, детка, как у тебя дела?

Ди улыбается.

— У меня дела отлично, спасибо.

— А как насчет того, что ты и я — покатаемся в паре?

Прежде чем она успевает ответить, я уже рядом, передаю ей содовую, и отвечаю за нее.

— Следующий в паре с ней я, малыш. Отвали.

Его маленькие хулиганистые глаза осмотрели меня с ног до головы. Потом говорит Ди.

— Скоро тебя затошнит от этого быка и тебе захочется попробовать молоденького бычка, я буду там, — он показывает пальцем в сторону зала с игровыми автоматами, которые стоят вдоль стены, а потом уезжает.

— Что это за хрень еще?

Долорес усмехается.

— Вот именно таким я тебя и представляю, когда ты был ребенком.

Я пожимаю плечами.

— Ну, почти. Я был не таким беспардонным, и более привлекательным.

— Ну, может, это ты так думал, — говорит она, а потом делает глоток воды.

И из колонок доносится голос ДиДжея.

— Следующее катание только по парам… и у нас тут посвящение.

Я наблюдаю за ее реакцией. Вожидании.

— All I Want Is You от U2 посвящается Ди от Мэтью.

Она выпучивает глаза и прикусывает нижнюю губу — от удовольствия и с трепетом — потому что ничего такого она не ожидала.

Я поднимаюсь и предлагаю ей руку.

Ди немного качает головой, а потом улыбается мне.

— Ты только что исполнил мою мечту тринадцатилетнего возраста.

Она поднимается и сладко меня целует. Потом держит меня за руку, и мы катимся по полу. И слава Богу — я не падаю. Свет приглушенный так, что только разноцветные лампочки отражаются на полу. Из колонок поет Боно, а я и Ди улыбаемся друг другу, пока катимся вместе. И это смешно и по-детски — глупо и бестолково.

Но просто чертовски великолепно, не думал даже, что такое возможно.

* * *

По пути назад в город, мы остановились на красный свет. Я знаю, что сегодня вечером Долорес наслаждалась собой, и я знаю, у нее не будет проблем, чтобы провести остаток вечера у меня.

Но… я хочу услышать эти слова от нее.

Женщинам нравится, когда за ними бегают, когда им показывают, что они желанны, что в них нуждаются — ценят. И такие парни, как я упиваются возможностью побегать за девушкой — но только в том случае, если ее возможно поймать. Я хочу, чтобы Долорес признала — подтвердила — что ее можно поймать. Что она со мной заодно. Что она хочет этого также сильно, как и я.

Я поворачиваюсь на своем сиденье, чтобы я мог видеть ее лицо.

— Хочешь все закончить… или останешься со мной?

В моих словах двойной смысл. И когда она хмурит брови в раздумьях, я знаю, она понимает, о чем я ее спрашиваю.

— Скажи мне, что это ты, — мягко требует она. — Скажи мне, что это… реально.

— Ди, все реально, реальней не бывает.

Она бормочет сама себе.

— Какого черта…

Потом крепко держится за меня.

— Я хочу остаться с тобой.

Я улыбаюсь — с облегчением и наслаждением. Потом жму на газ и везу нас домой.

В воскресенье вечером в одной из моих любимых галерей, Агора, проходит арт-шоу. Для верхушки общества Нью-Йорка, художественный вкус — это как девушка, подающая заявку войти в состав чирлидинговой команды в высшей школе. Зачастую, это мало что общего имеет со «спортом», но много общего с показателем положения в обществе.

Но я на самом деле люблю искусство — прекрасные картины, интересные скульптуры. Хотя я и могу обойтись без выставок и определённых современных работ — писать в банку и называть это искусством — совсем не мое представление о таланте.

Я заезжаю за Ди в семь, но я оставляю свой байк дома. Долорес сказала мне, что будет в платье, так что она предпочтет добираться на такси до галереи.

И что это за платье. Когда она открывает дверь своей квартиры, все что я могу — лишь пялиться на нее. Челюсть моя отвисает — скорее всего, текут слюни.

Оно короткое и без рукавов — выделяя ее длинные загорелые руки и ноги. На ее роскошной груди ткань с рисунком из ярко-синих и зеленых точек. А выше груди и на животе тонкая сетчатая черная ткань. Никогда не видел такого платья, как это — само секс.

Наконец, закрыв рот, я протягиваю ей букет красных роз, который купил для нее.

Потому что, да, такой вот я льстивый.

Ди чрезвычайно благодарна. Держа розы в одной руке, другой она ведет вниз по лацкану моего темно-серого костюма, по моему животу и хватает мое хозяйство.

Неожиданный, но всегда приятный сюрприз.

— Очень красивые. Спасибо, — шепчет она, водя рукой вдоль моего члена, перед тем, как прижаться клубнично-цветочными губами к моим губам.

Когда она отклоняется, я бормочу:

— Бесценное искусство больше не кажется таким интересным. Может, нам просто остаться дома?

— О, нет. Это платье должны увидеть. И… ты слишком сексуален в этом костюме, чтобы сидеть дома.

Не могу с этим поспорить.

* * *

В отличие от выставок в таких известных музеях, как Мет, частные показы в галереях меньше, более душевные. Хоть они и открыты для публики, обычно их посещают только серьезные покупатели, а вино и закуски, подаваемые официантами в белых перчатках, подбираются специально, чтобы угодить дорогому вкусу тех мажоров.

Мы оба наслаждаемся бокальчиком белого вина, пока внимательно разглядываем фотографии и картины на стенах. Полы галереи из натурального дерева — стены, абсолютно белые, с театральным оформлением света, который оттеняет каждое произведение искусства. Гости рассеялись по запутанным комнатам, выражая свое мнение относительно работ тихим, напыщенным тоном. Долорес и я находимся одни в отдельной комнате, чьи стены увешаны холстами с четкими цветами и разных размеров, и на разную тематику.

— Какая тебе нравится больше всего? — спрашиваю я.

— А что? Собираешься купить?

Здесь не указаны цены, но по опыту я знаю, что каждый из этих шедевров уйдет за десятки тысяч долларов.

— Подумываю об этом.

Но я не поэтому спрашивал.

Предпочтения в искусстве — это очень личное, практически на подсознательном уровне. Это все равно, что узнать у парня, что он предпочитает — боксеры, трусы или вообще ходит без белья — искусство может сказать очень много о том, какой вы человек.

Ди прохаживается по периметру комнаты, останавливаясь перед картиной с белым сельским домиком на вершине холма, с огненным красно-оранжевым небом на горизонте.

— Кэти понравилась бы вот эта.

— Почему это?

Она наклоняет голову.

— Все очень лаконично — уютно и безопасно. Но вот небо… в нем есть какая-то дикость.

Я показываю на картину на противоположной стене.

— А Дрю запал бы на эту.

Она бросает свой взгляд.

— Потому что это картина голой женщины?

Я усмехаюсь.

— Да. И… потому что она не пытается быть тем, чем не является. Это не картина цветка, который на самом деле вагина — нравится тебе, или ты это ненавидишь, но это то, что есть. Дрю большой поклонник прямого подхода.

— Какая больше всего нравится тебе? — спрашивает она.

Я тут же показываю на Джексона Поллока, которая не продается. На ней много всяких пятен и завитков разных цветов на черном фоне. Ди подходит к ней, присматриваясь поближе, когда я говорю:

— На нее смотреть никогда не надоест — каждый раз в ней можно увидеть что-то новое. — Я снова смотрю на Ди. — Что возвращает меня к моему изначальному вопросу: Какая тебе нравится больше всего?

Она открывает свою маленькую зеленую сумочку и вытаскивает оттуда свой телефон. Просматривает на нем фотографии, а потом отдает мне.

— Вот моя любимая.

Я смотрю на экран.

— Это же периодическая таблица.

Она пожимает плечами.

— Для меня, это шедевр. Гармоничный. Идеально организованный. Достоверный.

— А разве некоторые из элементов не бывают несовместимыми?

Она улыбается.

— Конечно, но таблица говорит тебе, какие из них. Никаких сюрпризов. Никаких разочарований.

И вот он яркий пример того, кто Долорес есть на самом деле. Химик в защитных очках — днем, клубная девочка в блестящей одежде — ночью. Ей хочется веселья, спонтанности, но часть ее — часть, которая была обманута слишком многими кретинами в прошлом — хочет надежности. Честности. Правды.

Я хочу дать и то и другое. Хочу стать ее «русскими горками» и ее каруселью, ее искателем приключений и ее защитником. Ее импрессионистом и ее периодической таблицей.

* * *

Когда шоу близится к концу, многие гости собираются в главной приемной галерее. Пока Ди находится в уборной, я пристально разглядываю огромную скульптуру в углу, пытаясь понять, что это должно быть — либо бесконечная пещера, либо болотное чудовище.