Лифчик от купального костюма хлопал на морском ветерке, как флаг. Горничная опустила его и пошла к дому.

— Куда это ты направилась? — подозрительно спросил ее Хэллоран. Рути всплеснула руками:

— Позвать полицию!

— Нет. — Хэллоран взвесил конверт на ладони, словно определить его точный вес было чрезвычайно важно.

— Но мисс Лили! Она...

— Никакой полиции. Скажи Джойс, что я приказал вам обеим держать рты на замке. Не болтайте ни с кем. Понятно?

Горничная кивнула и попятилась.

— Иди и скажи это ей сейчас же, — добавил Хэллоран.

Рути повернулась и побежала к дому. Ее внушительных размеров зад нелепо подпрыгивал под форменным платьем.

Хэллоран последовал за ней чуть медленнее. Войдя в лоджию, он услышал, как обе женщины рыдают в кухне. Не обратив на них внимания, он прошел в библиотеку, неторопливо вскрыл конверт и прочитал вложенную в него записку. Затем поднял телефонную трубку и позвонил в Нью-Йорк.

— Хозяйка? — произнес он, когда ему ответили. — Это говорит Хэллоран, хозяйка. — У него перехватило дыхание, когда он вспомнил, какую невыносимую боль пережила Гизелла Дюран. Из кухни доносились рыдания женщин. Сам он едва сдерживал слезы.

— Патрик? Что случилось?

Услышав ее ласковый голос, он расслабился.

— Хозяйка, — сказал он сквозь слезы. — Гизелла. Это случилось опять.



ГИЗЕЛЛА. 1946 год

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Патрик Дж. Хэллоран остановился, едва переступив порог кухни в доме своего брата: стойкий запах жира в воздухе вызывал у него тошноту — как и невысказанные слова, которые ему следовало бы произнести, прежде чем провести еще одну ночь под крышей этого дома.

Киф был не из тех, у кого мог вызвать отвращение запах жира, на котором вчера жарили рыбу на ужин. Он протиснулся в дверь мимо старшего брата и уселся за стол в тот момент, когда начала шипеть жарившаяся на сковородке копченая грудинка. Хэллоран сел рядом со своей племянницей, трехлетней Дорин. Он стащил с головы шоферскую фуражку и, наклонившись, взъерошил рыжие кудряшки Дорин.

Невестка Хэллорана, красивое лицо которой обрамляли такие же, как у дочери, рыжие локоны, налила мужчинам по чашке кофе. Хэллоран подмигнул племяннице, схватил ее стакан и отлил из него немного молока в свою чашку. Затем поставил стакан на место и стал насвистывать с самым невинным видом, словно он тут ни при чем, а Дорин захихикала от удовольствия.

Киф издал какой-то хрюкающий звук, заменявший ему смех. В то утро Шейла не подмигнула, как всегда, Хэллорану. Повернувшись мощной спиной к семейству, она готовила у плиты. Хэллоран подумал, что его брат, наверное, снова в чем-то провинился.

Запах жареного мяса наконец-то вытеснил вонь от приготовления вчерашнего ужина, и Хэллоран мог теперь без отвращения наблюдать, как Шейла выливает из миски взбитые яйца на большую сковородку с обжаренной грудинкой.

Шейла передала мужу тарелку с яичницей и сказала:

— Только посмотри, Киф, как гладко выбрился наш Пат. Для нас он никогда так не прихорашивается.

— Он сегодня такой хорошенький, — радостно проворковала Дорин.

— Я тоже так думаю, — сказал Хэллоран племяннице. Его шоферская униформа не была вычурной, как у большинства шоферов — никаких там кожаных краг, никакого белого шарфа, обернутого по тогдашней моде вокруг шеи, в котором он задыхался бы от жары в душном городе летом. Нет, он носил простой двубортный пиджак и элегантную фуражку. Таков был стиль Хэллорана, и Чарльз Вейл, его хозяин, не счел нужным его менять. Хозяйка же не принадлежала к числу снобов из высшего общества, которые забавы ради наряжали прислугу как кукол.

— Похоже, что у него свидание с милашкой, а? — продолжала Шейла, с грохотом ставя на стол тарелку своего деверя.

— Перестань, Шейла, — урезонивал ее муж. — Ведь именно ты нашла ему эту работу.

Но невестка Хэллорана не унималась.

— Гизелла! Ну и имечко, фу-ты ну-ты!

— Оставь в покое мою хозяйку, — миролюбиво сказал Хэллоран. Эту сценку они разыгрывали с первого января, когда он начал работать шофером у Вейлов.

Но в то утро Шейла разыграла новую карту.

— Киф, я на самом деле думаю, что наш Пат влюбился в госпожу Вейл.

Хэллоран взглянул на нее, ибо почувствовал в ее словах желание уколоть его. Выражение ее лица заставило его опустить глаза. И тут Дорин опрокинула тарелку с кашей. Шейла залепила ей затрещину. Дорин закатилась ревом. Крик ребенка разбудил в соседней комнате мамашу, которая уже две недели не вставала с постели, и старуха позвала Шейлу, чтобы та подала ей горшок.

Хэллоран, радуясь, что момент упущен, наскоро проглотил остатки своего завтрака, натянул фуражку и выскочил из квартиры. Он почти всегда ночевал в комнате, предоставленной шоферу хозяином. Но один или два раза в месяц он оставался со своим семейством дома.

Кифу здорово повезло, что он женился на Шейле как раз накануне событий в Пирл Харбор. Не случись этого, кто бы остался с мамашей, когда один из ее сыновей ушел, чтобы выиграть войну, а другой день и ночь пропадал на работе.

Шейла была неутомимой труженицей и не трусихой: не боялась, когда надо, дать мужу хорошую выволочку. С Хэллораном она тоже не церемонилась. Ему не раз пришлось отведать ее острого язычка. Именно поэтому однажды в январе он с утра пораньше отправился на Риверсайд-Драйв наниматься на работу к богачу.

О вакансии шофера Шейла узнала от своей хозяйки, которая была старшей сестрой Чарльза Вейла. Давно пора, сказала Шейла своему деверю, приносить в дом приличный заработок. Хэллорану вовсе не улыбалась перспектива стать лакеем у богача, но он постеснялся сказать об этом Шейле. Деньги, которые получала его невестка, работая горничной, позволили им преодолеть многочисленные трудности в те послевоенные годы, когда в стране было больше людей, чем рабочих мест. Теперь болезнь мамаши вынуждала Шейлу оставаться дома. Это пробило существенную брешь в финансах семьи, залатать которую Киф был не в состоянии.

Хэллоран торопливо сбежал вниз по лестнице, и дробь его каблуков оглушительным эхом разнеслась по лестничной клетке. Этот многоквартирный доходный дом, известный под названием «Адской кухни», был несравненно лучше, чем легочные бараки не очень далекого прошлого, темные и страшные места, где Смерть в образе туберкулеза не щадила никого, независимо от расовой принадлежности, вероисповедания, возраста или моральных устоев. Хэллоран достаточно хорошо знал эту жестокую жизнь. Она свела в могилу его дорогого отца. В квартире Кифа было четыре комнаты, ванная и раковина. Правда, не было горячей воды, но ее можно было нагреть на плите. Общий туалет находился на том же этаже, так что мамаша, пока она еще передвигалась самостоятельно, могла, слава Богу, им пользоваться.

Хэллоран выскочил на тротуар и поежился от пронизывающего влажного мартовского ветра. Что-то заставило его оглянуться на мрачный кирпичный фасад дома. Он заметил, как опустился на место отогнутый угол занавески на окне в квартире брата. Хэллоран знал, что там стоит Шейла и ждет, когда он покажется. Он засунул руки поглубже в карманы и завернул за угол.

Хэллоран планировал уехать в Калифорнию, как только наступит весна. Там можно было заработать хорошие деньги и в придачу круглый год наслаждаться солнечной погодой. Он мог бы давать вдвое больше денег в семью своего брата, и у него все равно оставалась бы кругленькая сумма для собственных нужд. Он долго медлил с отъездом, боясь разбить этим сердце бедной старой мамаши. Но в последнее время мамаша стала заговариваться, так что вряд ли она заметила бы его отсутствие. Она буквально помешалась на том, что Шейла за ней плохо ухаживает. Несмотря на заботу невестки, мамаша так ее невзлюбила, что Киф был вынужден дважды за последнюю неделю приглашать отца Фланнагана побеседовать с ней. Старуха плакала, как дитя, и жаловалась, что невестка пытается убить ее, хотя на самом деле его дорогая Шейла заботилась о мамаше не меньше, чем о маленькой Дорин. Вот в том-то и заключается проблема, думал Хэллоран. Она вовсе не была «его дорогой Шейлой», а была женой его брата.

Он согласился поступить на место, которое подыскала ему Шейла, по той же причине, по которой собирался уехать в Калифорнию: это позволило бы ему уйти из дома и находиться подальше от жены своего брата. Он чувствовал, что в противном случае он будет с ней спать.

Ему следовало бы вчера вечером посвятить их в свои планы. Под матрацем, в уютном уголке у Вейлов у него уже давно было скоплено достаточно денег, чтобы оплатить проезд. Но теперь он больше не рвался уехать из города, как это было раньше, до того, как он стал шофером у Чарльза Вейла. До того, как он встретился с хозяйкой.


* * *

«Этот проклятый дом!» — думал Чарльз Вейл. Он лежал в постели, прислушиваясь к звяканью металла о кафель — это слуга раскладывал в ванной его бритвенные принадлежности. Каждое утро в течение пяти лет без трех месяцев Чарльз просыпался в просторной спальне своего четырехэтажного особняка на Риверсайд-Драйв с чувством гнева.

Слуга вышел из ванной и молча взглянул на кровать. По утрам никто не разговаривал с Чарльзом, пока он не заговорит первым. Минуту спустя Чарльз, глубоко вздохнув, произнес:

— Госпожа Вейл и я спустимся к завтраку через несколько минут, Фрай.

— Слушаюсь, сэр. Я передам повару. — Вся прислуга знала, как резко может меняться настроение хозяина. Когда дверь спальни закрылась за Фраем, Чарльз поднялся.

На нем были брюки от темно-бордовой шелковой пижамы. Чарльз перешагнул через них, оставив лежать там, где они упали. В слабом свете нарождающегося дня его плотное тело с хорошо развитой мускулатурой при росте шесть футов и два дюйма представляло собой весьма впечатляющее зрелище. Он потянулся и тут же поморщился, ощутив боль в правом плече.