Бог дал ей способность запечатлевать на фотопленке всю эту красоту. И Морин отдавала себе отчет в том, как ей повезло.

Она очень бережно относилась к своему таланту, гордилась им и одновременно робела перед ним.

— Отличные снимки, Мо! Каждый раз, глядя на твои работы, я думаю: «Ну все, лучше ей уже не сделать!» Но в следующий раз ты делаешь еще лучше. Ты просто волшебница!

Морин улыбнулась и взглянула на часы. Без четверти шесть.

— Я буду настоящей волшебницей, если сумею смягчить Майкла. — Она сгребла пробные отпечатки и побежала к лифту. Через несколько минут она была у него в кабинете.

— Невероятно… восхитительно. О Боже! Ты только взгляни на это!

— Я могла бы сделать чудесные снимки на водопаде, Майкл.

Он нахмурился;

— Какой еще водопад? Этих фотографий мне за глаза хватит! — Он поцеловал ее. — Поезжай домой и переоденься.

Я заказал столик на девять часов в Водном клубе.

— Очень заманчиво.

Она чмокнула его в губы и вышла.

В вестибюле Морин столкнулась с Битей.

— Мо! А я тебя ищу. — Она нагнулась к ее уху. — Только что звонил Джон и сказал, что повезет меня на ужин в «Окна мира».

— Отлично! И что это значит?

— Не знаю. Может быть, он продал издателю свой сюжет? Кажется, он собирается что-то отпраздновать.

— Мне тоже так кажется. Теперь тебе надо подумать о романтическом продолжении вечера.

— Мо, дорогая, я — человек творческий, что-нибудь придумаю. Я всегда говорила, что мое творчество начинается в постели.

Морин рассмеялась и тряхнула головой.

— Битей, оставайся такой всегда!

— Ну разумеется! — И Битей ушла, игриво помахивая ручкой над головой.

Морин вышла на улицу. Поджидавший ее в машине шофер проворно распахнул дверцу — успел опередить на этот раз. Девушка уютно устроилась на сером кожаном сиденье, расслабилась.

Все-таки совсем неплохо она живет! Откуда же это неистребимое желание все перетряхнуть? Миллионы людей мечтают о такой жизни. Кто еще из фотографов разъезжает по городу на лимузине? А она вот разъезжает — спасибо Майклу! В ее распоряжении лучшие столики в лучших ресторанах, ложи в театрах и концертных залах. Конечно, кое-чего она добилась сама. Но со временем черта, отделяющая влияние Майкла от ее собственных заслуг, стала расплывчатой. Она на свои деньги купила квартиру на Восемьдесят первой улице, собрала за три года маленькую, но прекрасную коллекцию литографий, служебные командировки от журнала позволили ей посмотреть мир. Она сама покупает себе одежду, еду, оплачивает страховку…

— Господи, что со мной? — пробормотала Морин, наклоняясь и доставая из бара бутылку перье. — Можно подумать, что мы уже делим имущество после развода!

Машина мчалась мимо бутиков с одеждой от кутюр, мимо ювелирных и меховых магазинов. Она всю жизнь прожила в этой части Манхэттена, но сегодня особенно остро почувствовала, какой он крошечный, этот мирок.

Отец Морин был удачливым биржевым маклером, а мать хоть и имела хорошее образование, но считала, что женщина должна быть замужем за преуспевающим мужчиной, и ставила себя в пример дочери. Глядя на яркие, сияющие неоном витрины, Морин вспоминала ту весну 1983 года, когда они с Майклом Грэйсоном познакомились. Это было на пресс-конференции. Помнится, в тот день она отщелкала всю пленку — она к тому времени уже четвертый год работала в «Дейли ньюс». Майкл был в зените славы, в марте его журнал обошел все самые популярные издания месяца. Как видно, и Морин тоже произвела на него впечатление: в тот день, когда ее снимки вышли в «Дейли ньюс», он предложил ей работу в своем журнале. И Морин согласилась.

Он предоставил ей студию и поручил заниматься съемками модных туалетов. Но работа оказалась на удивление неинтересной. Четыре месяца спустя Морин явилась к Майклу в кабинет с заявлением об уходе. Этого дня она не забудет никогда.

— Я увольняюсь, — твердо сказала Морин.

Майкл был потрясен. Он разговаривал с ней всего несколько раз, когда они обсуждали макеты, и полагал, что она вполне довольна своим положением. Работала девушка безупречно и его самого более чем устраивала.

— Чего же вы хотите? Еще денег?

— Я хочу уволиться, только и всего.

— Вы не можете вот так просто взять и уволиться.

— Кто сказал, что не могу?

— Я сказал. Я подниму вам зарплату.

— Этого недостаточно.

— Ну ладно, удвою., - Вы не понимаете. Я задыхаюсь здесь! Мне хочется вернуться к корреспондентской работе. Я фотожурналист, и мне неинтересно с утра до вечера щелкать хорошеньких девочек.

— Вот как? Значит, вы хотите поехать на Ближний Восток и схлопотать там пулю или, того хуже, угодить в тюремную камеру с крысами?

— Этого со мной не случится.

— Обязательно случится, не будьте такой наивной!

— Ну и пусть, мне все равно, — уперлась Морин, — но такая работа меня не устраивает.

Майкл хватил кулаком по столу.

— Черт возьми! Еще не было случая, чтобы мои люди ни с того ни с сего приносили мне заявления об уходе! — рявкнул он.

От его крика задребезжали стеклянные стены кабинета.

Майкл бушевал, не обращая внимания на удивленные взгляды сотрудников. Корреспонденты и наборщицы отрывались от мониторов и вытягивали шеи, пытаясь разглядеть виновницу скандала.

— Вы не Господь Бог! — закричала в ответ Морин. — И не вам решать мою судьбу! Я увольняюсь!

Она направилась к двери. Майкл поспешно выскочил из-за стола и схватил ее за руку.

— Нет! — отрезал он, сердито уставясь ей в глаза. — Что за глупая выходка? Вы что, не знаете, что «Ультра вумен» — самый популярный журнал в стране? Я сделаю вас знаменитой. Ваше имя будет на устах у всех рекламодателей и издателей модельного бизнеса.

Она впилась в него своими голубыми глазами.

— Каким же образом я стану знаменитой, если я не вылезаю из студии?

— А где вы хотите работать?

Морин лихорадочно соображала. Чем бы его огорошить?

— В Африке! Я хочу поехать в Африку.

— О Боже! Вы дорого мне обойдетесь…

Тут он слегка привлек Морин к себе, и она внутренне затрепетала. Голос его смягчился, но взгляд стал острее.

— Знаю. Но вы сказали, что я буду знаменита. Если вы действительно мной дорожите, докажите это.

— Хорошо, я вам докажу, — сказал он и предупредил секретаршу, что его не будет до конца дня.

Майкл повез ее в маленький романтический, ресторанчик, заказал шампанское и согласился на все ее требования.

Он пообещал ей любые натурные съемки и удвоенное жалованье. Они ехали в его лимузине, тихо играла музыка. Он нагнулся и поцеловал ее. Девушку вновь охватило волнение.

Она чувствовала, что оживает, что влюблена.

Вместо того чтобы отвезти ее домой, он привез ее к себе, в фешенебельную квартиру на крыше небоскреба, и они всю ночь занимались любовью. С тех пор они стали любовниками.

— Мисс Макдональд? — окликнул шофер.

— Да? — Морин очнулась от воспоминаний Уже дома.

Она вышла из машины и остановилась, ожидая, пока шофер вытащит ее сумки из багажника. Швейцар подбежал помочь.

— С возвращением, мисс Макдональд!

— Спасибо, Эдди.

Девушка похлопала его по руке. Она знала Эдди с десяти лет — с тех пор как ее семья переехала в это здание. После смерти родителей выяснилось, что отец не доверял страховкам и вкладывал все свои деньги в акции. Это давало неплохую прибыль, но вскоре котировки сильно упали. Морин забрала оставшиеся деньги и положила их в банк. Сумма была небольшой, но позволяла чувствовать себя в безопасности.

Эдди с шофером помогли девушке донести багаж. Дав обоим на чай, она вошла в квартиру.

Бросив пальто на софу, Морин быстро просмотрела пришедшие счета — писем она не получала. Потом, настроив радио на свою любимую станцию мягкого рока, прошла на кухню и достала себе кока-колу. Проходя мимо автоответчика, машинально включила его и отправилась в спальню разбирать сумки.

Сообщения были самыми обычными. Звонили из багетной мастерской, сказали, что готова рамка для литографии — последней в ее коллекции. Зубной врач напоминал о приеме на среду. После десяти подобных сообщений она услышала незнакомый голос с техасским акцентом:

— Мисс Макдональд, это Сильвестр Крэддок из Кервилла. Я сообщаю вам, что ваш дядя, Мак Макдональд, скончался вчера поздно вечером. Как его адвокат, я счел нужным немедленно известить вас об этом. Если вы не сможете приехать в Кервилл, я сам организую похороны. Позвоните мне по телефону 512-444-8890.

Автоответчик щелкнул и автоматически перемотал пленку.

Морин застыла на месте. Во рту у нее вдруг пересохло, а глаза наполнились слезами.

— Этого не может быть… — Она подлетела к автоответчику, прокрутила его вперед и еще раз прослушала сообщение адвоката. — Нет! — вскричала она, закрывая лицо руками. — Дядя Мак… у меня никого нет, кроме тебя…

Она взглянула на огромную картину маслом Ремингтона,[2] висевшую над камином. Дядя Мак подарил этот пейзаж ее матери, своей невестке, около двадцати лет назад, надеясь заманить ее на свое ранчо. Но Джиллиан родилась и выросла в Нью-Йорке. До того, как выйти замуж за Хала Макдональда, она четыре года проработала манекенщицей и была горожанкой до мозга костей, как и се дочь. Джиллиан ненавидела Техас и вообще любое пространство под открытым небом, если там не было тротуаров, магазинов, кафе и телефонов на каждом углу.

— Дядя Мак…

Морин бросила взгляд на удобное мягкое кресло, обтянутое набивным ситцем с цветочным рисунком. Дядя всегда сидел в нем, когда приезжал к ним в гости. Обычно он всю ночь проводил в этом кресле, не желая спать в Тесном «кабинете», переделанном из кладовки.

Она вспомнила, как жила летом на его ранчо. Он учил ее ездить верхом и даже бросать лассо. Дядя Мак никогда не был женат, но прожил счастливую жизнь. Он не был отшельником, просто, по его собственным словам, в нем бурлила кровь старых ковбоев, которым никто не нужен, только земля и воля. Мак и в самом деле казался неприспособленным к современному миру. Он был счастлив там, в западном Техасе. И она должна похоронить его подобающим образом.