Давно сдерживаемая злость распускала иголки. Пока внутри его.

Все здесь раздражало - бесцветная медсестра, гудящие аппараты и собственная слабость. Эта больница действует на нервы и делает его больным, за ее пределами он был в отличном состоянии здоровья. Не зря он не любит ходить по докторам.

Надо поскорее отсюда убираться.

Нет, сначала все-таки поговорить с Фалкони.

И успокоиться. А то и правда схватится за пистолет. Кто его тогда лечить возьмется?

Прикрыл глаза, подышал ровно и глубоко.

Вроде, пришел в себя.

Поднял пультом верхнюю половину кровати, сел. Отбросил одеяло, спустил ноги. Посидел, наклонив голову. Когда она немного укрепилась, сбросил больничный халат-распашонку, стал одеваться.

Руки не слушались, ноги тоже. Не хотели попадать в отверстия трусов и он тыкался и шатался как пьяный. Стоявшая рядом медсестра наклонилась помочь, он ударил ее по рукам и почувствовал, как покрывается горячими   пятнами. Роберт не инвалид! Шишка на голове еще не означает, что сегодня он не может самостоятельно одеться, а завтра собрался помирать. Лучше бы отвернулась, чем нагло выставляться на его достоинство, неудовлетворенная сука!

Хотел крикнуть «пошла прочь!» и покрыть вдогонку отборным, итальянским матом с упоминанием ее родителей, прародителей и всех   предков до пятого колена. Сдержался в последний момент. Оделся, встал. Шатаясь, сделал два шага. Собрался с силами и пнул инвалидское кресло - оно прокатилось по линолеуму и врезалось в столик с препаратами. Пузырьки, инструменты рассыпались по полу со стеклянным и металлическим звоном. Не его проблема. Пусть тупая корова убирает, это ее наказание за неделикатность.

- Позови ассистентов. Мужчин.

Она пулей вылетела и больше на глаза не появилась.

Двое молодых мужчин с закатанными до локтей рукавами халатов, вывели Роберта в коридор - они шли рядом для подстраховки, но не прикасались.  Усадили на новую коляску, повезли к лифту. По пути он заметил название отделения «онкологическое».

В голове помутилось. Он не разобрался, куда ехал - вниз или вверх. Сворачивал от лифта направо или налево. Очнулся, когда увидел Дона Фалкони - с таким сочувствующим выражением на лице, что даже кусок угля внутри его екнул от нехорошего предчувствия.

- Мистер Ди Люка... - сказал доктор и замялся.

- Говорите как есть, - сказал Роберт и не узнал собственного голоса - звучал низко и с хрипом.

- Хорошо. Здесь результаты сканирования.

Фалкони взял со стола стопку фотографий, поднес к экрану, подсвеченному сзади голубым светом. Вставил фотографии в зажимы - по четыре в два ряда. Склонив голову и приложив палец к усам - его любимый жест, доктор молча и придирчиво рассматривал их, как рассматривает шедевры любитель живописи.

- Вот смотрите, мистер Ди Люка, - наконец, проговорил он и сделал округлый жест карандашом перед фотографиями.

Роберт вытянул шею и уставился на шедевры, созданные томографом. На всех изображено одно и то же - мозги с извилинами, и он не понял, зачем развешивать восемь, когда можно обойтись одним. Ничего примечательного не разглядел и даже не разобрался - вертикальный это срез или горизонтальный. Ожидая разъяснений, повернулся к доктору.

- Видите белое пятно между таламусом и промежуточным мозгом? - Фалкони обвел светлое место в форме корявого треугольника в нижней части одной картинки. - Это опухоль, - сказал как можно непринужденным голосом.

Он его натренировал - специально для подобных сообщений, чтобы интонация была не слишком драматичная и не слишком легкомысленная. То и другое может привести к нервному срыву у пациента. Дон Фалкони повидал на своем веку разных: одни скулили как щенки, другие становились философами. Кстати, из последних кое-кто прожил дольше ожидаемого срока.

Этот, вроде, твердый орешек, но посмотрим, как он выдержит следующую новость. Вернее, приговор: то, что доктор сейчас сообщит, не оставит надежде ни малейшего шанса.

На лице Ди Люка не дрогнул ни один мускул. Сработала многолетняя привычка сдерживать эмоции и моментально анализировать ситуацию. Впадать в панику не имеет смысла прежде, чем услышит все, что доктор имеет сказать. Направил на него равнодушный взгляд.

- Продолжайте, пожалу... - Внезапно напала нужда прокашляться, и он закхекал.

- Дать воды? - участливо спросил Дон и потянулся к уже приготовленному полному стакану на столе.

Воды? Он сумасшедший, раз предлагает. Рука Роберта будет дрожать, стакан дребезжать о зубы. Они выдадут его страх. Он скорее умрет, чем покажет себя трусом.

Умрет?

Это он зря подумал. Не накаркать...

- Не надо воды, - сказал и приказал себе: каким бы мрачным диагноз ни оказался, падать духом раньше времени не будет.

Томограф не сказал прямым текстом - опухоль неизлечима. Врачи интерпретируют показания приборов, иногда неправильно. Они тоже люди, а где люди, там ошибки. Он не отдастся слепо в руки эскулапов, будет контролировать каждый их шаг. Требовать объяснения каждой процедуре. Обяжет их отчитываться по каждому анализу и согласовывать методы лечения. Пусть его лечат как президента - лучшие врачи страны. Собирают консилиумы раз в месяц. Нет, два раза в месяц. Он заплатит любые деньги, только бы поправиться...

Дон Фалкони читал его мысли как книгу. Деликатно опустил глаза, чтобы пациент не понял, что он понял. Тяжелый случай - прежде всего для   врача, когда больной настроен критически и думает, что может руководить процессом лечения. Хорошо, он не затянется... Но не будем забегать.

Повернулся к фотографии, на которую только что показывал, и стал рассказывать, обращаясь к ней, как к пациенту.

- Предварительный диагноз - рак мозга, - проговорил он громко и отчетливо, будто выступал перед аудиторией. - Он слишком серьезный, и на основании только собственных выводов я бы озвучить его не решился. Собрал мини-консилиум...

- Кто в него вошел? - быстро спросил Роберт, все еще сидевший в кресле-коляске посреди комнаты. И хорошо, что сидел...

- Нейрохирург профессор Голдвин и онколог доктор Русполи - лучшие специалисты нашей больницы, - ответил Фалкони, не оборачиваясь, и без паузы продолжил: - Мы обсудили ваши сканы и пришли к следующему выводу. Опухоль находится в прогрессирующей стадии. Трудно сказать, когда она образовалась. Уже настолько разрослась, что почти полностью перекрыла поступление крови в левое полушарие. Нарушен «цикл Виллиса» - сети артерий, обеспечивающих кровоснабжение мозга. Вместе с дальнейшим разрастанием опухоли разовьется общемозговая симптоматика, обусловленная внутричерепной гипертензией и нарушением гемодинамики. Когда цикл будет полностью перекрыт, мозг прекратит работу из-за асфиксии.

Доктор замолк на мгновение, ожидая новых вопросов. Их не последовало. Продолжил, показывая карандашом то на одно, то на другое фото и, по-прежнему, разговаривая только с ними.

- К сожалению, опухоль неоперабельна. Я спросил у нашего хирурга, а также связывался с моим коллегой, профессором Ховардом из Медицинского центра Университета Калифорнии. Оба высказались однозначно. Метастазы проникли в соседние области, и полное их удаление практически невозможно. Плюс опасность задеть стволовые окончания, что может привести к парализации соматических функций и неподвижности тела от шеи до пят. Успех подобной операции оценивается в ноль целых девять десятых процента, и никто не решится ее выполнять...

Увлеченность доктора специальными терминами раздражала Роберта, который и без того сидел как на иголках. Ему не интересны подробности   болезни, выраженные словами из медицинского досье. Его волновал только один вопрос.

- Сколько мне осталось?

Фалкони вздрогнул спиной, будто получил пулю между лопаток, и замолк на полуслове. Медленно повернулся к Роберту и уставился, удивленный его присутствием. Собираясь с мыслями, доктор двумя пальцами поправил на носу очки и теми же пальцами провел по усам в разные стороны.

- Простите, мистер Ди Люка, но так сразу ответить на ваш вопрос не могу.   Требуется еще одно обследование, минимум через месяц. Тогда мы проследим динамику развития опухоли и...

- Когда мне приходить?

- Та-а-ак, сегодня тринадцатое. - Доктор заторопился к столу. Не присаживаясь, постучал по клавиатуре компьютера. - Приходите... в пятницу, тринадцатого апреля, в половине одиннадцатого утра. О, пятница тринадцатое... Вы не суеверны? Иначе перенесем дату.

- Не беспокойтесь, доктор. Я не боюсь Фредди Крюгера. Скорее он меня должен бояться.  До встречи через месяц.

Фалкони выписал девять наименований лекарств: болеутоляющие, успокоительные, разжижающие кровь, улучшающие работу желудка и так далее, и отпустил пациента.

Тринадцатого апреля, после новых анализов, сканирования и консилиума, он ответил на вопрос Роберта всего двумя словами:

- Максимум - год.

9.

Это было полгода назад, значит, осталась пара месяцев, и судя по самочувствию, ухудшавшемуся буквально с каждым днем, доктор Фалкони не ошибся. Скорее - дал слишком оптимистический прогноз. Ни тошнота, ни участившиеся обмороки не угнетали Роберта сильнее режущей боли в мозгах. От таблеток она затихала, но никогда не уходила совсем, и это действовало на нервы. Раза два пробовал марихуану, но галлюцинации вкупе с болью давали кошмары, от которых даже во сне хотелось сойти с ума. Отказался.

Побродил бесцельно по террасе, устал, сел в кресло, прикрыл глаза. Кожей век, воспаленных от бессонницы, почувствовал в воздухе движение - это веял предутренний бриз, пахнувший морской травой. Бриз разогнал духоту и все звуки вокруг. Стало так тихо, что он услышал в ушах биение собственного сердца.