— Привет, — сказал с напускной беспечностью Артём. — Как дела?

От всего этого напряжения, возникшего на той стороне при виде нас, мне стало не по себе. Всё это время я верила, что нам достаточно встретиться, чтобы обняться и помириться. Но, похоже, я сильно заблуждалась.

Вика подошла ещё ближе, очень близко к Артёму, так, что ему пришлось убрать руку с моего плеча и сделать шаг назад. Весь её облик источал воинственность.

— Я тебя ненавижу, — заявила она с таким презрением, точно собиралась плюнуть в лицо. — И никогда не прощу.


— Тысячу раз слышал, — отмахнулся он. — У вас всех одинаковый словарный запас. Но с твоей стороны это наглость. У нас с тобой вообще ничего не было.

— Если ты ещё не понял, я — не все, и со мной эти игры не прокатывают.

— Очень страшно, — он состроил гримасу немого испуга. — Уже раскаиваюсь, что не прельстился твоими актёрскими талантами. Я что, первый такой? Поэтому ты так расстроилась?

— Ребят, пожалуйста, давайте помиримся.

Вика посмотрела на меня, как на пустое место, и продолжила.

— Короче, Макс к тебе больше не вернется. Ясно?

— Что значит “не вернется”? Где же он будет жить?

— Не твоё дело. Он всё вспомнил. Про тебя всё вспомнил и теперь тоже ненавидит.

— Что вспомнил? — Артём нахмурился.

— Считай, что это моя месть, — заявила Вика. — Очень приятная, сладкая месть. Потому что такие, как ты, заслуживают пожизненного, полного страданий одиночества.

Ничего не ответив, Артём начал её обходить, чтобы перейти на другую сторону к Максу, но Вика со злостью схватила его за футболку на груди.

— Он не хочет с тобой разговаривать.

Не дослушав их разборки, я сама побежала к Максу.

— Давайте уже помиримся, — заскочила под крышу остановки. — Зачем Вика опять всё начала?

Макс настороженно уставился на меня из-под капюшона.

— Лучше тебе в это не лезть.

— Но, Максим, — я села рядом и взяла его под руку. — Артём очень жалеет, что так повел себя. Ты же его знаешь… А то, что он с Викой так обошелся, так это он ради тебя.

— Нет, — сухо сказал Макс. — Это ради тебя. Но лучше ничего не выясняй, будет только хуже. Я вот тоже не хотел вспоминать, а теперь только об этом и думаю.

— О чём?

— Скажи ему, что игра продолжается. Мы знаем адрес и будем там раньше вас.

— Он Пандору оставил и все деньги старушке той слепой отдал, только чтобы у вас справедливое соревнование было. Максим, людей нужно по поступкам судить, а не по словам.

Вода шумно лилась с козырька и брызги попадали на штанины.

— Его слова стоят людям жизни. Всё, Вита, уходи. Я буду помогать Вике в любом случае.

Мы встретились с ней на середине дороги. Она, гордо задрав подбородок, собиралась пройти мимо, но я преградила путь.

— Вика, пожалуйста, это уже не игра. Они говорят, что игра, но я же вижу, что нет. Для чего ты их ссоришь? Зачем настраиваешь Макса? Ты приедешь в Москву и через неделю забудешь про них, а они дружат с самого детства.

— Уже не дружат, — заявила она. — Каждый должен уметь постоять за себя. Это ты привыкла, что тебя травят и опускают, а меня ни одна тварь не посмеет безнаказанно обидеть. Помнишь, я тебе про собаку рассказывала?

— Но ты же прощаешь Фила, а он тебя сильно обижает. Бьёт.

— Всему своё время, Вита, придет и его очередь. Не сомневайся. Тебе я тоже отомщу, — у неё в глазах стояли слёзы, я никак не могла спутать их с дождем, они дрожали при каждом взмахе ресниц.

Тогда я бросилась и обняла её, не знаю, что на меня нашло, чувствовала, что нужно просто пожалеть и успокоить. Она не была злой и жёсткой. Её можно было бы утешить, если подобрать правильные слова, и всё бы прошло. Я так хотела снова услышать её смех и наш общий смех. Расслабленный и добрый. И на несколько секунд она поддалась. Я снова ощутила запах её волос и тепло груди, почувствовала, как она всхлипнула, заметила, как задрожали губы, но в тот же момент она оттолкнула меня, раздраженно, с силой, так, что я не удержалась и, отлетев на несколько шагов назад, упала на дорогу. Вика ушла, не обернувшись.

Артём поднял меня с проезжей части, обтер лицо ладонью и спросил, не ударилась ли. У него самого посреди левой щеки алел красный отпечаток пятерни.

— Я всё равно докажу, что я лучше. Я же лучше Макса? Скажи!

Я кивнула.

— Нет, скажи! Ты должна это произнести, — он держал меня за плечи, как это обычно делают родители, читая детям нотацию.

— Ты лучше, — сказала я.

— Громко скажи, чтобы они слышали.

— Они уже не услышат.

— Всё равно скажи громко.

— Ты лучше Макса, — крикнула я и уже тише добавила. — Ты лучше всех.


В эту секунду что-то острое кольнуло под рёбра, и я почувствовала, что сейчас расплачусь от того, какое лицо у него стало после этих слов. Такое лицо бывает у человека, обнаружившего долгожданный подарок.

Я уже готова была сама поцеловать его, но он схватил меня за руку и потянул догонять Макса и Вику.

Мы шли по одной стороне, они по другой. Нас разделял дождь. Иногда мы немного опережали, иногда они. До поселка добрались одновременно.

Мы не знали, какой у них план, а сами решили последовать совету Варвары и поискать на стоянке возле магазинов кого-нибудь из деревни или с дач, кто бы, проезжая мимо, мог бы высадить нас у затопленной деревушки. Но, похоже, Максу с Викой она дала точно такой же совет, потому что они продолжали идти с нами одной дорогой, а когда дошли до площади, Вика первая кинулась к припаркованной машине, Макс к другой. Мы тоже разбежались в разные стороны.


Портила всё погода. Машин, разбросанных по разным местам, было около десятка, и никому из нас могло не повезти. Но у меня получилось сразу.

В красной иномарке на пассажирском сидении я заметила женщину, подошла с её стороны и постучала в окно.

Она оказалась из той самой деревни, где мы были на свадьбе и даже запомнила нас, однако потом, покосившись на мою мокрую и грязную одежду, засомневалась и сказала, что нужно спросить у мужа, когда он выйдет из мясной лавки.

Артём, успев за это время опросить троих или четверых водителей, подошел ни с чем. Макс с Викой тоже всё ещё ходили кругами, с интересом следя за нами. Я объяснила Артёму, что нужно дождаться водителя, и мы стали ждать.


Немного повеселев, я вспомнила про пирожки и про двадцать рублей в кармане, которых хватило бы на маленькую бутылочку воды. Предупредив его, что отлучусь на пару минут, я побежала проверять шкафчик.

Максова доля пирожков была по-прежнему там. Я забрала их с чистой совестью, потому что это была игра, и мы тоже хотели есть. Им ничего не стоило пойти на примирение, но они сами предпочли продолжать конфликт. Я забрала пирожки, и это была моя месть. Мужчина, которого мы ждали, так и не вышел, и я отправилась за водой.


В очереди на кассе стояли трое, но молоденькая кассирша возилась очень долго. Сзади меня пристроился молодой парень с батоном хлеба и пакетом молока.

— Вечно здесь так. Выйдешь на пять минут, а зависнешь на полчаса, — сообщил он. — Мы здесь с ребятами дом строим. Трехэтажный. С другом и его братом. За полтора месяца отгрохали. Мы вообще-то из Гомеля. Друг просто подхалтурить предложил. Пришлось отпуск взять. Я вообще-то в банке охранником работаю.

Я вежливо кивала, нетерпеливо поглядывая сквозь мокрую витрину на стоянку.

— Ты же неместная? Я тебя здесь раньше не видел. А хочешь, я тебе наш дом покажу? Произведение искусства, честное слово. Сам не ожидал, что так шикарно получится.

— Нет, спасибо. У меня нет времени.

— Жаль. А когда будет время? Может, вечером? Хочешь, вечером встретимся?

Ответить я не успела, потому что к стоящей передо мной тётке подошла другая, только вошедшая в магазин. Как вошла, сразу заметила её и крикнула «Галя, привет!». И они принялись громко обсуждать, как сильно погода и сырость сказывается на их самочувствии.

И тут на площадку въехала высокая черная машина с большущей решеткой и надписью: «На Берлин!». Двери открылись, и из неё выскочил Гашиш и его татуированный друг — Харя.

Харя присел, осматривая колесо, а Гашиш направился к магазинам.

Артём незаметно скрылся в мясной лавке, Макс отступил за угол табачного ларька, тогда как Вика, напротив, неожиданно выступила вперед и направилась к татуированному. Нужно было совсем лишиться разума, чтобы просить их довезти, но, стремясь досадить Артёму, она могла пойти и на такое.

Выслушав её, Харя резко поднялся, оглянулся вслед Гашишу и свистнул. Затем открыл машину и достал биту. Гашиш с недовольным видом вернулся, но Харя ему что-то сказал, и они направились прямиком в мясную лавку. Я похолодела.


— Эй, заснула? — строитель подтолкнул в спину.

Очередь продвинулась. Но мне уже было не до неё, в следующую же минуту Гашиш с Харей выволокли из лавки Артёма и швырнули на землю.

— Вызовите, пожалуйста, полицию, — прошептала я кассирше.

Сказала тихо, сама едва разбирая свои слова. Но неожиданно меня услышала вся очередь. Народ оживился.

— Что случилось? — вскинулись обе тётки.

Я ткнула пальцем в покрытое каплями окно. Гашиш поднял Артёма на ноги и, держа одной рукой за ворот под горлом, а другой размахивая перед его лицом, что-то кричал. Его друзья стояли наготове, в ожидании команды к действию.

— Полиции у нас нет, — тяжело вздохнула женщина. — Только участковый.

Вероятно, Артём что-то такое сказал им, потому что тип с битой вдруг подскочил, как ужаленный, и со всей дури огрел его сначала по плечу, а затем по ногам сзади. Бритый накрыл сверху ударом кулака, а третий принялся пинать.

— Помогите, пожалуйста, — выкрикнула я, обращаясь ко всей очереди, но она существенно поредела. Строитель исчез. — Сделайте что-нибудь! Умоляю.