Я откинулась обратно на сидение.

Вода и в самом деле попадалась довольно большими лужами в низинах полей и сменившего их участка леса. Но какое сейчас это имело значение?

— А меня ничего не беспокоит. Мне очень хорошо, — высунув руку в окно, я подставила распростертую пятерню упругим потокам воздуха. — Никогда так хорошо не было. Не знаю, почему. Точно все прежнее было сном, а теперь должно случиться настоящее. Ты вчера спрашивал про счастье… Неужели у тебя не бывает ничего подобного?

Он улыбнулся в зеркало и пожал плечом.

— Может и бывает. Когда прыгаешь с парашютом, и он раскрывается. А потом смотришь вниз и вообще не чувствуешь, что летишь.

— Страшно с парашютом?

— В первый раз нет, а во-второй — да, — он улыбнулся через зеркало. — Знаешь, мне сегодня сон приснился, что я иду по густому тёмному лесу. Иду, иду и понятия не имею, как из него выбраться. Просто блуждаю среди деревьев, а потом вдруг вижу просвет. Выхожу, и передо мной узкая тёмная речка, а через неё ветхий дощатый мостик с перекошенными перилами. На другом берегу — зеленое поле и дома.

Наступаю на мостик, а доски трещат, и речка выглядит омерзительно: мутная, вонючая, опасная. Тут вдруг вижу под мостом какое-то движение.

Вода расходится кругами, и в ней барахтается нечто очень беспомощное. То ли животное, то ли ребенок. Доски трещат, шатаются, нужно идти быстрее, но я всё равно встаю на колени, опускаю руку в грязную воду и пытаюсь поймать его. Всё тянусь и тянусь, но никак не могу достать. И от этих усилий мост вдруг рушится, а я лечу вниз.

Погружаюсь с головой в воду и тут до меня доходит, что в реке только я, и что спасать больше некого. Опускаюсь глубже, но дна не достаю, потому что его попросту нет.

Долго тонул, пока не проснулся с отвратительным чувством собственной ничтожности и вины.

— Это из-за вчерашнего. Из-за Макса и мальчика того, — я снова положила руку ему на плечо. — Волнительный получился день.

Я хотела ещё что-то сказать про его сон, но он неожиданно продел пальцы сквозь мои и притянул руку к себе на грудь, отчего все слова тут же закончились, и упоительный восторг сменился внутренним смятением.


Какое-то время ехали так молча, пока не добрались до места, где ещё вчера находился мост. Только теперь его не было.

Перед нами прямо поперек асфальтового полотна дороги текла самая настоящая река, а дорога уходила прямо в неё. Слева и справа тоже была вода. Серые бетонные столбы электропередач стояли прямо посреди реки, и их провисающие провода тянулись над ней в обе стороны до самого горизонта.

Пандора притормозила, и Артём стремительно вышел.

Вика тут же села и поёжилась от сквозняка.

Артём подошел к кромке воды и, сунув руки в карманы, огляделся по сторонам. Ветер с такой силой трепал его волосы, что издали казалось, будто на него набросилась стая ворон и пытается забить крыльями.

— Что же теперь делать? — ахнула Вика.

Макс тоже проснулся, развернулся к нам и посмотрел на неё в упор.

— Ты вчера классно танцевала.

Вика кокетливо улыбнулась.

— Не думала, что вспомнишь.

— Это сложно забыть.

Но тут вернулся озадаченный Артём, и Макс отвернулся, а Вика победно подмигнула мне.

— Сначала нужно поесть, — сказал Артём, разворачивая машину. — А потом объезд поищем. Чувствую, это надолго.

— Надолго — это насколько? — насторожилась Вика.

— Может, до самого отлива. Вчера ни одна служба не взялась сюда такси отправить.

Подобное предположение изрядно напугало:

— Мне до отлива нельзя, у меня родители в четверг прилетают.

— Веришь пьяным бредням про злую реку? — ехидно хмыкнул Макс.

— Кстати, в воде плавают дохлые мыши, — сказал Артём.

— Хватит пугать, — Вика легонько ткнула его пальцем в спину. — Мне тоже нельзя долго.

— Тебе-то куда торопиться? — Артём насмешливо посмотрел на неё через зеркало. — У тебя же нет волнующейся мамы.

— Человек один приехать должен.

— Парень твой?

— Бывший.

— А чего тогда напрягаешься?

— Он ещё об этом не знает.

Артём иронично усмехнулся.

— Всё с тобой ясно.

— Что ясно? — неожиданно вспыхнула Вика. — У всех есть бывшие. Можно подумать, у тебя нет.

— У меня все бывшие. Даже те, которые будущие.

— А как же Полина? — язвительно осведомилась Вика.

— Полина вне конкуренции.

— Что значит “вне конкуренции” ? Не жена же она тебе.

— Ну, почти.

— Что? — Викино лицо вытянулось, она даже моргать перестала.

— Просто потом, лет через пять, а если повезет и позже, я на ней женюсь.

— Типа ты её так любишь?

— Терпеть не могу. Ей двадцать четыре и самомнения у неё ещё больше, чем у тебя.

— Страшная? — с надеждой спросила Вика.

— Нет. Красивая. Очень. И умная, — Артём хитро подмигнул в зеркало.

— Ничего не понимаю, — растерялась она.

— А тебе и не нужно, — с ноткой пренебрежения откликнулся он.

Внезапно Макс, всё это время внимательно прислушивающийся к разговору, тревожно вскинулся:

— Останови здесь.

И, не дожидаясь, пока машина встанет, резко распахнул дверь и бросился бежать по дороге в обратном направлении.

— Эй! Ты куда? — закричала Вика и выскочила за ним.

Артём же, обреченно закрыв ладонями лицо, глухо зарычал.

— Началось.

Макс бежал быстро и уже через минуту скрылся из вида.

Вика вернулась и села на его сидение.

— Второй день подряд, — раздраженно произнес Артём, не двигаясь с места. — Не помню, чтобы когда-то такое было.

— Весной всегда обострения, — сказала я. — Нужны успокоительные или хороший психолог. У мамы есть знакомая. Она ей очень помогла.

— Врезать ему нужно, как следует, а не успокоительные, — Артём уронил голову на руль и некоторое время так лежал.

— Мы что, не будем его догонять? — спросила Вика.

— Никуда он не денется. Там река.

— А если в лес побежит? Или опять в поля? — меня очень беспокоило состояние Макса. Что-то с ним происходило странное.

Артём снова развернул Пандору.


Мы нагнали Макса и покатились рядом. Он бежал без усилий, ровной, спортивной трусцой. По обеим сторонам асфальтовой дороги тянулись канавы, за ними редкие, нестройные ряды голых берез. Дорога шла прямо, в канавах на солнце блестела вода.

Лицо у Макса было сосредоточенное, раскрасневшееся, а взгляд неосмысленный и отрешенный. Человек, ушедший глубоко в себя и заблудившийся там.

— Слышь, Форрест, нам что, каждый день за тобой гоняться? — закричал Артём. — Давай, заканчивай. Ты меня слышишь вообще или нет?

Вытянул руку и толкнул его в плечо. Макс слегка пошатнулся, но темп не сбавил.

— Эй, — Вика перегнулась через колени Артёма и высунулась в окно. Её волосы тут же подхватил ветер. — Хочешь я тебя поцелую? Честно. Остановишься — поцелую.

Но Макс даже не взглянул. Вика попробовала его схватить за рукав, но не дотянулась.

— Всё, прекращай уже, — попросил Артем миролюбиво. — Ну что мне драться с тобой?


И они принялись уговаривать его на все лады, то угрожая, то взывая к голосу разума.

Я же молчала, помня, как Макс говорил про «не думать».

Ведь, чем больше они с ним разговаривали, тем сложнее ему было освободиться от своих мыслей.

— Ну, пожалуйста, Котик, будь хорошим мальчиком, — неожиданно заговорил Артем с необыкновенно ласковой интонацией в голосе. — Ветер унесет, вода заберет, время полечит. Ветер унесет, вода заберет, время полечит.

И когда он в пятый раз повторил эту странную, похожую на заговор фразу, Макс вдруг повернул голову и совершенно осознанно посмотрел:

— Тебе бензин не жалко?

— Жалко, — обрадовался Артём. — Но тебя больше.

— Сейчас, добегу вон до того знака и поедем, — тяжело дыша пообещал Макс.

Мы доехали до знака, предупреждающего о неровной дороге, и остановились обождать.

— Что это ты ему такое непонятное сказал? — с любопытством спросила Вика.

— Присказка такая, — отмахнулся Артём. — Его мать всё время так говорила, когда у кого-нибудь из нас что-то болело.

— Да? Забавно! — Вика непрерывно смотрела на него, стараясь заглянуть в глаза. — А моя мама говорила: У кошки боли, у собаки боли, а у Вики не боли.

Едва закончив фразу, она тут же осеклась, сообразив, что ляпнула, и беспомощно, в поиске поддержки, бросила на меня торопливый взгляд.

— А что случилось с мамой Макса? — пришла я ей на помощь. — Почему она умерла?

Артём помолчал немного, глядя в зеркало на приближающего Макса:

— Потому что её убили.

— Ничего себе! — воскликнула Вика. Глаза широко распахнулись, рот приоткрылся. — Кто?

— Мой отец, — спокойно ответил Артём.

Макс открыл дверь со стороны Вики, задумчиво посмотрел, но прогонять не стал и сел рядом со мной.

Вика тут же выглянула между креслами:

— Ты обещал, что больше так не будешь.

Макс ничего не ответил, просто прикрыл глаза. Я успокаивающе погладила его по голове. Волосы у него были жёсткие и немного влажные, а подбородок со вчерашнего дня покрылся чуть заметной золотистой щетиной. В ответ на этот жест, он со стоном съехал мне на плечо и тихо проговорил:

— Мне это тоже страшно надоело.

Я накрыла его рукой, и он остался так лежать.


— Ветер унесет, вода заберет, время полечит. Ветер унесет, вода заберет, время полечит, — медленно, с расстановкой произнесла Вика, не сводя с него глаз, словно проверяя действие этих слов и ожидая какого-то волшебного превращения.

— Продолжай, — сказал Макс, натягивая капюшон и отгораживаясь от нас. — У тебя хорошо получается.