Мимо нас прошел высокий мужчина с пустым подносом в руках, и Артём спросил, как найти Стёпу. Мужчина бросил на ходу: «Где-то здесь» и, чуть не столкнувшись в дверях с пухленькой хохочущей девушкой, вошел в дом. На наш вопрос о Стёпе, девушка ответила таким же неопределенным «был здесь» и убежала к танцующим. Два подвыпивших парня в расстегнутых до пупа рубашках тоже не знали.

Велев нам ждать, Артём направился к танцующим, а Вика, обессиленно облокотившись о дом, с тяжелым стоном опустилась на корточки.

— Я сейчас умру.

Её волосы окончательно растрепались и достав из них резинку, она натянула её на запястье.

— Ну прости. Я не хотел, — Макс участливо присел рядом и взял её за руку.

— То же самое ты говорил, когда мы тебя по городу искали.

Их голоса тонули в общем гуле.

— Ничего не могу с собой поделать. Это как лунатизм. Но он лечится. Если надо. Если что.

Вика выразительно посмотрела на него.

— Я есть хочу. Сходи, попроси у них.

— У кого попросить? — растерялся Макс.

— На столах полно еды. Раздобудь что-нибудь, — она состроила несчастную мордочку. — Ты же мужчина. Охотник.

— Хорошо, — на полном серьёзе ответил Макс. — Сейчас вернусь.

Он отошел, а я заняла его место.

— Зря ты с ним так.

— Провинился — пусть отрабатывает, — равнодушным голосом сказала Вика.

— Он в тебя влюблен.

— Мало ли кто в кого влюблен. Я ему ничем не обязана, — Вика улыбалась, и я никак не могла понять, то ли она специально хочет казаться высокомерной, то ли, наоборот, старается это высокомерие сгладить.

— Не обязана, но зачем дразнить? Это нехорошо.

— Без тебя знаю, что хорошо, а что нет. В вопросах любви всё хорошо. Ему нравится, когда я его дразню.

— Такое не может нравится. Волей-неволей начинаешь думать, что у тебя есть шанс. Из-за любого взгляда или слова. Просто представь, если бы с тобой так кто-то поступал.

— Со мной бы не поступал. Я себе цену знаю.

— Ну, а вдруг?

— Я бы убила, — она рассмеялась. — Потому что со мной так нельзя. Потому что меня нужно любить. Ты же меня любишь?

Вытянула губы в поцелуе, и я чмокнула в ответ. Иначе с Викой не получалось.

— Можешь забирать его. Обещаю не ревновать, — сказала она таким тоном, словно предлагала поносить заведомо неподходящую мне вещь.

— Кого забрать? — Артём появился так незаметно, что от неожиданности Вика вскочила.

Он с укором усмехнулся и осуждающе покачал головой:

— Как можно пообещать не ревновать? Всё равно, что пообещать не испытывать боли, когда тебя будут резать.

Вика немного раздраженно пожала плечами:

— Ревность бывает из-за глупости и неуверенности в себе.

Он посмотрел на неё серьёзно:

— Или страха потерять.

— Если я захочу, то могу не ревновать, — заявила Вика тоном ребенка, которому непременно хочется, чтобы последнее слово осталось за ним.

— А я нет, — коротко бросил Артём. — У нас это семейное.

И, ничего не объясняя, направился к столам.

Вика, непонимающе пожав плечами, побежала его догонять.

Макс стоял с тарелкой в одной руке и рюмкой в другой в окружении нескольких возрастных мужиков с голым торсом и простынями на бёдрах.

— Что это? — Вика заглянула в тарелку. Там лежали свежие овощи: помидорки, редиска, огурцы и зелень. — А мяса нет?

— Мясо ещё жарят, — ответил Макс.

— Странная свадьба, — Артём взял огурец. — Невесту в упор не вижу. И почему эти люди в простынях?

— Третий день отмечают, — Макс протянул мне тарелку. — Стёпа, кстати, в бане. Мужики сказали. Нужно ждать.

Мы присели на деревянную лавку спиной к столу.

Люди, замечавшие наши взгляды, приветливо кивали или подмигивали, несколько раз предлагали налить, танцующие махали руками, приглашая присоединиться к ним. Мужики, с которыми познакомился Макс, настойчиво звали их с Артёмом в баню.

Никто не спрашивал, кто мы, откуда и что там делаем.

Вскоре компания хохочущих тётушек потащила Макса с Артёмом в центр круга под светящиеся деревья — танцевать.

Парни сначала неохотно и глумливо подстраивались под их забавные притоптывания, но постепенно оба вошли во вкус и ожили. Артём увлекся и перестал обижаться, Макс благодарно откликнулся. И они устроили зажигательные пляски, больше уместные для клуба, но тётушки всё равно пришли в дикий восторг, а через несколько минут к ним в круг подтянулись и молодые, довольно привлекательные девушки.

— Это ещё что за наглость? — возмутилась Вика, недоуменно хлопая длиннющими ресницами. — Сейчас я им покажу.

Она скинула куртку, но «показать» ничего не успела, потому что кто-то крикнул «мясо», и все рассеянные по двору люди двинулись к столам.

Вика быстро схватила пустую тарелку из-под овощей, и когда принесли огромные, головокружительно пахнущие блюда, без капли стеснения наложила себе кусков пять.

А потом прямо руками, обжигаясь и торопливо дуя на пальцы, принялась жадно есть.

— Года три не ела шашлык.

— Вас в детском доме кормили шашлыком?

— Нет, конечно, — она ничуть не смутилась. — Но я же не в тюрьме сидела.

Если Макс и был прав насчет того, что она не детдомовская, то Вика настойчиво придерживалась этой версии своей биографии.


Шумная женщина лет пятидесяти с лошадиными зубами и в больших очках пристроила Макса с Артёмом на противоположной от нас стороне стола. Они разговаривали, смеялись и были так рады друг другу, как если бы давно не виделись.

Дружба всегда казалась мне таким же чудесным таинством, как и любовь, а возможно и ещё чудеснее, ведь в дружбе никто не вступает в брак и не клянется в вечной верности, но, вместе с тем, она способна привязать одного человека к другому на долгие годы без всяких обещаний или штампов в паспорте. Здорово иметь такого друга, с которым даже ритуал примирения становится ненужным.

Внезапно Артём поднял голову и сразу же заметил, что я смотрю на него. Как в тот раз в ванной — словно застукал с поличным. Однако теперь ответным ироничным взглядом он будто ухватил мой, не давая опустить или отвести глаза. Кролик, не успевший вовремя убежать от гипнотизирующего его удава, полностью теряет способность двигаться. В тот момент я в полной мере ощутила себя кроликом.

— У тебя сейчас такой глупый вид, — шепнула Вика мне в самое ухо.

От её дыхания я очнулась, но оправдание придумать не успела, потому что все внезапно затихли, прислушиваясь к словам сухопарого, едва державшегося на ногах мужчины. Заплетающимся языком он попытался сказать тост, но все покатились со смеху, кто-то нетерпеливо выкрикнул «горько», и мужчина обессиленно рухнул на лавку.

Пучеглазый сосед ткнул меня в бок и кивнул на него.

— Вы Стёпу искали? Вот он.


Минут двадцать мы пытались привести Стёпу в чувства. Уговаривали, трясли, взывали к благоразумию, Артём сулил любые деньги, но тщетно. Стёпа спал, даже когда медленно лепетал, что в эти дни река становится злой и опасной, как «беременная волчица», к себе «не подпускает», а стоит сунуться, обязательно случается дурное.

Подошла та самая женщина с лошадиными зубами, жена Стёпы, и сказав, что до утра он «умер», позвала каких-то парней, которые унесли его в дом.

Тогда Артём решился и вызвал такси, намереваясь вернуться за Пандорой завтра. Машину пообещали подать в течение часа, и мы отправились вместе со всеми на реку смотреть салют.


Ветер не стих и, по мере приближения к реке, всё сильнее ощущалась пробирающая до костей влажность. Мы медленно прошли через всю деревню, миновали странные полукруглые постройки наподобие ангаров и поднялись по склону на невысокий пригорок, у подножья которого разлилась чёрная блестящая река.

Пока шли, к нам подскочили два мальчика и девочка лет десяти и с огромным любопытством начали расспрашивать Артёма про тоннели и пирсинг. Больно ли это делать, и разрешила ли ему мама. В ответ он, смеясь, долго описывал «адские муки» во время проколов, а потом сказал, что его мама не разрешила, и только поэтому он их сделал.


Река поднялась довольно высоко, но всё же не настолько, чтобы залить пригорок, тогда как чуть поодаль справа, на более низком участке, прибрежные деревья стояли, сплошь окруженные водой. Темное беззвездное небо накрывало собой всё вокруг, и лишь на другом берегу виднелись едва различимые дрожащие огоньки. Река гудела, вдалеке шумел лес. Пахло сыростью и весной.


А потом вдруг раздался пронзительный свист, и огненная ракета, стремительно взметнувшись в небо, с громким хлопком рассыпалась над нашими головами разноцветным фонтаном. Все закричали «ура», и я тоже. Рыжие отблески плясали повсюду: и в непроглядной вышине, и на чёрной воде. Дети, задрав головы, стали носиться по всему пригорку, ловя падающие искры.

Внезапно, прямо на моих глазах, один из мальчиков неловко оступился и в один миг исчез. Послышался слабый всплеск. Девочка с ужасом завопила «Вова!».


— Там ребенок в воду упал, — крикнула я ребятам и бросилась к краю.

Под самым склоном плавало множество коряг и среди них, слабо различимым пятном, беззвучно барахтался мальчик.

До обрыва Артём добежал раньше, но замешкался, стаскивая куртку, и прыгнуть не успел. Макс кинулся в воду первым, безрассудно, не глядя вниз и не снимая кроссовок. В свете фейерверков было видно, как он быстро доплыл до мальчика и потянул за собой.

Достать ребенка из воды помогли понабежавшие люди. Он был страшно напуган и дрожал. Женщины запричитали, а его мама, примчавшись, сходу влепила крепкий подзатыльник, после чего обняла и со слезами в голосе заныла: «Ну как же ты так?» Подошел серьёзный сорокалетний дядька в высоких резиновых сапогах и сказал, что пацана нужно срочно гнать в баню, иначе подхватит воспаление лёгких. Глянул на Макса и добавил: «Этого тоже».