Многое из того, что было написано в письме, имело смысл для меня только потому, что я побывала в Фарти. Я понимала упоминания о сумасшествии Джиллиан, о том, что духи бродят по большому дому, о мучениях Тони, а также причину, по которой Трой захотел остаться невидимым для окружавших его людей. Но чего я не понимала или не знала до этого момента, конечно, — это причина, почему мама испытывала муки. Из того, что написал Трой в письме, вытекало, что она любила его так же сильно, как он любил ее.

Я подумала, что она прекрасно поняла бы, что происходит сейчас между Люком и мной. Мне теперь было также понятно, почему у нее возникало беспокойство от того, что он и я так много времени проводили вместе. Она предвидела все это, потому что такое же произошло и с ней.

— О мама, — прошептала я, — как бы я хотела, чтобы мы могли поговорить друг с другом хотя бы еще только один раз. Как нужны мне сейчас твои советы и твоя мудрость! Я поняла бы, как тяжело было тебе пережить все это, и я руководствовалась бы твоими словами.

Я не осознавала того, что плачу, пока слеза не упала на письмо. Многое из того, что Трой написал здесь маме, мог бы написать мне Люк. Действительно, когда я читала письмо, мне слышался голос Люка.

Я сложила письмо, подняла крышу коттеджа и положила его обратно туда. Где оно находилось все эти годы. Оно принадлежало коттеджу, было частью его. Игравшая музыка разрывала мое сердце, как, несомненно, было и с мамой всякий раз, когда она сидела в одиночестве и слушала ее, а перед глазами возникало лицо Троя, говорившего ей прощальные слова. И так было много, много раз.

Возможно, это имело немалое значение при принятии мамой решения никогда не возвращаться в Фарти, а не только ее гнев на Тони. Воспоминания о потерянной любви были слишком болезненны. И всякий раз, когда Люк и я говорили о лабиринте и фантазировали о Фарти… мы, не сознавая этого, делали ей больно. Мама, прости нас! Наши придуманные истории, должно быть, заставляли ее приходить к этому маленькому игрушечному коттеджу, чтобы снова оплакать потерянную навсегда любовь.

Мои печальные размышления прервал стук в дверь. Я ответила, и в комнату вошла миссис Эвери. Она была необычно возбуждена и взволнованна.

— На телефоне какой-то джентльмен, который говорит, что он звонит из Фартинггейл-Мэнора. Он сказал, что это очень важно.

Освобожусь ли я когда-нибудь от Тони Таттертона и его безумных галлюцинаций и путаницы? Во мне начинал закипать гнев.

— Вы должны сказать Тони Таттертону…

— Нет, Энни, это не мистер Тони Таттертон. Он говорит, что это касается мистера Тони Таттертона. Он говорит, что он думал, что вы должны знать…

— Знать? Что знать? — Мое сердце замерло, потом быстро забилось.

— Он не сказал, Энни. Он сказал, что хочет поговорить непосредственно с вами, и я пошла поискать вас.

— Хорошо, скажите ему, я сейчас подойду. — Я глубоко вдохнула, чтобы прогнать холодок, побежавший по моей спине.

Я последовала за миссис Эвери так быстро, как только могла. Теперь, когда я могла передвигаться самостоятельно, меня раздражала моя медленная и неуклюжая походка.

Миссис Эвери передала мне телефонную трубку, и я села.

— Алло, — проговорила я слабым испуганным голосом. Я думала, что стук моего сердца был слышен на другом конце провода. Таким громким он мне казался.

— Энни, — послышалось в трубке. Мне не представило никакого труда определить, кому принадлежал этот голос, как это случилось бы с мамой, если бы она услышала его спустя много лет. — Я подумал, что вы захотели бы узнать об этом и, может быть, захотели бы приехать на похороны.

— Похороны? — Мое сердце замерло, и я задержала дыхание.

— Несколько часов тому назад скончался Тони. Я находился у его постели.

— Скончался?

Внезапно мне стало жаль его, чахнувшего в Фарти, с мыслями о том, что его снова бросила женщина, которую он любил. Я заставила его заново пережить его собственную трагедию. Помимо своей воли я была актером в пьесе, поставленной много лет тому назад. Как какой-то дублер, я подключилась к роли, которую была также вынуждена играть мама. Теперь наконец, возможно из милосердия, занавес был опущен, огни погашены и все актеры покинули сцену. Подошли к концу и муки Таттертона.

Голос Троя был полон искренней печали, а не облегчения. Он потерял брата, который одно время был скорее для него отцом.

— О Трой. Я сожалею. Я не думала, что он физически нездоров. Вы были с ним?

— Я недавно принял решение появляться чаще на людях и проявить заботу о нем. Сейчас, когда ему совершенно необходимы были внимание и забота. А то, что я говорил вам, было правдой, он всегда заботился обо мне, когда я бывал болен. И, — добавил он срывающимся голосом, — он очень любил меня. В конечном счете у нас не было никого другого, кроме нас самих.

У меня перехватило горло, и я не могла даже глотнуть. Я чувствовала, что мои глаза наполняются слезами. Мне не трудно было представить себе Троя у постели Тони — рука Тони в руке Троя, голова Троя опущена, его плечи содрогаются от рыданий, когда он увидел, что жизнь покинула его старшего брата.

— Как он умер? — спросила я наконец голосом настолько слабым, что скорее это был шепот.

— Это был паралич. По-видимому, какое-то время тому назад у него был небольшой инсульт, но об этом я ничего не знал.

— Недавно мне звонил Дрейк и сказал, что он разговаривал с ним, но он даже не упоминал о том, что Тони был серьезно болен.

— Он закрылся в своей комнате, так что даже Рай не знал, что происходит. К тому времени, когда он понял, что все это значит, было уже поздно. По крайней мере, хоть я был с ним в конце. Он много бормотал, путая людей. Через некоторое время я не был уверен, что он узнавал меня, но он упоминал ваше имя и заставил меня обещать, что я буду смотреть за вами и следить за тем, чтобы у вас все было в порядке. Я… я знаю, что он испытывал странные душевные муки, и я представляю себе, что вы были свидетельницей некоторых из них, но он был безвредный. Он был человеком, ищущим любви и путей оплатить свои грехи… Это то, что мы все делаем в конце так или иначе.

— Я знаю. — Неизвестно, услышал ли он в том, как я это сказала, как много я уже знала. — Я знаю, кем был для меня Тони в действительности, Трой. Он выкрикнул это, когда я покидала Фарти, и моя тетя Фанни подтвердила.

— Понятно. — Его голос отдалился. — Я не пытаюсь оправдывать его, но у него была сложная и трудная семейная жизнь.

— Да. — У меня не было особого желания говорить сейчас обо всем этом. — Но, Трой, я хочу приехать на похороны. Когда они состоятся?

— Послезавтра, в два часа. Все будет проходить на семейном кладбище. По тому, что мне сказала ваша горничная, я понял, что ваше состояние неуклонно улучшается. Я рад за вас, Энни, и я не хотел бы, чтобы что-либо помешало этому, так что, если такая поездка затруднительна для вас…

— Нет, и это не скажется отрицательно на моем выздоровлении. Я… горю желанием снова увидеть вас. У меня не было даже возможности поблагодарить вас за то, что вы позвонили тете Фанни и, таким образом, дали возможность Люку и ей приехать и забрать меня. Ведь это сделали вы, не правда ли?

— Я не хотел, чтобы вы уезжали, я надеялся на то, что у нас будут другие возможности быть вместе, но я видел, что происходило с вами здесь, и понимал, что вам лучше быть среди людей, которых вы любите, хотя я и представлял себе, как тяжело вам будет вернуться теперь домой. Я помню, как Тони рассказывал мне, насколько тяжело ему было, когда много лет тому назад он пришел в мой коттедж, думая, что я умер и меня больше нет.

— Да, это было больно. Хотела бы я, чтобы у меня тоже был свой коттедж, где я могла бы спрятаться от печали и боли, с лабиринтом, который не пускал бы ко мне нежелательных людей.

— Трагедия обладает способностью узнавать нужные повороты и находить предназначенного ей человека, где бы он ни находился, Энни. Я узнал это слишком хорошо, — сказал он печально.

— Я знаю. — Мой голос был почти не слышен. Это скорее был шепот. Я была на грани того, чтобы сказать больше, возможно, даже упомянуть о секретном письме в игрушечном коттедже. Он, должно быть, что-то почувствовал, потому что постарался быстро закончить наш разговор.

— Увижу вас послезавтра, Энни. Я рад, что вы будете там со мной. До свидания, до встречи.

— До свидания, Трой.

Я медленно положила трубку. Мои мысли вернулись к Тони. Несмотря на его безумие и ложь, я не могла удержаться от слез. Трой был прав. Хотя Тони был невообразимо богат, он был одинок и растерян. Совершенно так же, как другие люди, он искал того, кого мог бы полюбить и кто любил бы его.

Вероятно, Рай Виски был прав относительно духов в Фарти. Может быть, они наконец прекратили муки Тони, призвав его в свои ряды.


Тетя Фанни расстроилась, когда я сказала ей, что собираюсь присутствовать на похоронах Тони.

— Никто не знает, Энни, что он был твоим дедушкой. Никто не ожидает, что ты проделаешь весь этот путь, чтобы посмотреть, как его хоронят.

— Я знаю, кем он приходился мне, тетя Фанни. Я не могу забыть и ненавидеть его. Он действительно пытался помочь мне по-своему.

— Это место ядовитое. Все эти богатые люди губят себя тем или иным образом. Это не значит, что я сама не хочу быть богатой, речь идет о том, как живут эти богатые шарлатаны, воображая, что они лучше всех. Они становятся совершенно сумасшедшими. Я хочу, чтобы ты изменила свое решение.

Она ворчала весь день, но убедилась, что я непреклонна. Вскоре после того как я поговорила с Троем и узнала о смерти Тони, я позвонила Люку. Я едва могла говорить, когда он ответил. Его голос был такой печальный и одинокий. У меня задрожала рука, но я закрыла глаза и заговорила. Как только он услышал мой голос, он стал веселее и заговорил громче.