Много лет тому назад, когда она жила в трудных условиях в Уиллисе, она встретилась с вашим отцом и они полюбили друг друга, поклявшись в верности. Если бы она оставалась в Уиллисе, скорее всего, она вышла бы замуж за вашего отца и спокойно и счастливо жила в Уиннерроу, но Судьба распорядилась иначе.

После того как Люк Кастил разрушил семью, продав детей, Хевен жила с очень эгоистичной и ревнивой женщиной Китти Деннисон и ее мужем Кэлом. Жизнь там была для нее тяжелой, потому что Китти стала ревновать своего мужа к ней, а Кэл… в конечном счете воспользовался ею. Не трудно понять, как это могло произойти. Ваша мать была совсем молоденькой и отчаянно стремилась найти кого-либо, кто любил бы ее и заботился о ней. Кэл же, будучи зрелым человеком с обликом папаши, чувствовал это.

На какое-то время случившееся разозлило Логана, и даже после смерти Китти, когда Хевен приехала жить в Фарти, в то время как он сам уезжал в Бостон, в колледж, он отказался от нее. Она вела одинокую жизнь здесь. Я сам переживал очень трудное время, уверенный в том, что жить мне осталось совсем немного. Я был ожесточен и замкнут в себе. Потом ваша мать и я встретились. На какое-то время она наполнила мою жизнь надеждой и счастьем. Мы говорили о том, чтобы нам пожениться, и составляли разные восхитительные планы на будущее.

Затем Хевен уехала, чтобы заняться своей брошенной семьей, а в ее отсутствие, как вы знаете из письма, которое вы прочли, Джиллиан рассказала мне правду, что Тони был отцом Хевен, что она, таким образом, была моей племянницей. Понимая, что мы никогда не сможем пожениться, я написал ей письмо и покинул Фарти, чтобы в путешествии попытаться забыться.

Я вернулся, когда ее уже не было здесь, и, как вы знаете, ускакал на лошади Джиллиан Абдулле Баре в океан, убедив всех, включая даже Тони, что я умер.

И я действительно был мертв для всего теплого и имеющего надежду. Я просто бесцельно бродил, дожидаясь неизбежного конца своего жалкого существования.

Но он не наступал. Я продолжал жить и после того времени, когда, как полагал, я должен был умереть. Обретя снова надежду, даже воспрянув духом, я вернулся, мечтая о каком-либо существовании вместе с Хевен, но к тому времени она вновь сошлась с Логаном и они поженились. Я тайно жил в коттедже и незаметно с сжимающимся сердцем наблюдал за их свадебным приемом в Фарти.

Какое-то время я бродил по территории и даже незаметно вошел в здание, действуя, как один из духов Рая Виски, с единственной целью посмотреть на Хевен. Она почувствовала мое присутствие и пришла в коттедж. Я пытался спрятаться от нее в тоннелях лабиринта, но она преследовала меня и… обнаружила, раскрыв таким образом секрет моего существования.

Мы оба оплакивали нашу потерянную любовь, но… — Он поднял глаза и внимательно посмотрел в мое лицо —…мы не остановились на этом, хотя мы расстались в твердой уверенности, что никогда больше не увидим друг друга. Она вернулась в ту ночь. Да простит мне Бог, я надеялся и молился, чтобы она это сделала. Я оставил даже открытой мою дверь.

Она пришла, и мы провели вместе нашу последнюю ночь любви, эту особую драгоценную ночь, Энни, так что у меня нет никакого сомнения, глядя сейчас на тебя, девочка: твое рождение является результатом той украденной ночи любви.

Во время всего его рассказа слезы текли по моим щекам, а когда он произнес последние фразы, мое сердце замерло, а Люк сжал мою руку, словно его внезапно разбудили от глубокого сна.

— Что… что вы говорите?

— Я говорю, что ты моя дочь, Энни, моя дочь, а не Логана. Я говорю, что между тобой и Люком нет никакой кровной связи. Фанни и Хевен не были сестрами, и Логан не был твоим отцом, хотя я уверен, что он любил тебя так же сильно, как любой отец любит свою дочь, хотя глубоко в своем сердце он мог знать об этом.

Поверь, мне было нелегко рассказывать тебе все это, потому что я боялся, что ты будешь хуже думать о своей матери из-за этого, но в конце концов я пришел к выводу, что Хевен захотела бы, чтобы я рассказал это, с тем чтобы ты и Люк не потеряли друг друга, как это случилось с нами.

Прогони темные тени, окутавшие Фарти, пролей свет жизни на него, Энни. Пойми и прости людей, которых согнула и скрутила жестокая Судьба, единственной виной которых было то, что они слишком нуждались в любви и слишком сильно хотели ее.

Он опустил голову, обессиленный своими откровениями. Продолжительное время Люк и я хранили молчание. Затем я наклонилась вперед и медленно взяла руку своего отца. Он поднял голову и посмотрел мне в глаза. В его глазах я увидела лицо мамы. Я видела ее улыбающееся прекрасное лицо. Я чувствовала ее поддержку и любовь, и я знала: все, что Трой говорил нам, было рождено любовью, все его слова шли от сердца.

Я ни к кому не испытывала ненависти, я никого не винила. События, имевшие место много лет тому назад, предопределили, что должны были пересечься пути и судьбы двух семейств, отличающихся друг от друга, как ночь и день. В результате чего оба семейства подвергались с тех пор постоянному воздействию вихрей страсти и ненависти, которые свели некоторых с ума и потрясли самые их основы.

Теперь Люк и я оказались в центре всей этой путаницы. Теперь мой настоящий отец решил, что настало время покончить с этим. Он показал нам путь, как выйти из этого лабиринта.

— Мы никого не презираем, и нам некого прощать.

Он улыбнулся сквозь слезы.

— В тебе так много от Хевен. Я верю, что той силы, которую ты взяла от нее, будет достаточно, чтобы преодолеть меланхолию, которую ты могла унаследовать от меня.

Долгое время я жил в стыде, сожалея о той ночи любви, которую мы разделили с Хевен, но, когда я увидел, как прекрасна ты, и понял, какой могла бы быть твоя жизнь, если освободить ее от всей этой лжи и этого обмана, я решил дать тебе лучшее из того, что я мог, единственный подарок, который я в состоянии сделать, это сказать тебе правду.

— Это самый изумительный подарок из всех! Спасибо… отец.

Я встала, чтобы обнять его. Мы крепко обхватили друг друга, а когда он отпустил меня, он поцеловал меня в щеку.

— А теперь иди и живи свободной от каких-либо теней.

Он пожал руку Люка.

— Люби и береги ее, как твой отец сумел любить Хевен и заботиться о ней.

— Обязательно.

— До свидания.

— Но мы будем навещать вас! — сказала я.

— Я буду рад этому. Вам не доставит труда найти меня. Я всегда буду здесь. Теперь пришел конец моему бегству от жизни.

Он проводил нас, и мы еще раз поцеловали и обняли друг друга. Потом Люк и я сели в машину. Я оглянулась и помахала ему на прощание. Моя грустная половина вызывала во мне опасение, что я больше никогда его не увижу, переносила меня в будущее, в тот день, когда я вернусь в коттедж и не застану никого, кроме незаконченных игрушек. Но моя более счастливая и, надеюсь, более сильная половина прогоняла прочь эти мрачные картины и заменяла их образами постаревшего Троя, все еще трудившегося над своими игрушками, приветствовавшего меня и Люка и наших детей.

Люк потянулся и сжал мою руку.

— Остановись еще раз на кладбище, пожалуйста, Люк.

— Конечно.

Когда он остановил машину, мы вышли из нее и подошли к памятникам. Мы стояли перед ними, не говоря ни слова и взявшись за руки.

В отдалении возвышался громадный каменный дом, таинственный и высокий, как всегда. Солнечный свет нашел отверстие в облаках, окутавших небо, и расширял его до тех пор, пока яркие лучи солнца не пролили свое тепло на здание и его окрестности.

Люк и я посмотрели друг на друга. Моя память воскресила слова из наших фантазий: «…может быть, они становятся такими, какими вы хотите, чтобы они стали… если я захочу, чтобы они были сделаны из сахара и кленового сиропа, они и будут такими».

«И если я захочу, чтобы он стал волшебным замком с лордами и фрейлинами и печальным принцем, тоскующим и ждущим своей принцессы, пусть так и будет».

— Будь моей принцессой, Энни, — неожиданно сказал Люк, как бы подслушав мои мысли.

— Всегда и навеки?

— Всегда и навеки.

— О да, Люк. Да.

Он обнял меня за талию, мы повернулись и пошли обратно к машине.

Я улыбнулась про себя, уверенная, что сейчас в коттедже Трой слушает, как из музыкальной шкатулки звучит мелодия Шопена.