ПРЕДПИСАНИЯ ДОКТОРА

Я словно падала в длинном темном туннеле, но постепенно стала различать в конце его свет. Приближаясь к нему все ближе и ближе, мне послышались какие-то звуки. Вначале это было похоже на шепот толпы, затем на жужжание сотен мух, облепивших оконное стекло в жаркий день позднего лета. Потом жужжание превратилось в слова, и я провалилась через нижнюю часть туннеля в яркий свет.

На мое лицо были направлены лампы очень яркого света. Я заморгала.

— Она приходит в себя, — сказал кто-то.

Отодвинув голову от света, я посмотрела в озабоченные карие глаза доктора Малисофа.

— Послушайте, как у вас дела, Энни?

Мои губы были настолько сухими, что я боялась оцарапать о них кончик своего языка. Тогда я попробовала сглотнуть.

— Что случилось?

Я снова заморгала и, повернувшись, увидела миссис Бродфилд, говорившую с ассистентом моего лечащего врача — доктором Карсоном. Сестра то и дело качала головой и возбужденно жестикулировала руками, по-видимому, объясняя, что со мной случилось. Я никогда не видела ее такой оживленной.

— Видите ли, Энни, в том, что произошло, — извиняющимся тоном произнес доктор Малисоф, — есть и моя вина. Мне надо было объяснить вам, насколько вы эмоционально слабы. Мы, кажется, сконцентрировали основное внимание только на ваших телесных недугах, в то время как существуют также эмоциональные и психологические проблемы. Полученные вами ранения являются гораздо более глубокими, чем они показались вначале.

Он снял с моей головы холодную салфетку и отдал ее миссис Бродфилд. Сев подле моей кровати, доктор Малисоф взял мою левую руку в свои ладони.

— Помните, когда вы спросили: «Все ли это, что со мной случилось», я засмеялся? — Я кивнула в ответ. — Однако мне не следовало смеяться. Я должен был вам объяснить, что имеются также эмоциональные и психические травмы. Может быть, тогда мы смогли бы предотвратить подобный срыв.

— Но что произошло? Все, что я помню, это чувство тяжести в груди и…

— Вы потеряли сознание. Эмоциональное перенапряжение. Дело в том, Энни, что вы не осознаете, насколько вы еще слабы, потому что мы делаем все, чтобы ваше состояние улучшалось, чтобы вы получали здесь должные лечение и уход. Но правда заключается в следующем: вам был нанесен ущерб по целому ряду направлений, в том числе по эмоциональному. Кожа на вашем теле получила ушибы, разрывы и царапины, то же самое произошло и с «кожей» на ваших чувствах и мыслях. Например, говорят: «Он толстокожий». Но речь ведь идет вовсе не о толщине кожи на теле, верно? Мы защищаем наши эмоции, защищаем наше мышление многими способами, а ваша защитная функция получила серьезные повреждения. Поэтому вы легко возбуждаетесь, вы уязвимы, не защищены. Понимаете?

— Думаю, что да.

— Хорошо.

— Сейчас мы должны сделать все для того, чтобы ваше физическое выздоровление не было приостановлено, а тем более прервано, если вы будете подвергаться сильным эмоциональным воздействиям. Человек не может быть здоровым физически, если он эмоционально болен. Здесь я проявил некоторую беспечность. Я должен был надежнее защитить вас, по крайней мере, до тех пор, пока вы не окрепнете, пока эта эмоциональная кожа не станет снова толстой. Вот что мы теперь должны сделать.

— Что все это означает? — Я не могла согласиться с доктором. Разве мои эмоции не в порядке? Кто бы мог остаться спокойным, случись с ним подобная трагедия? Кто бы мог продолжать жить как ни в чем не бывало, потеряв своих родителей, оказавшись парализованным, обнаружив, что вся жизнь вывернута наизнанку? В тот день у меня было сильнейшее желание дать волю своим слезам и стенаниям, но я изо всех сил сдерживалась, чтобы люди не испытывали неудобства в моем присутствии.

И вот теперь доктор говорит мне, что эмоционально я — полная развалина. Достаточно мне взглянуть в зеркало, чтобы увидеть себя окончательно раздавленной и разбитой. Я поежилась при этой мысли.

— Миссис Бродфилд рассказала мне о ваших посетителях и телефонных разговорах. — Он слегка поморщился, покачав головой. — Мы вынуждены будем ограничить на какое-то время ваши контакты, чтобы защитить вас. Я понимаю, что вам это будет не особенно приятно первое время, но поверьте нам и позвольте делать то, что мы считаем необходимым для вашего полного выздоровления, для того чтобы вы гораздо быстрее вернулись к нормальной жизни.

— У меня было не так много посетителей… только Тони и Дрейк, а также моя тетя и Люк. И звонок мне был только от него, — запротестовала я.

Доктор повернулся к миссис Бродфилд, которая покачала головой, словно я, как сумасшедшая, бормотала что-то несуразное.

— Видите ли, дело не в количестве людей, которые приходят или звонят по телефону, а в том, какое воздействие оказывают эти визиты и звонки на вас, — объяснил доктор Малисоф озабоченно. — Однако вам повезло. У вас есть место, где вы сможете поправить свое здоровье не хуже, чем в любом терапевтическом госпитале. В прекрасной спокойной обстановке, изолированной и защищенной от окружающего мира, ваше тело и ваш дух окрепнут гораздо быстрее.

Он похлопал меня по руке и встал.

— Могу ли я заручиться вашими доверием и поддержкой, Энни?

— Да, — сказала я тихим, робким голосом, как маленькая девочка.

А может, я снова стала маленькой? Может, я вернулась в то время, когда самые пустяковые вещи могли вызвать у меня слезы и наполнить сердце печалью? Только теперь у меня нет моей мамы и моего папы, к которым я могла бы побежать за сочувствием и утешением…

— Вот и хорошо, — одобрительно сказал доктор Малисоф.

— После случившегося я должна буду оставаться теперь в больнице дольше?

— Мы посмотрим.

— Как она? — услышала я голос Тони, неожиданно появившегося в дверях моей комнаты. У него было красное лицо, шелковистые седые волосы растрепаны, двубортный темно-синий костюм, потерявший форму, измят. Создавалось впечатление, что всю дорогу от машины сюда он бежал.

— Сейчас все в порядке, — успокоил его доктор Малисоф. — Не было никакой необходимости в вашем столь поспешном приезде, мистер Таттертон. — Он перевел взгляд на миссис Бродфилд, которая что-то делала с полотенцами и салфетками для мытья.

— Слава Богу, — произнес Тони, бросаясь к моей кровати. — Я подумал… так что же произошло?

— Случай эмоциональной перегрузки. У нас с Энни только что состоялся хороший разговор на эту тему, и она понимает теперь, что мы должны делать. Прав я, Энни? — Я кивнула. Он снова потрепал меня по руке и вышел из комнаты.

— Одну минуту, — окликнул его Тони и вышел вслед за доктором.

Я слышала, как они тихо переговаривались в коридоре. Ко мне подошла миссис Бродфилд, поправила на кровати одеяло и взбила подушку. У нее было суровое, холодное выражение лица, а немигающие, устремленные в одну точку глаза походили на бусинки.

— Они не собираются обвинять вас, правда? — спросила я, думая, что сестра переживает из-за случившегося.

— Меня? Почему кто-то должен обвинять меня? Ведь я не могла ограничивать часы посещений или отрубать звонки к вам по телефону.

— Я просто подумала…

— О нет, Энни. Теперь, если что-либо случится, каждый согласится со мной, что я тут ни при чем.

Широкая самодовольная улыбка расплылась по лицу сестры, и она стала похожей на надменного кота, укладывающегося вздремнуть на мягком удобном диване.

Через несколько минут Тони вновь вошел в комнату и приблизился к моей кровати.

— Ты на самом деле чувствуешь себя уже лучше?

— Да, Тони.

Он выглядел таким озабоченным, его голубые глаза затуманились, морщины на лбу сделались глубже.

— Я тоже проявил беспечность. Я должен был понимать…

— Теперь каждый должен бить себя в грудь и обвинять себя и других?! Все в прошлом. Пожалуйста, давайте забудем это.

— Нет, мы не собираемся забывать этого. Доктор сказал мне все, что он сказал тебе. Я уже согласился с ним. Сейчас отдаются новые распоряжения.

— Новые распоряжения?

Он кивнул миссис Бродфилд, и она тут же подошла к моему телефонному аппарату и отключила его, вытащив вилку из розетки на стене.

— Мой телефон! — взмолилась я.

— Пока никаких звонков, Энни. Это предписание доктора.

— Но мне должен будет позвонить Люк сразу после выпускной церемонии в школе, чтобы рассказать, как приняли его речь! — вскричала я в отчаянии.

— После того как я покину эту комнату, то сразу же спущусь к телефонному оператору и скажу, чтобы все звонки к тебе были переадресованы в мое бюро, где я или Дрейк сможем записать их содержание. Всю информацию я немедленно буду доставлять сюда. Обещаю это, а ты прекрасно знаешь, что я выполняю свои обещания, не так ли?

Я отвернулась. Люк будет чувствовать себя ужасно, ведь для него так важно поговорить со мной после церемонии. Слезы готовы были снова вырваться наружу, а мое трепещущее сердце превратиться в грохочущий барабан в моей груди. Но я вспомнила лекцию, которую прочитал мне доктор Малисоф. Я должна выработать в себе толстую кожу, иначе замедлю процесс выздоровления. В конце концов, нужно принести некоторые временные жертвы.

— Мы стараемся все делать для твоего блага, Энни, все, что считают необходимым самые лучшие врачи и сестры. Поверь мне. Пожалуйста.

— Я верю вам, Тони. Мне только жаль Люка.

Тони посмотрел на меня с большой нежностью и сочувствием.

— Вот что я скажу тебе. Я пошлю ему от тебя телеграмму прямо сейчас с пожеланием успеха. Поднимет это ему настроение?

— О да, Тони! Прекрасная идея!

— И… и я позвоню ему сам и скажу, что у тебя все в порядке, но что доктора сделали новые распоряжения и в течение какого-то времени тебя никто не должен беспокоить.