Прислоняюсь лбом к ее щеке.

— Это я привел сюда Ползина, — шепчу я. — Я так виноват.

— Нет, — яростно произносит она мне на ухо. — Это я привела его сюда. Это мое дело. Мое… и больше ничье. А теперь я снова буду с твоим отцом.

— Мам, пожалуйста, не…

— Ты меня спас. Вы с отцом. Это только мои ошибки. — Торопливо вздохнув, она добавляет: — Благодаря тебе мне было ради чего жить. Я любила тебя больше всего на свете. И всех. Никогда об этом не забывай.

— Я тоже тебя люблю. Всегда. Пожалуйста, подожди… скоро прибудет помощь. — Но произнеся слова, я понимаю: уже поздно. Слышу сиплый последний вздох и чувствую, как ослабевает ее хватка. Она окончательно обрела покой. — Мам! — Трясу ее. Вцепляюсь в нее.

Спины касается ладонь. Ладонь Уилла.

Уилл.

Не могу ее отпустить, а он и не заставляет. Просто стоит рядом, дотрагивается до моей спины, а я прижимаю к себе мать.

На какое-то время мы словно застываем. Понятия не имею, на какой срок. Может, на несколько минут, может, на час. Я обнимаю тело матери, а Уилл спокойно и непоколебимо стоит за моей спиной.

Время перестало существовать. Кажется, будто я заплутал в глубокой темной яме, а Уилл — то малое, что связывает меня с миром.

Обратно меня вытаскивает голос — новый голос.

— Ну, надо же, как трогательно.

Арчи.

Глава 25

Уилл

В кухонном дверном проеме стоит Рейнольдс, на нас направлено дуло пистолета. Рука кровоточит как черт знает что, но на данный момент эта проблема самая ерундовская.

— Все это время она нас дурила, — подмечает он. — Но она всегда была умненькой девочкой. — Он посылает Киту добродушную улыбку. — Да и яблочко упало от яблоньки не очень-то далеко.

Кит аккуратно опускает мать на пол, на секунду закрывает глаза, а потом переключает внимание на Рейнольдса.

— Вряд ли, — в конце концов, отзывается он. — О тебе я даже не догадывался. Хотя должен был.

Рейнольдс пожимает плечами.

— Ты считал, что со мной заморачиваться не стоит. Ты считал, что я ее любил.

— Да, — сознается Кит. — Стоило к тебе прислушиваться. Ты обожал повторять: «Для начала взгляни на факты. Потом на игроков. И задай себе вопрос: зачем?». Я сложил дважды два, и получилось пять… Но, судя по всему, именно на это ты и рассчитывал.

Рейнольдс сдержанно улыбается.

— Пустячная дезориентация многое решает. Но, несмотря ни на что, ты был отличным учеником, Кит. Жаль, что все завершится вот так, но, сказать по правде, очень уж ты похож на дорогую Аманду. Каким бы перспективным ты ни казался на первый взгляд, от нее тебе досталась буржуазная преданность морали. Это твоя самая большая слабость.

— Но не твоя же, — замечает Кит.

— Нет, — соглашается Рейнольдс, выражение лица печально-изумленное.

— Разумеется, за бомбежку ответственен ты.

В знак подтверждения Рейнольдс склоняет голову, будто принимает комплимент.

— Да боже ты мой, зачем? — До настоящего момента Киту превосходно удавалось держать себя в руках, но одно произнесенное хриплым голосом слово, и эмоции выставлены напоказ — горе, ужас, изумление.

Минуту Рейнольдс на него глазеет, а потом отвечает.

— Аманда была одной из нас — из «Гнезда», как нас окрестило ЦРУ. Дебильное название. Было нас трое. Я, Ползин и она — Феникс. Потом они с Леном сблизились, и она… изменилась. Я пытался держать ее в узде, но дело было обречено на провал, особенно после того, как она отказалась от полевой работы. А потом я выяснил, что она планировала нас разоблачить. — Он вздыхает. — Выбора не было.

Кит невнятно и жутко кричит, а Рейнольдс вздрагивает — не из-за жалости, а из-за своего рода смущения, будто Кит совершил какую-то оплошность.

— Тебе вообще повезло, что тебя нашел именно я, — строго говорит он. — В Хартуме все прошло быстро и чисто. Лен наверняка и не понял, из-за чего погиб. Будь на моем месте Ползин, Аманда мучилась бы гораздо сильнее. Как и ты, Кит. Можешь вообразить, что такой мужчина способен сотворить с ребенком? Я же тебя воспитывал как собственного сына.

— Ждешь благодарности? — восклицает Кит. — Ты убил моих родителей! И ради чего?

Рейнольдс пожимает плечами.

— Ради власти, — говорит он. — И денег. А ради чего еще? — Он бросает на меня взгляд и тут же отводит глаза, просто дает понять, что наблюдает за мной. Он обо мне не позабыл. — В общем, довольно, — произносит он. — Говори, где файл. Тебе она, конечно же, все выложила.

— Ничего я рассказывать не стану, Арчи. — По интонации можно догадаться: обоим известно, что это правда.

До этого момента Рейнольдс был спокоен, но меня тревожит вспышка гнева в глазах старика в ответ на неповиновение Кита.

Не спеша поднимаю руки над головой и встаю.

— Уилл… — шипит Кит.

— Не вставай! — лает на меня старик. Костяшки на руке, что держит пистолет, белеют.

Сгорбившись, я замираю.

— Хочешь файл? — интересуюсь я. — Мне известно, где он. Может, будешь играть по правилам, и я пойду?

Чувствую, как взор Кита буравит мне спину. Я же сосредоточен на Рейнольдсе.

— Я тебе не доверяю, — в конце концов, выдает Рейнольдс. — Но ладно, давай послушаем. Где файл?

Выпрямляюсь, двигаюсь медленно, руки подняты вверх.

— Вначале мне нужны гарантии. — Дергаю головой в сторону трупа Ползина. — Мое дело сделано. С тобой мне связываться ни к чему.

Рейнольдс сердито вздыхает.

— Хорошо, — изрекает он. — Сначала говоришь, потом идешь. Даю слово.

— Не прокатит. — Делаю шаг вперед, сокращаю расстояние между нами и, чтоб прикрыть Кита, двигаюсь по диагонали.

— Стоять! — рявкает Рейнольдс.

— Уилл… — Кит поднимается на ноги.

Руки по-прежнему подняты вверх, и я продолжаю шагать вперед.

— Она сказала, файл на чердаке. — Спокойно и уверенно смотрю на Рейнольдса. — Хочешь узнать где?

— Больше ни шагу, мать твою!

По глазам Рейнольдса понимаю: вот и все. Я повис на краю пропасти и вот-вот упаду. Все происходит не так, как я себе представлял. Все изменилось. Ползин мертв, а Кит… Кит, блин, любит меня.

Проникаюсь каждой частичкой тягостного сожаления, которое подталкивает меня к тому, что вот-вот случится.

— Уилл!

В этот самый миг я абсолютно твердо уверен: мне хочется жить. Отчаянно хочется жить. Но, честно сказать, ради Кита я принял бы любое количество пуль.

Кидаюсь на Рейнольдса, бью его по руке и отвожу пистолет от цели.

Но не очень-то резво.

Пуля с силой локомотива прошивает мне грудь. Все замедляется. Падаю будто бы целую вечность. Начинается суматоха, а потом я вижу лицо Кита.

Глаза безумные. Он что-то говорит, но я слышу лишь звон в ушах.

Хочу сказать, чтоб он не волновался, чтоб не грустил, но я уже за гранью.

В глазах темнеет. Закрываю их и наслаждаюсь тем, что Кит рядом со мной. Его присутствие согревает меня, как солнечные лучи.

Глава 26

Кит

Три месяца спустя

Галерея «Спарк», Лондон

— Как же я рада, что ты наконец-то завершил эту работу, — говорит Магда.

Выставка закончилась, и официанты убирают оставшиеся бокалы с шампанским и тарелки с канапе.

Гости давно уже ушли.

Мы стоим перед законченным триптихом «Прометея». Это моя лучшая работа, и, судя по словам Магды, главное украшение выставки. Пару недель назад до меня дошел слух, что она собирала коллекцию картин молодых британских художников. И я решил с ней связаться, вдруг она меня еще помнила.

Как оказалось, помнила она меня весьма неплохо.

— Когда ты должен был ее завершить? Года три назад? — Она указывает на первую картину, на орла, что пронзил когтями живот титана, а клювом вот-вот разорвет.

Безмолвно киваю. Мужчина, что написал эту картину, уже в далеком прошлом.

Раньше я считал, что картина была обо мне. Я был орлом, заманивал, пожирал. Однако, вернувшись домой с острова Медлин и взглянув еще раз, я увидел ее свежим взглядом. Разглядел в Прометее прикованного к скале цепями вины Уилла.

Обреченного из-за чувства вины.

Закончив первую, я размышлял о второй картине, «Освобожденном Прометее», где Геркулес освобождает Прометея от цепей. За несколько лет я сделал сотни черновых эскизов, опробовал десятки возможных композиций, но все они не отразили искомое. Но вернувшись из Штатов, я сломя голову бросился писать. Стройный Геркулес тревожно смотрит на убитого орла, а Прометей вырывается на свободу.

И наконец-то появилась третья картина. «Прометей-Огненосец»: наклонившись, Уилл протягивает светловолосому мальчику пылающего феникса, а мальчик изумленно и испуганно глядит на птицу.

Уилла на третьей картине можно признать безошибочно. Воспринимать его как Прометея не выходит.

— Сегодня мне поступило еще одно предложение, — прерывая мои мысли, произносит Магда.

— Не интересно, — отзываюсь я. — Они не продаются.

Она сердито фыркает.

— В чем тогда был смысл звонить мне, если ты не собираешься продавать, Кристофер? Считаешь, я устроила эту выставку ради собственного благосостояния?

— Ладно, я их заберу, — мягко говорю я.

Она вновь фыркает, в этот раз еще раздраженнее.

— Нет. Но я жду, что в течение следующего года ты устроишь надлежащую выставку, и все будет продано!

Едва заметно улыбаюсь.

— Честное скаутское.

— Ты негодник, — информирует она и уходит прочь. — Не верю ни единому слову.

После ее ухода я еще долго рассматриваю Уилла.

Скучаю по нему.

Я надолго задержался в Штатах, хотел убедиться, что он в норме. Восемь дней просидел на жесткой пластиковой скамье, с горем пополам изредка проводил время с отцом Уилла — очень приятным, обычным мужчиной в очках. Выглядел он чересчур прозаично, чтоб быть отцом столь крупного и энергичного мужчины как Уилл.