Понятия не имею, что обо мне подумал Дин Эшфорд. В то время я был сам не свой, почти не ел, существовал исключительно на кофе и коктейлях. Наших разговоров я почти не помню.

Через пару дней нарисовалась партнерша Уилла из ЦРУ. Агент Вагнер. Она с энтузиазмом расспрашивала про Уилла, но на самом же деле хотела вызнать о Рок-файле и Ползине. Было ли мне что-нибудь известно о кодировке файла? Слышал ли я что-нибудь о том или другом человеке? В ответ я лишь пожимал плечами. Полагаю, со временем ее утомили попытки меня разговорить. Она вложила мне в руку визитку и ушла.

Стоит отдать ей должное: на следующий день она прислала цветы — громадный букет солнечно-желтого, сливочно-белого и индигового цветов. Дни проходили, цветы увядали, а окружавшая Уилла аппаратура пикала и гудела. Все это время он не шевелился и ни на что не реагировал. В конце концов, цветы медсестры выбросили, а он их так и не увидел.

За восемь дней Уилл перенес три операции. Окончательно он стабилизировался лишь спустя пару ужасных дней. И я тут же забронировал билет домой. Убедил себя, что настало время уезжать. Что мне нужно было смириться со случившимся. С влюбленностью в мужчину, который мог сделать для меня что угодно… только вот в живых остаться не мог.

Честно сказать, ни с чем я так и не смирился.

Даже не знаю, сумею или нет.

Решаю отправиться домой и по пути к выходу прощаюсь с Магдой. Ночь холодная и ясная, луна почти полная. Для слежки ужасно, но для вечерней прогулки в самый раз. Трудно выключить агентскую часть мышления, но я пытаюсь. Я же теперь просто Кристофер Шеридан, художник.

В доме, где я жил с детства, темно и тихо. Высокий малозаселенный таунхаус с высокими потолками и гипсовой лепниной. Он выставлен на продажу. Я же присмотрел жилье в Клэпхэме. После моего возвращения из Штатов барахло Арчи было вывезено.

Проверять не нужно — МИ5 забрала все.

Кажется, будто с момента моего ухода на выставку дом изменился. Захожу в прихожую, закрываю дверь. Что-то не так… едва уловимо, не могу выразиться точнее.

Планомерно проверяю комнату за комнатой.

Затем вхожу в кабинет Арчи.

Он стоит ко мне спиной, но эти каштановые волосы я узнал бы где угодно. Широкие плечи. Один взгляд на него, и сердце тут же екает.

Он разглядывает картину над камином, где изображена моя мать.

Меня поражает подступающий к горлу ком. Говорить не могу. Даже если б захотел, даже если б сумел подобрать слова.

Он оборачивается… мучительно медленно. Челюсти сжаты, глаза цвета черного кофе смотрят тяжело.

— Я тоже люблю тебя, Кит.

Мой смешок скорее похож на всхлип.

— Что?

Он шагает ко мне, выражение лица настороженное.

— Ты говорил, что я единственный мужчина, которого ты любил.

Движется он с трудом. Сердцу становится больно. Он так ослаб. Но, когда я отвечаю, голос звучит противно:

— Как-то поздновато, не считаешь?

— Разве? — Он все еще хромает ко мне.

— Да ради всего святого, присядь, — рявкаю я. — Такое ощущение, будто ты вот-вот рухнешь.

— Насиделся, — говорит он, но наконец-то останавливается. Стоит прямо передо мной. Но не касается меня.

И произносит полным сожаления голосом:

— Стоило ответить в тот вечер. Знаю.

Недовольно качаю головой.

— Да с чего бы? В тот вечер ты думал только о своем задании.

— Когда я словил пулю, Ползин уже был мертв, Кит, — мрачно отзывается Уилл. — Я схлопотал пулю не ради задания, а ради тебя.

— Не правда! — усмехаюсь я и проигрываю в голове слова, которые с момента приезда домой сидели в голове. Я представлял, что сказал бы, если б мы еще хоть раз встретились. — Ты хотел умереть.

Уилл притягивает меня к себе, прожигает меня взглядом.

— Умирать мне хотелось меньше всего. — Он хрипло хохочет. — Ну, почти что.

Глаза покалывает, а горло сжимается.

— Не ври. Считаешь, я не в курсе, что ты хотел умереть?

Взор его печален.

— Я и не вру. Я привык этого хотеть. Или мне было плевать, буду я жить или умру. Но я изменился, Кит. Ты меня изменил.

Мы долго смотрим друг на друга, а потом он издает стон и, склонив голову, крепко меня целует.

Он со вкусом корицы.

Не могу ему сопротивляться. Отвечаю на поцелуй, отчаянно в нем нуждаюсь, отрываюсь от него только для того, чтоб требовательно бросить:

— Как тебе можно верить? Ты почти умер… сознательно!

Он обнимает мое лицо ладонями.

— Понимаю, почему ты злишься. Но выслушай меня. Может, я и не заслуживаю второго шанса. Может, шанса начать жизнь заново я тоже не заслуживаю. Но я его получил. И я не лгу, говоря, что шагнул под пулю по одной-единственной причине, и она не имела ни малейшего отношения к моим парням. И не имела никакого отношения к моей миссии. В тот момент больше всего на свете мне хотелось жить.

Пристально его разглядываю, безумно хочется ему поверить. А мысль о том, что мне хочется ему поверить, приводит в оцепенение.

— Когда в больнице мне сказали, что ты вернулся в Лондон, я подумал, может… — Он замолкает, видимо, пытается взять себя в руки. — Может, ты передумал. Может, ты говорил не всерьез, когда признался мне в любви.

— Боже, Уилл, нет… — Непрошеные слова срываются с языка, и Уилл встречает мой взгляд испытующим взором, словно придает этим словам чересчур большое значение.

— Короче, — продолжает он, — я поразмышлял над тем, что ты говорил в переулке. Когда обвинил меня в том, что моя миссия — верная смерть.

— Так и было.

— Да, — признается он. — Но под конец — нет, Кит. Я поменялся. Люди могут меняться. Иногда они меняются в худшую сторону. А иногда в их жизнь входит человек и вдохновляет стать другим — лучше. Долгое время месть была единственным важным моментом в моей жизни. Ничего другого я не замечал. Зато замечаю теперь… благодаря тебе. И да, может, я еще тебя и не заслужил, но до конца жизни я буду пытаться стать достойным.

Лишившись дара речи, всматриваюсь в его глаза. Уилла беспокоит, достоин ли он меня? Ведь это же он верный, искренний. Мысль, будто он не заслуживает мужчину вроде меня, вообще не имеет логики.

Задумываюсь о матери. О силе ее слов. О надежде, что эти слова в меня вселили и помогли пережить дни и недели после острова Медлин. Будто она вновь вошла в мою жизнь для того, чтоб осветить мой путь, изгнать стыд за то, во что я превратился. Показать, что в конечном итоге мы не испорчены.

Восстала, как гребаный феникс, именно в тот момент, когда я нуждался в ней сильнее всего.

Может, мы с Уиллом стоим друг друга? Может, мы могли бы получить еще один шанс?

— Как можно поверить, что я тебя не потеряю? — шепчу я. — Вряд ли я сумею.

Он проводит кончиками пальцев по моей щеке.

— Ты меня потеряешь, — говорит он. — Но до тех пор… — Большим пальцем он гладит меня по скуле. — Понятия не имею, может, сначала я тебя потеряю. — Он вновь меня целует. — Может, когда нам стукнет восемьдесят. Где-то в промежутке между моими воплями на тему, чтоб ты убрал свои краски. Или, сидя в кресле-качалке, я буду заканчивать кроссворд… — Он вздыхает. — Не знаю, Кит. Не могу знать. Как и ты.

Смотрю на него, разглядываю его лицо, выискиваю брешь в его искренности.

— Больше никакого сольного героизма, — обещает он. — Мы вместе. Партнеры. — Опять целует меня. И мне так хорошо, рассудок заволакивает туманом.

— Ты понятия не имеешь, когда перестать прессовать? — шепчу я.

— Не имею, — отзывается он. — Правда.

В знак поражения закрываю глаза.

— Что скажешь? — подгоняет Уилл.

Распахиваю глаза. Он смотрит на меня с надеждой, глаза блестят. Он знает, что я в его власти. Наверно, и всегда был.

Однако крошечная часть меня пока не хочет поддаваться.

Скольжу пальцами в его темные волосы. Они немного отрасли. Выглядит супер.

— Ты именно так собираешься меня умолять? — спрашиваю я.

Он хмурит брови.

Посылаю ему взгляд. Взгляд Кейт. И произношу надменным тоном:

— Мне больше понравится, если ты встанешь на колени.

Я шучу, но он выполняет. Ворча, опускается на пол, искалеченное тело напрягается, старается изо всех сил выполнить приказ.

— Уилл, нет! Стоп! — Схватив, заключаю его в объятия и поднимаю.

Он с надеждой глядит на меня, весь такой ранимый, мое сердце становится больше и, кажется, будто вот-вот разлетится на кусочки.

— Ты невыносим! — говорю я, меня переполняет благодарность за то, что он рядом.

Живой.

Со мной.

— И я люблю тебя, — добавляю я. Голос срывается, но мне начхать.

Секунду он пристально на меня смотрит, а потом, издав невнятный звук, крепко обнимает. И яростно целует в висок.

— Хорошо, — наконец-то произносит он. — Но, пожалуйста, больше никогда меня не бросай. Вряд ли я переживу второй раз.

— Не брошу, — шепчу я.

Минуту мы просто стоим и обнимаемся.

— Может, пойдем в постель? Я не спал восемнадцать часов, — говорит Уилл.

Тихонько смеюсь.

— Да.

Беру его за руку и вывожу из комнаты. Мы проходим мимо кресла, где сидел Арчи, когда я делал домашнюю работу, мимо стола, где он раскладывал пасьянс.

А над камином кружится моя мать, яркая, словно феникс, в желтом сарафане.

ФИНАЛ

Notes

[

←1

]

       Американский певец и композитор-песенник, ключевая фигура в музыке кантри, является одним из самых влиятельных музыкантов ХХ века. С Джонни Кэшем ассоциируется устойчивое словосочетание «Человек в черном», поскольку с 1960-х годов для него было характерно ношение тёмной одежды.

[

←2

]

       Отсылка к песне Джонни Кэша «Блюз тюрьмы Фолсом».

[

←3