— Мы до глубины души тронуты такой высокой оценкой, Хилан, — съязвила Мэган.

Я строго посмотрела на нее и сказала:

— Вот и хорошо, тогда скажи спасибо Лу, Хилан, это она готовила картофельное пюре.

После обеда я сказала Лу, что собираюсь на демонстрацию моделей одежды в «Сенчури Плаза» этим вечером. Затем, чувствуя, что я вынуждена дать ей объяснения, я сказала:

— Это благотворительное мероприятие, ты же знаешь. В пользу…

Но она не слушала. Она снова одарила меня своим уникальным взглядом, повернулась, всем видом показывая, что она понимает и назначение моего китайского красного платья, и красной кружевной сорочки под ним. «Боже, — подумала я, — она все знает!»

Она постоянно это подчеркивала, и я устала от ее непрекращающихся укоров.

— Ты не очень хорошо чувствуешь себя, приляг, — холодно сказала я. — Я скажу Мэган прибрать кухню, присмотреть за тобой и принести тебе все, что требуется.

Она встрепенулась.

— Ничего не нужно говорить вашей Мэган.

Я с удивлением отметила, что и Мэган уже стала «моей».


Его ясные голубые глаза устремились в мои.

— Я хочу все поставить на свои места и уточнить наше будущее. Приходя сюда, а не в кабинет ко мне, ты сможешь полнее удовлетворять свои желания и воплощать свои истинные чувства.

— Да? А какие у меня истинные чувства?

Он нажал мне на кончик носа.

— Как раз это и осталось выяснить. Мне кажется, у тебя сильное желание наставить мужу рога. Но это твоя практическая цель. Как мужчина я, может быть, несколько слаб и достаточно глуп, чтобы согласиться помочь тебе в достижении этой цели. Но как врач я не могу любить тебя, делая вид, что я исцеляю тебя. И естественно, я не могу брать деньги с твоего мужа за то, что сплю с его женой. Нашим официальным отношениям как доктора и пациента пришел конец, и я не разрешаю тебе больше приходить в клинику. Вот, — он взмахнул резко рукой, подтверждая окончание формальных отношений. — Я ведь еще и мужчина, а не только врач. И вот здесь ты вынуждена общаться со мной как с мужчиной. Вот ты и имеешь небольшое представление, почему я назначил тебе прием здесь. Нужен ли я тебе? Или все еще только в тебе не успокоилось желание изменить мужу! Я предупреждаю тебя. Как мужчина, я хочу любить тебя, я страстно желаю этого, но я не хочу, чтобы мной просто пользовались. Каждый хочет, чтобы и его любили. Это естественное человеческое желание.

«Любовь? А кто-то говорил о любви? Как раз меньше всего я хотела думать, говорить о любви, переживать ее. Мне уже однажды с лихвой хватило этой любви. В моем сердце не было места для любви».

Но он был честен и искренен. Он был доктором, психиатром, в конце концов. Почему он не понимает, что все не так просто, не так прямолинейно, не так ясно очерчено?

— Итак, ты хочешь меня лечить? Ты хочешь, чтобы я приходила сюда, чтобы ты мог вправить мне мозги, дал выход моим чувствам? — голос у меня был холодным, равнодушным. — Я понимаю так, что пока мои мозги не встанут на место, пока я не разберусь, что со мной происходит, ты не будешь любить меня?

Он вспыхнул. Невинный, детский румянец.

— Я хочу любить тебя, — говорил он с трудом, — если бы я этого не хотел! Я бы хотел найти в себе силы отправить тебя к другому доктору, чтобы не видеть тебя совсем.

— Почему же ты так не сделаешь? — спросила я, зная, что это был ненужный вопрос, что я не получу на него ответа. Вместо того, чтобы задавать этот вопрос, мне нужно было бежать отсюда. Уходить, пока не поздно.

— Почему же ты не делаешь этого? — повторила я вопрос.

— Потому что я люблю тебя, Кэтти.

«Я люблю тебя, Кэтти».

Это было случайное время, случайное место, случайный человек… но были ли случайными эти слова?

Он снял с меня платье, раздел совсем. Он целовал меня там и тут… кончики пальцев, шею, грудь.

«Да, там и тут. Если ты делаешь это для меня, ради меня, я отвечу тебе: я буду извиваться для тебя, я буду вздыхать для тебя, приближаться и отдаляться, играя с тобой, но полюблю ли я тебя? Хочу ли я полюбить тебя? Смогу ли полюбить тебя?»

Я запустила пальцы в его светлые волосы, плотно прижалась к нему, отвечая на его ласки и возбуждаясь. Я вспомнила строчку из стихотворения, которое читала много лет назад и точно не помнила. Смысл ее был такой: «Люби меня ради меня самого, а не ради моих светлых кудрей».

Я ехала домой в беззвездной ночи и думала не о светлых волосах, а о непокорном чубе. «Боже, неужели это никогда не прекратится».

88

Джейсон ждал меня у двери с бледным лицом, а Лу торчала за ним в красном махровом халате. Что-то случилось! Что-то ужасное! Дети!! Что-то случилось с кем-нибудь из детей, пока их мать развлекалась, как блудливая кошка!

Джейсон подал мне руку.

— Все хорошо, — быстро сказал он. — Это Пети, но все будет в порядке. Он просто попал в аварию. Несчастный случай на Сансет.

— Но у Пети нет машины, — глупо проговорила я, чувствуя дурноту.

— За рулем был его друг, Эдди, — сказал Джейсон.

— Насколько он плох?

— У него сотрясение, но надеются, что все будет хорошо.

— Где он?

— В больнице Калифорнийского университета. Я был там, привез Энн домой. Она хотела пойти домой к Бекки. А Джордж все еще там.

Затем я заметила, что он обнимал меня, успокаивая.

— Есть что-то, что ты не хочешь мне говорить?

— Пети и Эдди были пьяные. Кроме того, есть данные, что они употребляют наркотики.

— О, Боже! Энн!

Я освободилась из его объятий, пошла назад к двери.

— Куда ты собралась? Уже слишком поздно.

— Я должна пойти к Энн.

— Я пойду с тобой.

— Нет, — сказала я, глядя на Лу, которая неожиданно превратилась в старую, худую, жалкую женщину. Она очень близко восприняла ночное событие. Я знала, она боготворила Энн. Она уважала Энн.

— Оставайся дома с детьми и Лу.


Энн открыла дверь с каменным лицом.

— Я так и думала, что это ты.

Энн, которая кричала, когда умер Джон Кеннеди, Роберт Кеннеди, Мартин Лютер Кинг, Джон Леннон и Натали Вуд, сейчас, когда ее сын лежал в больнице с сотрясением мозга, сидела с сухими глазами. Это казалось неестественным. Я обняла ее и заплакала.

— Ему лучше, — сказала она. — Доктора сказали, что все будет хорошо.

Она вышла в кухню сварить кофе.

— А как друг Пети, Эдди? — спросила я.

— Практически не пострадал. Одни ушибы.

— Ну и хорошо. А другая машина? Ее пассажиры?

— Там был только водитель. Девушка шестнадцати лет. У нее миллион переломов. — Она, вероятно, пробудет в гипсе примерно год.

— Бедняжка. Но, слава Богу, хоть жива.

— Но она была напичкана ангельской пудрой.

— Ах, «ангельская пудра». Какое красивое название для этого отвратительного, смертоносного препарата.

— В ней обнаружили ангельскую пудру, но и мой сын со своим другом были не только пьяны, но и наколоты наркотиком. Все трое принимали наркотики, всем им не более шестнадцати лет. Все они ездили с этим ядом в крови, с одурманенными головами. Петер и Эдд возвращались с залива, куда они ездили за спиртным, которого им не хватило.

— Но откуда ты знаешь?

— Полиция расколола Эдди.

— А где Эдди?

— Родители забрали его домой. На нем ни царапинки. Они, его родители, подарили ему автомобиль на день рождения. Ну, что еще можно сказать, когда люди дарят машины совсем детям, прекрасно осознавая, что они совершают ужасные вещи!

— Ах, Энн, не думай сейчас об этом. Благодари Бога, что все живы. Это самое главное во всей этой истории.

— Если бы, действительно, это было так…

— Продолжай, что ты хочешь этим сказать?

— Я думала, у нас счастливая семья. Приличная семья. Но я была в плену иллюзий. Я думала, что если я делаю все правильно, то ничего плохого не может произойти у нас в семье. Я беспокоилась за Пети, по поводу этих постоянных репетиций в ансамбле. Я подозревала, что часть его друзей — панки. А я знала, что эта часть молодежи пьет и употребляет наркотики, но я надеялась на Пети, на нас. Я думала, что если у нас дом полон любви и сын был любим…

— Не говори «был», Энн. У тебя есть сын. Не передергивай, Энн. Может быть, он употребил наркотики впервые.

— Я не думаю, что сильно преувеличиваю. Люди говорили мне об этом раньше. Но мне плохо, и я ужасно устала от всего этого. У меня сын, которому шестнадцать, колется наркотиками, пьет. Кто принимал уже Бог знает что раньше, и будет употреблять еще Бог знает что в будущем. К тому же в любое время он может умереть от принятия чрезмерной дозы какой-нибудь гадости. Может быть, было бы лучше, что бы он сразу погиб сегодня.

— Энн! Что за ужасные слова ты говоришь! Бог накажет тебя.

— Он уже наказал.

— Энн, Бог вернул тебе сына из дорожной катастрофы живым, где он мог бы запросто погибнуть. Подожди, может быть, эта авария послужит ему уроком. Накажи его как следует, чтобы больше его не тянуло на такие занятия.

— Ах, Кэтти, ты дурочка! Шестнадцатилетний юнец ничего не извлечет из аварии, подобно этой, если ему удастся выйти из нее не пострадавшим. Все, что его беспокоит, так это разбитые инструменты, разбитая аппаратура. А вот я сделала вывод, что нет ни одной нормальной семьи в этой Стране Лотоса. Грешное место. Пацаны пьют и балуются наркотиками, ребята постарше колются ими постоянно, все мы пьем какие-то пилюли, и все ругаются и ворчат. И никто из нас не может вырваться из этого круга. Ты сидишь здесь и говоришь эти банальности. Но не существует сказок! Ты-то знаешь, насколько мы все грешны. Нас окружают греховные приманки, и мы все совершаем грехопадение и не думай, что я не знаю, что происходит между вами с Джейсоном. Что-то случилось с вашей семейной жизнью, и именно здесь. Что-то произошло с вашим союзом, который, как я думала, был создан на небесах. А ваши дети? Почему вы думаете, что Мэган такая хорошая девочка? Как вы можете быть уверены в этом, если она постоянно имеет возможность наблюдать, что происходит вокруг.