Кэтлин Хиллис

ВПОЛНЕ СОВРЕМЕННЫЕ ДЕВОЧКИ

Пролог

1984

Собираясь на прием, посвященный завершению работы над «Белой Лилией» на студии Старка, я не могла не думать о сне, который видела предыдущей ночью. Мне приснился колледж в городе Огайо, крохотная, обшарпанная квартирка, обставленная уродливой мебелью, которую занимал милый, смешной юноша лет двадцати. Мне также приснилась прекрасная рыжеволосая девушка на фоне ярко-голубого неба.

Я вздохнула и надела кремовый атласный костюм; кремовые, застегивающиеся на щиколотке сандалии, опустила вниз голову и с ожесточением начала расчесывать волосы так, чтобы, когда я выпрямлюсь, они упали бы на место с очаровательной пышностью. Затем я осторожно надела жемчужное колье, скрепив его бриллиантовой застежкой, и была готова к выходу. Сегодняшняя вечеринка собиралась по случаю завершения кинокартины «Белая Лилия», работа над которой на многие месяцы вышла за рамки намеченных сроков и на многие миллионы превысила бюджет. Голливудские циники уже заключали пари, что картина никогда не будет завершена.

Торжество обещало быть очень экстравагантным. Круглые столы были накрыты серебристо-белыми кружевными скатертями, обилие белых свежих цветов, естественно лилий, в вазах в виде фарфоровых уток и в металлических листьях на вьющихся виноградных лозах; в канделябрах тоже стояли лилии, на этот раз фарфоровые. На столах красовались тарелки из дорого фарфора и копии хрустальных бокалов Наполеона III. Столовые приборы воспроизводили серебро Марии-Антуанетты — еще одной глупой женщины, которая не сообразила, как сохранить свою голову. Шикарным ожидалось и меню: устрицы в шампанском, яйца «кокотка», голуби, фаршированные изюмом; на десерт — белый шоколадный мусс, шербет с шампанским и белый торт со взбитыми сливками, конечно же, в форме лилии.

Обычно подобные торжества не были столь экстравагантными, но «Белая Лилия» нуждалась в таком грандиозном шоу по случаю ее завершения. Студийные вечеринки полагалось устраивать для артистов и для бесчисленного количества работников киностудии; сегодняшнее же мероприятие было нечто среднее. Оно должно было поразить всех своей роскошью, пленить своим угощением, шампанским и элегантностью; таким вот навязчивым путем заставить всех признать печально известное произведение. Вероятно, дурная слава послужит картине скорее на пользу, чем во вред. Никогда ничего нельзя знать наверняка. Кинобизнес даже больше зависит от случая, чем жизнь его артистов.

Да, мы все будем позировать перед публикой, и фотографы будут ловить наши широкие фальшивые улыбки… так много сияющих зубных коронок, так много высоко поднятых бокалов. Там будет огромное количество спиртных напитков, и никто не обратит внимания на постоянно снующих с бокалами спиртного людей. И, конечно, будет то же равнодушие и игнорирование любовных свиданий под накрытым скатертью столом или в поспешно запертой раздевалке. Вечер в Голливуде… Праздник ли это?


«Прошлой ночью мне приснилось, что я снова шла в студенческое общежитие университета», — сказала я зеркалу и стройная, зеленоглазая леди в нем улыбнулась мне в ответ с едва уловимым оттенком горечи. В моей голове промелькнула сцена, невероятно живая, несмотря на то, что с тех пор прошло так много времени.


Мы все четверо возвращались в студенческое общежитие: Энн, моя сестра с прекрасными волосами, которая через неделю закончит учебу и еще через неделю выйдет замуж, Джейн Вилсон, которая, подобно мне, только что закончила второй курс и увлекалась модным в университете нео-радикализмом, Сесиллия, моя прекрасная соседка по комнате, мечтающая стать голливудской звездой, но которая должна была уехать на следующее утро в Нью-Йорк с кем-то, кого она на самом деле не любила. И наконец я… Кэтлин Бьюис, известная моим друзьям как Кэтти. В то время у каждой из нас была своя симпатия, для меня же существовал только Джейсон Старк.

Энн, Джейн и я только что выпили пива в таверне Энди за отъезд Сесиллии, а она сама предпочла имбирный эль, полагая, что алкоголь пагубно сказывается на фигуре, и сильно веруя в свое безупречное белокожее совершенство. Мы все четверо возвращались домой, смеясь в сумерках весеннего вечера, и я подумала, что мне будет не хватать Звезды-Сесиллии, как ее окрестил Джейсон. Она была моей подругой с тех пор, как я впервые появилась в студенческом общежитии.

Мы почти уже миновали одну из автостоянок на территории университета, куда въехал «Понтиак» цвета морской волны, из которого вылез молодой человек. Мягкий весенний воздух наполнила музыка, доносившаяся из его автомобиля. Это был голос Элвиса, но уже немолодого. Неожиданно Сесиллия рванулась к машине, перед нашими изумленными взорами взобралась на ее крышу и начала под музыку снимать с себя одежду. Под мини у нее оказался белый купальный костюм бикини, хотя был только конец мая. А майские дни здесь обычно прохладные. «Неужели Сесиллия загорала сегодня? — удивилась я. — Или, может быть, она уже упаковала все свое белье?»

Сесиллия с закрытыми глазами, как будто унесенная в далекие экзотические места, являла собой захватывающее зрелище: рыжеволосое божество в двух полосках белого шелкового джерси. Забыв о нас, о молодом человеке — хозяине «Понтиака» и о нескольких зеваках, глазеющих на нее в полутьме с разинутыми ртами, Сесиллия танцевала, закинув назад голову и делая призрачные движения белыми, изящными руками, как бы отодвигая наступающую ночь. Она вторила Элвису в его любовной мольбе, тихо напевая про себя, и даже не обратила внимание, когда окружающие захлопали и начали подпевать ей.

Я подумала, насколько потрясающим было все происходящее… Сесиллия казалась удивительно отрешенной и абсолютно раскованной. Я понимала, что все это было не для нас и даже не для других зевак. Я знала, что Сесиллия танцевала и пела только для себя. И я была уверена, что никогда не забуду эту сцену.

Это было давно, и Элвиса уже нет. Он умер ужасной смертью от ожирения и наркотиков, от полной деградации. А моя подруга Сесиллия? У Сесиллии была главная роль в «Белой Лилии». И мы могли больше никогда не вернуться сюда, никто из нас…


Я спустилась вниз по лестнице и на минуту остановилась у входа в зал с черно-белым мраморным полом, потеряв ориентацию. Я мечтала об университете в Огайо, а жила в большом особняке на Беверли Хиллз с огромным внутренним двором и изумрудно-зелеными газонами, со всеми символами статуса Голливуда: с бассейном с черным дном, со сложной системой охраны и теннисным кортом. И как часто делала в эти дни, я спросила себя: что делает здесь девочка из маленького городка Огайо?

Я окликнула Лу, которую привезла с собой из Огайо. Она была со мной все мои замужние годы и ей до сих пор удавалось устрашать меня. Из-за нелегкого характера Лу мы не держали в доме прислуги и вели хозяйство с помощью многочисленного, приходящего на день, персонала. Не получив ответа, я направилась в кухню и нашла Лу чистящей серебро за длинным деревянным столом.

— Разве Бэсс не делала это только на прошлой неделе, Лу?

Лу была стара, никто точно не знал, сколько ей лет, и мне хотелось пожалеть ее, если она позволит, но она никогда не позволила бы. Она буркнула что-то себе под нос, и я приняла это за утвердительный ответ.

— Ну, и почему ты занимаешься этим снова? Тебе что — нечего делать?

Она не ответила, продолжая заниматься своей работой.

— Я ухожу, Лу. Ты можешь сама отвечать на телефонные звонки, если захочешь, или можешь включить автоответчик.

Я знала, что Лу недолюбливала телефон.

— Автоответчик сломан.

— Опять?! Ну, как знаешь, я позвоню на телефонную станцию и попрошу их отвечать на звонки.

— Их!

Вот и все по поводу телефона.

— Мать Бобби Дженсона заберет Мики где-то около пяти, — сказала я извиняющимся тоном. Она не одобряла, когда я вверяла Мики заботам кого-либо постороннего.

— И у Мэган сегодня урок танцев, так что ее не будет дома до шести; Митч, я полагаю, будет один сразу после школы…

Мой голос слегка задрожал. Я была рада, что Мэтти, который еще только ходил в детский сад, играл на заднем дворе с соседским мальчиком. Его было видно из окна кухни, поэтому мне не пришлось обсуждать с Лу, что делать еще и с ним, ощущая ее презрительное неодобрение моего материнского поведения.

Не получив снова ответа, я сказала: — Всего доброго, — подобно вышколенному кассиру супермаркета в Южной Калифорнии.

Завершив тягостную для меня процедуру, я села в свой белый «Севилл», припаркованный в углу мощенного кирпичом внутреннего двора, как обычно игнорируя «Серебряное Облако» внутри гаража. Там стояли два «Роллса»: мой «Серебряное Облако» и «Корнич» Джейсона. Это был подарок Джейсона на нашу годовщину и мне почему-то доставляло большое удовольствие пренебрегать им, что приводило Джейсона в бешенство (причем, гораздо больше, чем мои покупки фантастично дорогих украшений, большая часть которых оставалась запертой в сейфе). Теперь он тоже редко пользовался своим «Корничем», как будто все удовольствие заключалось только в обладании столь редкой машиной.

В действительности старым «Кадиллаком» было управлять гораздо проще. Не надо беспокоиться о царапинах, или даже вмятинах, или о том, что благородный, дорогой «Роллс Ройс» бесит завсегдатаев автостоянок. Таковы проблемы привилегированного общества Беверли Хиллз: обладание и тщательный уход за роскошной машиной, наличие или нехватка мест на автостоянках. Последнее объясняло, почему я вымостила весь внутренний двор кирпичом, конечно модным и элегантным. Теперь здесь можно было поставить до тридцати машин, когда мы собирали гостей, а специально нанятые на этот вечер люди, подобно балетмейстерам, жестами расставляли машины по местам. О да, я изучила все правила светской жизни за годы пребывания в Калифорнии. Я научилась быть великолепной хозяйкой, научилась правильно жить на шикарной вилле вблизи Тихого океана, узнала, где уложить волосы по последней моде, где позавтракать, куда поехать за покупками. «Когда же я забыла, как быть великолепной женой великолепного мужа?» — спросила я себя. Это было глупо, ибо я знала дату с точностью до минуты. Она врезалась мне в память. Нет. Не в память. Более точно, в мое сердце, может быть, в кровь.