— Ты делал их со вкусом!

Он улыбался, качая головой.

— Действительно, классный проект, вот что есть на самом деле. «Кровь и кишки и визги подростков».

— Ты сделал великолепно!

— Нет, Кэтти. Что значит великолепно? Полный удивления, полный благоговения! Я не сделал ничего внушительного, не так ли?

Ох, как я болела за него! Я обняла его и крепко прижалась. Ох, Джейсон, я полна благоговения перед тобой! Я нахожу благоговейным то, что ты есть у меня… Я полна благоговения как никогда. Ох, Джейсон, моя любовь к тебе — благоговейная штука!

47

После месяцев отсрочек и недель слушаний свидетелей сторон бракоразводный процесс Сесиллии подходил к концу. На тот день, когда Ли Филипс должен был выступить с заключительной речью, она попросила меня сопровождать ее в суд.

— Мы собираемся устроить большой вечер после всего у Джимми. Настоящий праздник, можешь быть уверена. Так что посмотри, что тебе надеть, чтобы как-то уменьшить твой позор.

— Мой позор?

— Да. Когда ты прогуливаешься, демонстрируя свой большой беременный живот, все знают: его сделала ты! Ты объявляешь всему миру: Я была пьяна! — поддразнивала она.

Я хотела спросить ее, что думает весь свет, когда она прогуливается, демонстрируя свои большие, сверх обычного размера груди, но я не стала делать это. Она стала все же более застенчивой относительно своих сверх меры больших привесок, с тех пор как познакомилась с Ли Филипсом, и каждый раз, когда мы виделись, она ругала их. Она собиралась сделать операцию после того, как закончится суд, после того, как она соберет свои миллионы и выйдет замуж за своего обходительного адвоката. Но я не собираюсь портить удовольствие, которое ей доставляли постоянные уколы в мой адрес.

Когда она заехала за мной, я была более чем удивлена ее экипировкой. Я, конечно, не знала, в каком виде она отправляется в суд в другие дни, но полагала, что она одевается так же, как и обычно, когда гуляет с Филипсом: костюм в стиле Шанель, скромного покроя блузки, лодочки на низком каблуке. Сейчас она стояла передо мной в коротеньком платье, скроенном из небольшого куска материи и стянутом ремнем в стиле «спагетти», ее огромные груди туго натягивали легкий трикотажный материал. Этому наряду соответствовали и туфли — они были белого цвета и на очень высоких каблуках, а волосы были уложены в какое-то большое сооружение, которое вышло из моды уже лет двадцать. Сесиллия вовсе не выглядела как модель высшего класса или как эффектная актриса. Она даже не была похожа на девушку из высшего класса — она была похожа на уличную девку, которых вы встречаете ежедневно на всех улицах.

Я не находила слов.

— Это что, Ли посоветовал тебе так одеться? — Но когда Сесиллия кивнула головой, я все-таки не могла себе представить, что же он задумал.

— Он сам принес это платье. Я каждый день надевала в суд одежду, немного похожую на эту, но это — просто образец противодействия всем сомнениям, можно так сказать. Я думаю, он хочет, чтобы судья увидел все красоты, которыми обладал Генри, а потом упустил. — Сначала она улыбалась, как бы получая удовольствие от того ошеломляющего эффекта, который она производит на меня. Потом ее улыбка стала менее уверенной. — Я чувствую себя глуповато. Мне хочется снять все это, снять и вернуть груди в нормальное состояние.


В зале судебных заседаний Ли Филипс стоял на очень высокой трибуне, а ассистент устанавливал на дисплее увеличенный фотоснимок Сесиллии — цветной фотоснимок размером с человеческий рост, изображающий Сесиллию, продающую парфюмерию в вечернем платье ошеломляющей элегантности. Потом он убрал этот снимок и поставил другой, такой же большой — Сесиллия в длинном меховом пальто такого же высшего класса. Фотоснимки сменяли друг друга, демонстрируя изысканную, утонченную, со вкусом, выразительно эффектную, шикарную, изящно соблазнительную Сесиллию. Они были очаровательны. Я посмотрела на Сесиллию. Ее рот был открыт, а янтарные глаза светились безумием.

Затем Ли Филипс позвал:

— Сесиллия, пожалуйста! Вы не могли бы встать сюда?

Сесиллия неуверенно поднялась и посмотрела на меня, а я сразу же поняла задумку Ли Филипса.

— Нет, Сесиллия! Не ходи! — Я вскочила с места и взяла ее за руку. — Нет, Сесиллия! Не ходи туда!

Филипс повторил ласковым голосом:

— Сесиллия, — вызывая ее, и она, еще секунду поколебавшись, пошла, как лунатик, направляясь к трибуне. Ли Филипс положил свою руку на ее плечо, удерживая ее рядом с собой.

Свидетельские показания предыдущих дней стали сенсацией, и зал судебных заседаний был заполнен газетчиками, но сейчас здесь установилась зловещая тишина. Я была благодарна только тому, что здесь не присутствовал Генри.

— Ваша честь, — тихо начал Филипс, — вы уже здесь видели, кем была Сесиллия до того, как Генри Шмидт женился на ней. А теперь я представляю вам то, что он из нее сделал, — его голос звучал громче.

Кто-то тихо захихикал, но потом зал заседаний просто взбесился! Я рвалась к Сесиллии, желая только одного — скорее утащить ее отсюда. Ее рот был открыт, голова откинута назад, а глаза дико вращались.

Но затем ужасный визг сотряс все ее тело, горестный плач, пронзительный животный вопль: «Он меня изнасиловал!»


Я чувствовала, что мы с ней были двое против всего мира, когда проталкивались из зала заседаний, и я расчищала путь, стараясь не смотреть на эти любопытные, злорадные лица. Сесиллия была беспомощна, как кукла, а я, плача, беременная, была ее стражем, вооруженная только моей дамской сумочкой, которой мне приходилось отбиваться от толпы, давившей на нас. И не было никого, кому я бы смогла крикнуть, чтобы нам взяли машину. Как будто весь мир атаковал только нас. Я изо всех сил тащила Сесиллию, все время отбиваясь от камер, направленных на нас. Неважно, что еще произошло, но никто не собирался получить карточку Сесиллии в этом платье!

В конце концов мне удалось найти водителя Сесиллии и подогнать машину, мы нырнули в нее, а я попросила отвезти нас ко мне домой. Лу открыла нам дверь, и я ей только сказала: «Случилось нечто ужасное!» — и Лу взяла Сесиллию и помогла ей подняться наверх. Я позвонила Джейсону в студию, но новости, казалось, распространились уже по всему городу, Джейсон был в пути домой.


Несколько дней мы не отвечали на телефонные звонки и даже наняли охрану, чтобы никто не приближался к нашему дому, а Сесиллия даже в доме ни с кем не разговаривала. Я боялась, что она никогда не заговорит снова. Звонил Ли Филипс, и Джейсон разговаривал с ним. Я слышала, как он сказал ему: «Если я когда-нибудь вас встречу, постарайтесь не попадаться мне на пути, иначе я могу убить вас!»

Он покачал головой и сказал мне:

— В любом случае, он не смог бы выиграть для нее 20 миллионов.

— Так много? — спросила я.

— Приняв все во внимание, я бы сказал — ничтожная сумма.


Казалось, Сесиллия уже никогда не станет прежней. Джейсон не переставал повторять ей:

— У меня есть грандиозная идея сделать с тобой фильм, Сесиллия, — но никакого интереса, никакого ответа. Он описывал будущую картину, сопровождая свой рассказ подробностями сюжета, даже цитировал отдельные строки из сценария, но все было бесполезно.

— Я не имела понятия, что вы планируете фильм таких масштабов. Когда был написан сценарий?

Джейсон беспомощно развел руками.

— Как только я получу ответ, в тот же момент я посажу Джо за него.

Мы решили, что Сесиллии необходима помощь доктора и предложили ей подумать о том, чтобы показаться психотерапевту. Но она решила уехать из города в небольшой санаторий в Палм Спрингс. Мы отвезли ее туда, и я обещала регулярно навещать ее. Она поцеловала меня, затем Джейсона:

— Вы были моими друзьями — моими единственными настоящими друзьями. Кроме… — она скривила рот в гримасе, приподняв плечи. — Хорошо, единственный для меня по-настоящему хороший день был тот, когда я пришла к тебе в комнату. Друзья на всю жизнь?

Я кивнула.

— Друзья на всю жизнь.

48

Этим летом родился мой сын Майкл, и я поздравляла себя с тем, что продолжаю придерживаться графика, который более или менее установила для себя: я была в Калифорнии немногим более двух лет и уже прибавила двух представителей семьи Старков. Оставался еще один.

Джесика навестила меня, принесла в подарок подвязку, в которой мамы носят ребенка на груди, в подобной подвязке она носила Дженни.

— Как у тебя дела? — спросила я ее.

— Великолепно. Дженни великолепна.

— А что Крис? Как у него дела?

— У него все великолепно.

Она все еще пребывала в эйфории, подумала я. И она все еще избегала решительных шагов, чтобы изменить свое положение.

— Я рада, что у него все великолепно, — сказала я слегка саркастически. — И что он терпелив. Его год в УКЛА заканчивается?

— Он подписал контракт еще на один год. Крис говорит, изучение истории учит терпению.

— Как прекрасно для вас обоих. А Грег? Он великолепен? — Я специально это сделала для Джесики, чтобы разбить мыльный пузырь ее фальшивого счастья, но мне это не удалось. Я хотела заставить ее действовать, сделать что-то, чтобы наступило продолжительное счастье.

— О, я почти не вижу Грега. Я говорила тебе, у него квартира в Голливуде. Получается, что мы с ним женаты только формально.

Я хотела встряхнуть ее. Она готова была всегда плыть по течению, лишь бы никоим образом не противостоять своей матери. Но я сердилась и на Криса тоже. Он, как идиот, мирился с этой ситуацией. Это как проблема со студентами, которые изучают древнюю историю. Они совершенно не понимают современный мир… Не понимают, как одна вещь может оказывать воздействие на другую, и как мир может взорваться у тебя на глазах… вдруг… в одно мгновение… так, как случилось с Сесиллией. Но Сесиллия была стойкой, выносливой, не то что рожденные в благополучии Джесика и Крис. Она была полевым цветком, а они — тепличными растениями. И если она загнулась, то как же им уцелеть?