Они использовали меня… оба! Они твари. Генри… милый Генри. Он так любил меня. Они только дряни, а он был человеком.

Меня задело, что она говорила о Генри в прошедшем времени, как будто он умер… умер для нее, как когда-то Боб Уайт.

Я проводила ее наверх.

— Завтра все будет казаться проще, — сказала я, подталкивая ее.

— Что делать, Кэтти?

— Мы подумаем об этом завтра.

Она улыбнулась мне милой печальной улыбкой:

— Клянусь, в тебе говорит сейчас Скарлетт О’Хара.

Джейсон ждал меня в библиотеке. Он обнял меня и поцеловал, как ведущий актер целует ведущую актрису в кино. После всех ласк я положила голову ему на грудь. Энн была права в одном: я была готова для Джейсона сделать все. Я любила его так, что не могла сомневаться в его порядочности и мудрости. И тут же я подумала, что Сесиллия сказала о Джейн: «Она ни перед чем не остановится ради Джо».

Что делать с такими женщинами, как мы? Несмотря на все происки пропаганды о правах и привилегиях женщины, что это может значить для нас? Может быть, мы, подростки конца пятидесятых — начала шестидесятых годов, родились слишком рано и не можем принять независимость всем сердцем? А может быть, всего лет на пять раньше?

Затем я похолодела при мысли, что могла бы родиться на пять лет позже и не встретить Джейсона Старка, и его любовь прошла бы мимо меня. Этой мысли было достаточно, чтобы я окаменела. Значительно лучше быть свободной женщиной, но любить Джейсона Старка и быть им любимой. Это можно было сравнить только с разницей между жизнью и смертью.

Но все-таки между мной и Джейн была разница. Она заключалась в мужчине. Джейсон был полной противоположностью Джо. В этом и заключалась огромная разница между мной и Джейн. Я бы не смогла простить даже слабой измены. Огонь в моей любви к Джейсону был так высок, что сжигал всю алчность, ревность, эгоизм.

— Прости меня, что я привез с собой Сесиллию. Я понимаю, что ты не можешь быть с ней сейчас особенно щедрой и доброй. Но она плакала, умоляла не оставлять ее одну. А я хотел домой немедленно, мне не терпелось рассказать тебе обо всем. И я не знал, что делать с ней. Я знал одно: я не могу от нее отвернуться, когда она в нас нуждается.

— Все в порядке. Конечно, ты не мог ее бросить.

Какой бы герой сделал это? Отвернуться от старой подруги! Это был бы герой не моего романа.

— Есть только одно «но», — сказала я. — Сообщи Энн и Лу сам, что Сесиллия живет у нас. Это будет справедливо.

Мы снова целовались, потом быстренько помчались наверх в спальню. После того, как Джейсон уснул, оставив меня благодарить Бога, что он вернул мне мужа живым и невредимым домой. Но тут я вспомнила, Джейсон сказал: «Я безрассудно хотел домой, мне нужно было быстрей обо всем рассказать тебе».

О чем он хотел поговорить со мной? Это так интригующе. Я хотела разбудить его и спросить. Но он так мирно и невинно спал, что не хватило духу разбудить его. Мне пришлось подождать до утра.

42

Нас разбудили дети, которые дождались окончания снегопада, возвращения отца. Было воскресенье, они могли взять санки и пойти на улицу. Мы все четверо спустились на завтрак, а Сесиллия все еще спала. Затем Джейсон забрал детей, пошел с ними на улицу, а я принялась готовить поднос с завтраком для гостьи. Лу смирилась с пребыванием Сесиллии в доме, полностью ее игнорируя.


Я отнесла поднос в гостиную, открыла занавески, чтобы впустить в комнату яркий свет. Из окна я видела Джейсона, играющего с детьми. Мы так и не успели обсудить с ним ту новость, из-за который он так спешно кинулся домой. Затем я услышала, что Сесиллия проснулась, и повернулась к ней.

— Как ты себя чувствуешь?

— Кэтти, я видела сон.

Я подумала, что она собирается рассказать мне сон о примирении с Генри. Я не думала, что Генри был тем человеком, который мог бы простить любой вид предательства, независимо от обстоятельств. Он сильно любил ее, тем сильнее было для него разочарование.

— Ах, Сесиллия, не надейся на такой сон.

— Но все сложилось в нем так прекрасно. Дай расскажу тебе, что случилось.

— Хорошо, — я села на край кровати, понимая, что лучше дать ей выговориться. Она улыбнулась мне. А меня посетило неясное еще предчувствие, что ее сон мог оказаться совсем не сном, а очередной подтасовкой, какими-нибудь авантюрными планами.

— В моем сне Джейсон пошел к Генри и поговорил с ним, убедив его закончить съемки картины. Генри без ума от Джейсона, считается с ним, прислушивается к нему, поэтому он согласился. Мы бы закончили картину, она бы получила успех, была бы достойна созданных ранее шедевров. Не удивительный ли сон?

— Замечательный, — согласилась я. Я знала, что во всех снах, которые мне рассказывала Сесиллия, всегда была просьба.

— Кэтти! — не выдержав, сказала она заискивающе. В этот момент я точно знала, что она намерена сказать.

— Кэтти, — повторила она. — Я знаю, трудно просить об этом, но уговори Джейсона сделать это, убедить Генри в завершении съемок.

Я вздохнула:

— Не знаю, Сесиллия. Если он сможет. Это такая личная тема. Личная для Генри, ты понимаешь. Я не знаю, захочет ли Джейсон вмешиваться в такое интимное дело.

— Но все будет хорошо, — вздохнула она, пожав плечами. — Ты же знаешь, Генри построил большой магазин с помощью Джейсона. Джейсон — его кумир. Генри в восторге от него. Кэтти, ты же знаешь, что у Джейсона это получится. Он сможет. Умоляю тебя, попроси его об этом, — канючила она, как маленький ребенок.

«А почему бы нет? — подумала я. — Может быть, Генри, прислушается к словам Джейсона».

Сесиллия снова начала плакать:

— Я потеряла Генри. Но я не могу потерять все. Как ты не можешь понять это?!

Я понимала. Сама я все понимала, но ни за что на свете не смогла бы объяснить это кому-то другому.

К тому моменту, когда я спустилась вниз, дети и Джейсон сидели за столом, уплетая дымящийся домашний овощной суп, салат из цыпленка и сэндвичи, пока Лу готовила шоколад и ворчала насчет идиотов, мокрой одежды и опасностях.

Я села с ними, Джейсон прошептал:

— Мы собрались построить снеговик после завтрака. Ты не найдешь еще пару сухих перчаток и сухую одежду, не посвящая в это никого? — Я кивнула, посмотрела на Лу и спросила:

— О чем ты мне хотел сказать? Ты стремился домой, чтобы… — Джейсон округлил глаза, показывая на детей, затем округлил глаза на Лу и прошептал:

— Я думаю, мы обсудим это позже.

После завтрака, снабженные сухими перчатками, шарфами, куртками и штанами, они отправились во двор достраивать снеговика. Я тоже решила выйти. На улице было веселей, чем дома, Сесиллия все еще находилась в постели, а Лу, ворча, бродила по дому.

— Нам нужна морковь для носа и пуговицы для глаз, — сказал Джейсон. А как ты думаешь, из чего сделать рот?


— Может быть, из стручка красного перца? Я думаю, у Лу есть красный перец.

— Как вам эта идея, дети? Стручок красного перца!

Дети одобрили это предложение и снова повернулись к своему творению, а у меня появилась возможность сказать Джейсону о просьбе Сесиллии.

— Насколько сердит Генри? Я имею в виду, на самом деле.

— Очень. А что?

— Сесиллия хочет, чтобы ты пошел к нему и уговорил его закончить съемки картины. Что ты думаешь по этому поводу?

— Это исключено.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно, — убежденно сказал он, глядя мне прямо в глаза. И я поняла, что это связано с тем, что он собирался мне сообщить. И, как мне сейчас кажется, я почувствовала это еще раньше, даже до того, как Джейсон улетел в Калифорнию в такой спешке.

— Откуда такая уверенность, Джейсон? Ты обсуждал с Генри, будущее картины?

— Да, Кэтти. Генри решил закончить дела с Голливудом. Он решил продать студию.

— А ты собирался ее купить? — ахнула я.

— Да. А как ты догадалась? — он взял меня за руку. — Это как раз то, о чем я хотел сказать тебе.

— Давай обсудим это, — я повернулась и пошла в дом.

Он загородил мне дорогу:

— А как же стручок красного перца?

Джейсон и дети в конце концов закончили лепить снеговика шесть футов высотой, мы нашли ему шарф, шляпу, трубку. А со стручком красного перца снеговик приобрел вполне законченный вид.

Потом я принялась за обед. У Лу, похоже, начался приступ радикулита, и она отправилась в кровать.

Джейсон зашел в кухню. Приготовления были в самом разгаре, когда он предложил пригласить на обед Энн. Я покачала головой.

— Идея не годится. Энн, как и Лу, не переносит духа Сесиллии.

— Наша милосердная Энн?

— Наша высоконравственная Энн, — парировала я жестоко.

— Ты знаешь, я не замечал этого раньше, но Лу и Энн очень похожи. Лу тоже очень милосердна. Она отдает, вероятно, половину своего заработка церкви. У нее очень строгие подходы к морали, как и у милой Энн. — Затем он задумчиво добавил: — Совсем не как у Джорджа.

— Джордж? Но он очень добросердечен, и его едва ли можно назвать аморальным.

— Да, — сказал Джейсон, с удовольствием жуя сельдерей, — но он… — Джейсон подыскивал нужное слово. — Он более терпимый, более непредвзятый. Ты должна признать, что Энн более ограниченна, более прямолинейна в своих суждениях, — сказал он осторожно, боясь меня обидеть. — Джордж не так категоричен. Вот так точнее сказать.

Джейсон был прав. Джордж был не настолько категоричен. А я удивилась, почему мы столько времени обсуждаем этот вопрос. Ответ был очевиден: Джейсон проводил кампанию. И это тоже точное слово — кампания. У меня будто камень навалился на грудь, я едва могла дышать. Этим камнем было простое чувство обиды, возмущения. Джейсон старался укрепить свои позиции: Джордж — это одно, но мы еще и не начали обсуждать вопрос о киностудии.