Но ее настроение надвигающегося несчастья было заразительным. Увидев в окне густой снегопад, я почувствовала панику. Я захотела к своему камину, домой, где дети в своих постелях в абсолютной безопасности. Поэтому я отказалась от предложения Энн остаться на ночь, от предложения Джорджа подвезти нас. Я быстро одела детей, Лу собрала остатки торта Мэган, и мы сели в «Кадиллак».

— Я поеду так же осторожно, как ты всегда ездишь, Джордж, — пообещала я, через силу улыбаясь ему.

— Боже мой! На земле, наверно, уже на полдюйма снега. Я езжу по зимнему Огайо уже многие годы и надеюсь проездить еще ближайшие пятьдесят лет.


Я уже сидела в машине и прогревала мотор, когда Энн сказала:

— Позвони мне сразу же, как приедете.

— Что с тобой? Снег идет всего минут десять, а я буду дома еще через десять минут. Все будет в порядке. Ты же меня знаешь, меня не называют иначе, как королева дороги.

Лу пошла укладывать детей спать, а я позвонила Энн — сообщить ей, что мы благополучно добрались.

— Слава Богу! — выдохнула Энн, а на следующем дыхании спросила:

— Слышно ли что-нибудь от Джейсона?

— Пока ничего, — вздохнула я. — Я только что зашла, а телефон занят разговором с тобой.

— Спокойной ночи, Кэтти. Спи хорошо, — голос Энн был мягким и успокаивающим. — Я думаю, что Джейсон позвонит утром.

Я подошла к окну и выглянула на улицу. Снег валил сплошной стеной, зло завывал ветер, усиливаясь с минуты на минуту. Начали расти сугробы, становясь все выше и причудливей. Я подумала, что если Джейсон позвонит, я скажу ему, чтобы он не рвался из Калифорнии, пока снегопад в Акроне не прекратится. Я бы не удивилась, если бы узнала, что аэропорт уже закрыт. Я пыталась позвонить туда, чтобы узнать наверняка, но так и не смогла дозвониться.

Я проворочалась всю ночь. На следующее утро Мэган огорчилась из-за того, что была суббота и не надо было идти в школу. Ей так хотелось, чтобы сильный снегопад пришелся на будничный день и тогда бы у нее был лишний выходной.

Митчел рвался на улицу гулять. Я сказала ему, что он может выйти и лепить снежки только после того, как снегопад кончится и небо прояснится.

Я слушала прогноз погоды по радио, переключаясь на станцию все утро, надеясь на перемены, но вынуждена была смириться с тем, что буря продлится еще всю ночь. В час дня я подумала, что в Голливуде еще десять часов, и солнце ярко светит. Джейсон уже, наверно, более двух часов на ногах. К двум часам нашего времени он должен закончить завтрак и позвонить.

Но этого не произошло. В два часа местного времени я сама решила позвонить ему, но обнаружила, что он не сообщил мне, где намерен остановиться, в какой гостинице. У меня было предчувствие, что это гостиница в Уилшире, поэтому я позвонила туда, но мне ответили, что Джейсон не зарегистрирован. Я позвонила в гостиницу «Беверли Хиллз»: может быть, Джейсон остановился рядом с Сесиллией и Генри. Но в «Беверли Хиллз» его тоже не было. Я попросила соединить меня с номером, который все еще числился на имени Шмидт. Там никто не ответил.

Я решила позвонить Джейн. Вероятно, она могла знать, где остановился мой муж; в какой гостинице. Но, подумав, я отказалась от этой мысли. Не потому, что Джейн могла не знать об этом — просто это была не самая лучшая идея дать ей понять, что я не в курсе, где мой муж. Я становилась ненормальной.

В шесть часов по местному времени радио сообщило, что буря закончилась, переместившись к востоку. В Калифорнии было еще только три часа, и я подумала, что там все еще светит солнце. Когда Энн позвонила, чтобы узнать, нет ли каких вестей от Джейсона, мой ответ нельзя было назвать спокойным.

— Я думаю, не стоит волноваться, Кэтти. Это все снегопад. Он, вероятно, повредил телефонные линии.


В девять часов упала последняя снежинка, очевидно, это означало, что небо прояснилось, хотя оно здесь все равно черное. Я сняла трубку, чтобы позвонить Энн, поделиться с ней радостью по поводу прекращения снегопада. Но буря сделала свое дело, телефон не работал.

Это было последней каплей. Я забралась в кровать совершенно разбитая. Немного погодя, мне трудно определить, долго ли я находилась в постели, все смешалось у меня в голове, я услышала звук хлопнувшей двери автомобиля. Я подбежала к окну. В свете фонаря у входной двери, который я оставила невыключенным, я увидел Джейсона, моего Джейсона, выходящего из такси.

Я слетела вниз по лестнице, даже не остановившись, как была, раздетая. Мне хотелось единственного: обнимать своего мужа, целовать его милое лицо, благодарить его за то, что он вернулся ко мне, к детям. Я широко распахнула дверь. Он вошел, улыбающийся, возбужденный, как победитель.

— Ты можешь представить, я вылетел из Калифорнии сегодня утром, в восемь часов по их времени? Нас очень долго держали в Чикаго, пока здесь не открыли аэропорт. Ты знаешь, как трудно было найти такси в аэропорту? Мне показалось, что в такси мы ехали дольше, чем летели на самолете. Но меня не смогли остановить ни дождь, ни град.

Сначала я даже не обращала внимания на его слова. Единственное, что мне хотелось делать и что я делала — обвить руками его шею и непрерывно его целовать. Затем я увидела закутанную в меха фигуру у него за спиной.

— Посмотри, кого я привез с собой!

— Ах, Кэтти! — дрожала Сесиллия. — Мне больше некуда идти.

Джейсон поднялся наверх, чтобы взглянуть на спящих детей, а я помогла Сесиллии снять ее белое норковое манто и в тон ему меховую шляпу. Я провела Сесиллию в библиотеку, разожгла огонь в камине, дала ей большой глоток виски. Между нами возникло напряжение, мы обменивались только самыми необходимыми словами.

Она плакала и пила:

— Джейсон спас меня, увез оттуда, — говорила она между всхлипываниями. — Генри был готов убить меня.

— Это нелепо, — сказала я равнодушно. — Люди всегда говорят подобные вещи в состоянии стресса. Но это ничего не значит. Я всегда говорю так своим детям, когда они сводят меня с ума. Нет нужды говорить, что я не имею это в виду.

— Нет, Генри не шутил. Я знаю, он бы убил. Джейсон разговаривал с ним об этом. Терпеливо, — добавила она мрачно.

— С трудом верю, что он был намерен это сделать. Генри — мягкий, интеллигентный человек, — сказала я назидательно.

Она разразилась новым потоком слез, это еще больше настроило меня против нее.

— Как ты могла так поступить, Сесиллия? Да еще выбрала для этого Джо!

— Но я сделала это для Генри, — всхлипывала она. — Ради фильма. Я думала, что если Джо будет увлечен мной, если страстно полюбит меня, он будет вдохновлен, это добавит ему гениальности, которую он вдохнет в меня, в наш фильм, что это будет чувствоваться на экране. Все великие режиссеры так делали. Я читала об этом. Говорят, что режиссер должен без ума любить ведущую актрису. Вступив в близкий контакт с прекрасной женщиной, ближе узнаешь ее, и это очень важно для творческого общения. Потом режиссер смотрит на эту женщину через призму камеры, он любит ее. Может быть, не саму актрису, а ее образ.

— Но ведь никто не говорит, что актриса должна ложиться в постель со своим режиссером, не так ли? Или так?

Она не ответила на мой вопрос, только сказала:

— Неужели ты не понимаешь? Я пошла на это с Джо только для того, чтобы «Любовь и предательство» стал самым вдохновенным из всех существующих фильмов о любви.

Я знала, что это не причина для оправдания, но, принимая во внимание, каким человеком была Сесиллия, я могла понять, как все произошло. Хотя это было просто предположением. Она хотела вступить в этот контакт с Джо только из-за самой любви, из-за сексуального влечения или из-за самого Джо. Я знала, что она не испытывала к Джо ничего, кроме презрения, пока он не стал режиссером. Я знала, что секс ничего не значил в жизни Сесиллии, кроме средства достижения цели. Что касается любви, то она была иллюзией для нее. Такой же иллюзией, как все иллюзии на большом экране Голливуда.

— Я потеряла все, — мычала она, — мой Генри… мой милый Генри… вся моя жизнь.

И хотя я негодовала и возмущалась, я почувствовала зарождающееся потепление в моем каменно-холодном сердце. Она и в самом деле потеряла Генри, и это, действительно, была большая потеря для нее.

— Он меня любил.

— Жаль, что ты не подумала об этом до того, пока не кинулась в объятья Джо Тайсона. — Я не хотела прощать ее так быстро, так быстро сдаваться. — Да, это так и было, — сказала я, стараясь казаться жестокой.

— Я не знаю, как смогу жить без него.

«Ты сможешь, как всегда могла».

— Ты найдешь выход. Ты могла найти его всегда и впредь сможешь. У тебя есть карьера.

— А есть ли? «Любовь и предательство», вероятно, не будет закончен. А я ради него пожертвовала всем.

«Все это становится тягостным, — подумала я. — Сейчас мы становимся жертвами».

— Лечь в постель с этим маньяком! Он никогда не думал ни о чем другом, кроме своего удовольствия, удовлетворения своих желаний. А я говорила ему, что люблю его. Боже! — стонала она.

Хотя я и знала, что Джейн больше беспокоится о прекращении съемок, чем о мерзости, которую совершил ее муж, я все-таки спросила:

— Но думая о пользе, которую ваша связь могла принести фильму, ты подумала, что ты причиняешь Джейн? Ведь она твоя… была твоей подругой.

— Джейн? Она грязная интриганка, каких я не встречала. Я бы не удивилась, если бы узнала, что именно она подсказала Джо переспать со мной. Она не остановится не перед чем ради Джо и его карьеры.

Ее слова больно ударили меня. Это было то, что я даже не могла предположить: Джейн в сговоре с Джо, принуждающая его полюбить Сесиллию-звезду. Могло ли быть такое? Неужели Джейн настолько изменилась? Я не знала. Не было способа узнать это. Я не узнаю никогда.