Джесика успокоилась, во всяком случае, внешне. И у меня было чувство, что все, что я говорила, не было впустую. Она поставила кофейник на огонь, достала чашки с блюдцами, молочник, наполнила его из полупустой бутылки, которую достала из холодильника.

— Мне кажется, я плод привычек или воспитания, — она улыбнулась мне, как будто извиняясь. — Дочь своей матери, которую ты знаешь, — сказала она с горькой усмешкой.

— Тебе не следует извиняться. Ты все делаешь правильно. Ты порядочная женщина. — Я не могла оставить ее одну. — Ты — леди, хороший человек, умница — и нет причин наказывать тебя. Что ты такого сделала? Чем заслужила такие оскорбления?

— Но я никогда не говорила, что хочу быть наказанной. Это твоя идея.

Она разлила кофе по чашкам и села.

— Кроме того, я вовсе не всегда поступала правильно. Я обманула Грега. Так ведь? Это самое плохое, что может сделать женщина — обмануть мужчину таким образом: я вышла за него замуж, будучи беременной от другого мужчины, убеждая его, что он — отец ребенка. Да и замуж-то вышла за него без любви. Это тоже ужасно, правда?

— Может быть, этого бы не произошло, если бы он любил тебя? Но ведь очевидно, что этого не было и нет. Он женился на тебе из-за твоей матери и ее денег. Это искупает твою вину.

Но она не слушала меня. Она думала о чем-то постороннем.

— Моя мать тоже никогда не любила меня. Единственный, кто меня любил, был отец, но он умер. Может быть, именно из-за отца мать не любила меня. Она всегда так отзывается о нем… отвратительно. Один раз она говорила, что он был упрям, дик, своенравен. В другой раз отозвалась о нем как о слабом, безвольном, нерешительном человеке. Это звучало так, как будто она говорила о разных людях. Все так путано, противоречиво. Она всегда говорила о нем с обидой. А я — его дочь. Поэтому она была обижена и на меня.

— Это мать заставила тебя думать, что ты недостойна любви, а, следовательно, достойна наказания. Любой психолог скажет тебе, что это классический случай. Но, Джесика, ты можешь любить и достойна любви, — настаивала я.

— Спасибо, Кэтти за участие. Но тебе не стоит беспокоиться. Это не может продолжаться долго. Грег уже близок к успеху и… все закончится. Но я хочу встать на ноги, я должна выиграть у матери эту битву. И я выиграю, или это будет последнее, что я сделаю. — Она крепко ударила кулаком по столу. Настолько сильно, что кофе выплеснулся из чашек, залил стол, а мы неподвижно наблюдали, как он растекается.

Она показала мне дом. Он был фантастичен за исключением протекших потолков и отклеившихся обоев. Ну, может быть, еще мебель слишком величественная.

Мы вышли на заднюю террасу, которая окружала всегда пустой бассейн. Было похоже, что жуткий ураган обрушился на дом и сад, оставив после себя дикую, неухоженную растительность. В воздухе витали разруха и распад. Мне снова хотелось говорить ей что-то, хотя и так уже слишком много было сказано.

— Есть еще одно, что я не могу понять. Почему в твоем доме так мало мебели и кругом такой упадок? А сад так запущен? Грег уже снимается в сериале Джо, по крайней мере, пару месяцев. Не так ли? А я достаточно наслышана о том, сколько известные кинозвезды получают денег. Он к тому же преуспевал и до сериала. У него же были роли.

— Да. У него были роли до этого сериала, у него водились деньги, но у него и расходы, большие расходы. Он вынужден иметь новую дорогую машину, большой гардероб, еженедельную укладку волос, маникюр, тренажеры и массаж, репетиции, постановка голоса, плата посредникам и агентам. Деньги быстро уходили, — устало сказала она. — Когда я просила у него денег на домашние нужды, он всегда советовал мне обратиться к матери. Он всегда смеялся, зная, что я не сделаю этого… я не могла этого сделать… конечно, не могла. Но, начав съемки в сериале, он стал получать еженедельную зарплату, которой может хватить на все. Так говорят. Я подумала, что хотя бы эта часть моей борьбы закончена, что финансовые проблемы будут решены. Ничего не вышло. Смотри, когда мать дала нам этот дом, предполагалось, что это свадебный подарок. Но адвокаты заставили нас подписать бумаги, закладное соглашение — как они сказали, это было чистой формальностью, чтобы защитить нас. Но мы не могли вносить месячную плату, содержать этот дом оказалось большой финансовой обузой для нас. Но это еще не все. Мы не могли платить ежемесячные взносы. Но распространились слухи об участии Грега в сериале, и мать продала бумаги, закладные соглашения, которые мы подписали на дом. Поэтому сейчас мы вынуждены платить за него ежемесячные взносы, а они огромные. Плюс долг за прошлые месяцы. Пока все отсрочено, но должно быть оплачено по первому требованию. Мы должны будем заплатить все растущие отложенные платежи.

Ее мать была сущим дьяволом! Если мне до этого казалось, что Джесика несколько преувеличивает насчет своей матери, сейчас я сама убедилась в этом.

— Почему вам не уехать отсюда? Если вы не вложили средства в этот дом, вам нечего терять. Пусть это недвижимость, но лучше с ней расстаться.

Джесика покачала головой, мягко улыбнулась.

— Адвокаты моей матери умны. Мы должны выплатить прошлые долги по возросшим счетам. Именно так составлен договор. И Грегу нужен этот дом, его возрастающая ценность. Пустой и разрушенный, но это все-таки поместье Бэл Эар. Он сказал, что собирается подождать, пока рыночная цена на него поднимется, когда цены на недвижимость подскочат. Каждый знает, что это произойдет, когда арабы вступят на рынок со всеми их нефтяными деньгами. Вот он и хочет дождаться этого.

— Но это только слова. На самом деле, он ждет не этого.

— А чего же он ждет?

— Он ждет большего. Он ждет приглашения в Уинфилд. Он ждет смерти матери.

Ее слова эхом прозвучали в воздухе.

— А ты, Джесика? — мягко спросила я, прислушиваясь к отдаленному пению птиц. — А ты? Ты тоже этого ждешь? Ждешь, что твоя мать умрет, ты сможешь покинуть Грега, и тебе никому не нужно будет доказывать, что ты права?

— Конечно, нет! — закричала она. — Мать должна жить, чтобы она могла увидеть, как она была не права со мной, что я тоже могу побеждать. Если мать умрет раньше, для чего нужны все эти мучения?

— Нет, этого я не понимаю. Мне просто противно. Меня мутит от этого. — Все, что мне удалось понять, так это то, что Джесика убивает себя.

Потом Джесика улыбнулась мне. Это было так некстати, что улыбка показалась странной.

— Посмотри на тот розовый дом. Правда, он красив? Это действительно чудо. Я люблю его. Я смотрю на него каждый вечер. Ночами он залит огнями, потому что там никто не живет. Огни для того, чтобы отпугивать воров и бандитов. Там жила немецкая артистка. Звали ее Дженни, Дженни Элман. Правда, прекрасное имя? Она вышла замуж за человека из Северной Калифорнии. Он был владельцем железной дороги. Его звали Джон Старр Уинфилд. Родом он из Сан-Франциско. И однажды ночью она спутала его с грабителем, вором, схватила винтовку и застрелила прямо в сердце. Ужасная история. Так печально. Она закрыла дом и уехала назад в Европу. А милый мне дом одиноко стоит в ночи. Я часто думаю о ней. Бедная Дженни Элман, ее сердце, наверное, неспокойно до сих пор. Собственными руками убить любимого. — Она повернулась ко мне, ее улыбка завяла: «Если, конечно, она любила его».

Я ошеломленно взглянула на дом. Я почти могла представить Дженни стоящей в темной комнате, целящейся в сердце незваного гостя, стараясь прогнать его прочь. Только незваным гостем оказался ее муж. А может быть, она хотела убить его преднамеренно? Хочет ли Джесика убить Грега так же, как Грег желает смерти ее матери? Я испугалась за Джесику значительно больше, чем раньше.

Я повернулась к Джесике, которая стояла неподвижно, все еще глядя на розовый дом. Мне хотелось взять ее за руку, увести с собой из этого пустого жилища, прочь от розового дома на холме, от этой сумасшедшей Лотас Лэнд, к себе в Акрон, где солнце светит не так ярко, но где живут такие люди, как Энн и Джордж. Но я знала, что она дала себе зарок и никуда не поедет.

Я сказала, рассмеявшись:

— Не покупай никаких ружей.

Ее глаза расширились:

— Но у нас уже есть одно. Грег купил. В окрестностях бродит столько разбойников. У нас мало что можно унести, но Грег… Ему кажется, что каждый готов обокрасть его.

Мне было пора. Джейсон уже, наверняка, в гостинице, ждет меня.

— Джесика, — сказала я торопливо, — мне бы хотелось, чтобы ты обратилась к кому-нибудь, чтобы тебе всегда было с кем поговорить.

— Ты имеешь в виду доктора? Психиатра? Ты считаешь, что я больна? Сошла с ума?

— Нет, конечно, нет. Я просто думаю, ты переживаешь тяжелые времена и убиваешь себя. Я уже говорила тебе об этом. А просто разговор поможет тебе расслабиться, поможет поставить все на свои места в твоем собственном сознании. То, что ты думаешь, и то, что ты делаешь, находится в большом противоречии. А если у тебя нет денег, мы бы с радостью тебе одолжили их.

— Твоя забота трогает, но спасибо, не надо. Все не так сложно, как тебе могло показаться. А с головой у меня все в порядке. Все хорошо. Осталось три простых шага. Первый — ребенок. Второй — успех Грега. И третий — когда мать скажет: «Да, ты была права, Джесика, а я заблуждалась».

— Все это трудно объяснимо, Джесика. Кто может сказать, что является успехом? Может быть, твоя мать никогда не примет такой успех? Может быть, она отвернется от твоего ребенка? Может быть, она скажет: «Твой ребенок не более достоин любви, чем ты сама. Вспомни, кто был твой отец». Ах, Джесика, что ты будешь делать тогда?

33

На вечернее торжество я надела платье, которое купила у Ревьенз у нас в Акроне. Джейсон сказал:

— Несмотря на то, что платье из Огайо, ты будешь самой красивой женщиной.

— Но там же будет Сесиллия, — напомнила я.