— Я думала, она покончила с ним.

Энн с остервенением месила тесто.

— Я думала, это было нужно из-за денег, для поездки в Калифорнию. Но он заплатил ей за это. Она, наверное, хочет навсегда разрушить его карьеру.

— История в скандальной газетенке не повредит ему, — я взглянула на каравай, выплывающий из духовки.

— А почему тебя так волнует Уолт Гамильтон? Ты ненавидишь политику, а он обманывал свою жену.

— Это его непорядочность. А я говорю о непорядочности Сесиллии. Я не разделяю политических взглядов мистера Гамильтона, но это не значит, что я хочу видеть его раздавленным. Это моя собственная мораль. То, что делает Сесиллия, отвратительно, мерзко. Ты всегда была за справедливость, так почему ты ее защищаешь?

Я глубоко вздохнула и стала одеваться, чтобы уйти.

— Я думаю, каждый вправе поступать с тем, кто предал тебя, как заблагорассудится. А Уолт Гамильтон предал Сесиллию. Предал в главном. А как говорит Библия: «Око за око». Не так ли?

Энн месила тесто.

— Я повторяю: Сесиллия получила от него деньги. Она отомстила. Он рассчитался.

— Разве этого достаточно? Это только деньги. А деньги не значат ничего, когда ты отвергнут, унижен, предан. Есть еще и душа. А душа тоже требует мести.

— Но у Сесиллии нет души!

Я уставилась на нее.

— Ну, и не езди тогда на свадьбу. Давай поедем просто развлечься, хорошо провести время. Мы побудем там пару недель, по крайней мере, а свадьба займет только один вечер. Неужели ты не хочешь повидать Джесику и Джейн?

— Конечно, конечно, милая, но я мало знала ее. Джейн хотелось бы повидать, но я никогда не любила Джо. Я не любила их обоих: Джо и Сесиллию.

— Ну почему бы тебе и Джорджу просто не поехать в путешествие туда, вы ведь никогда не бывали там раньше?

— Если бы я собиралась в путешествие и не должна была заботиться о детях, я бы нашла, куда поехать кроме Калифорнии: Индия, Италия, Израиль.

— Израиль? С чего вдруг ты собралась в Израиль?

— Джордж хочет поехать туда. Наше супружество — это своего рода договор. Я должна считаться с этим.

— Что ты хочешь сказать этим, Энн? Что мое супружество — это тоже договор?

— Ты и Джейсон — прекрасная супружеская пара. А я вот думаю о том, какой женой может стать Сесиллия.

— Ради Бога! Энн, оставь это. Забудь о Сесиллии! Забудь о том, что я приходила уговаривать тебя поехать с нами. Мы встретимся с тобой, когда я вернусь. Ты последишь за детьми и Лу?

— Конечно, дорогая, — Энн обняла меня. — Я буду приглашать их на обед.

Я засмеялась над ней, представила Лу провожающей детей на обед к Энн. Это было совершенно исключено.

Мы добрались до Беверли Уилшира и нашли отель, где жили Сесиллия и Генри. Уилшир оказался очень хорошим местом. Швейцар приветствовал нас по имени, портье исполнил свои обязанности как подобает. Все было значительно и внушительно.

— Спасибо, мистер Старк, — сказал посыльный, принимая от него чаевые. — Я надеюсь, что вам у нас понравится.

Войдя в номер, я сразу же заметила букет цветов. Джейн? Сесиллия? А потом увидела карточку: «Управляющий отелем приветствует вас. Всего доброго».

— Берегут свою репутацию, — объяснил Джейсон.

Через несколько минут из вестибюля позвонила Джейн.

— Ради Бога! Почему ты еще не в лифте?

И вот Джейн стояла в дверях. «Ага! Вот она, миссис Беверли Хиллз».

Джейн была неожиданно привлекательной с ее новым носом и подбородком, не говоря уже о волосах, которые изменили цвет и форму. Она выглядела очень грациозной и импозантно одетой.

— Ты ошеломительна, Джейн! Неправда ли, она сногсшибательна, Джейсон?

— Более того, — согласился он, целуя ее руку. — Ты прекрасно выглядишь, и одежда тебе идет.

— Ты издеваешься надо мной, — засмеялась Джейн. На ней была черная бархатная туника с несколькими рядами цепей, черные облегающие брюки, туфли, на высоком каблуке.

— Ты всегда придумывал названия нашим нарядам, — сказала я, наслаждаясь тем приятным впечатлением, которое вызвала у меня Джейн.

— А как ты назовешь себя сейчас?

— Сексуально-шикарно. В тебе проснулось все лучшее в женщине.

Затем она оглядела наш багаж, сунула нос в ванную, заметила на столе букет, вынула из него карточку:

— И это все, что они послали? Только цветы?

Мы с Джейсоном переглянулись.

— А должно быть еще что-то? — спросил Джейсон.

— В первоклассных отелях есть правило: если вы ничего собой не представляете, вы ничего не получаете. Если вы обыкновенный турист, вам посылают цветы. Если вам посылают бутылку шампанского, это показывает ваш уровень. Но если они знают, что приезжает знаменитость, ее может встретить махровая простынь с монограммой, — она взглянула на корзину с цветами, потом снова на нас. Поняв, что совершила бестактность, она сказала:

— Но вы же знаете, что у вас все еще в будущем, — она развела руками, — «Альберт Эйнштейн» или глава «Коламбии Пикчерс», кажется, Уоррен Битти!

— Нет, просто обыкновенный торговый деятель из Акрона, штат Огайо, — Джейсон улыбнулся, специально дразня ее. Но я заметила, что это была не его обычная, широкая улыбка. Было очевидно, что и Джейн смущена.

— Я просто хотела рассказать вам, объяснить привычки Голливуда. Мне кажется, вас многое здесь удивит. Сначала расскажу вам о свадьбе Сесиллии. Она, очевидно, будет настоящей сенсацией. Но, учитывая количество приглашенных, следует предположить, что получится глупейшая формальность и что следовало бы придумать что-то более оригинальное. Поэтому, принимая во внимание, что свадьба намечается в студии «XX сенчури» со всеми съемочными атрибутами, я порекомендовала организовать настоящие негритянские страсти из вестерна. Может быть, даже пригласить каскадеров, чтобы они падали прямо с крыши на шикарные кресла салона, и на стол подавать барбекю и стручковый перец на красной в клетку скатерти.

«Боже мой! — подумала я, — совсем как торговый центр в техасском стиле, о котором мы мечтаем».

— Сесиллия без ума от связей Генри с Техасом. Так что то, что должно произойти, будет настоящим вестерном.

— Заманчиво.

Джейн ушла, обещая вернуться, чтобы забрать нас на коктейль, а затем на обед в бистро. Вскоре после ее ухода пришла Сесиллия в белом свитере из ангоры, белых джинсах, руки увешаны браслетами из бирюзы в серебре, ремень в стиле вестерн, короткие серебряные ботинки и огромная, подчеркнуто торчащая грудь.

— Сесиллия! — воскликнула я, пораженная. Мы с Джейсоном оба уставились на ее увеличенные достоинства.

— Грудь живет своей собственной жизнью? — наконец спросил Джейсон.

Сесиллия улыбнулась:

— Привлекательно, правда? А как она тверда! Тверда как скала. Потрогай одну.

Когда же ни я, ни Джейсон не сделали ни единого движения в направлении ее груди, она подбодрила:

— Потрогайте. Все в порядке. Я все равно ничего не чувствую. — И она ударила себя по груди. — Генри считает, что мне следует выглядеть более сексуально. Он говорит: «Слышал ли кто-нибудь об американской звезде без надлежащего бюста?» — Затем она примолкла, прикусив губу белыми зубками. — Вы не согласны с ним? Вам не кажется, что я совершила ошибку?

— Нет! Конечно, нет! — поторопилась сказать я. — Они… — я развела руками, — ошеломительны. Не правда ли, Джейсон?

Но я была в ужасе. Это шло вразрез с жизненным кредо Сесиллии, в соответствии с которым ничего не должно было конкурировать с ее природными достоинствами. А грудь конкурировала, да еще как! Она затмевала все очарование Сесиллии — чистую белую кожу, корону пышных рыжих волос, ее элегантную, худощавую фигуру.

Джейсон подтолкнул меня.

— Действительно, чарующе, — сказал он. Затем извинился — ему нужно было идти. Джейсон объяснил, что договорился с одним промышленным агентом по продаже имущества еще в Огайо, когда тот совершенно неожиданно появился у него. Он намерен показать ему некоторые местные магазины.

Он посмотрел на часы:

— Время завтрака. Почему бы вам, милые девочки, не заказать чего-нибудь на завтрак?

— Я не хочу никакого завтрака. Я бы только чего-нибудь выпила. Немного шампанского, я думаю, — Сесиллия оглянулась. — Неужели они не прислали шампанского? Они же всегда посылают его.

Джейсон бросил взгляд на столик, абсолютно свободный, как будто предназначенный только для цветов.

Я торопливо предложила позвонить в бюро услуг.

— Импортного… французского, — сказала Сесиллия, сидя абсолютно прямо, скорее потому, что ее величественный бюст не позволял ей сидеть иначе.

— А еще лучше — водки.

— Водки? — спросила я, ужасно сконфуженная.


Сесиллия выпила бутылку почти одна.

— Мне нужно идти. Генри не любит, когда я исчезаю из поля его зрения надолго. Он обожает меня, поклоняется земле, по которой я прошла. Я рассказывала тебе об этом?

— Да, ты говорила. И я думаю, что это замечательно. Но я боюсь, ты не сможешь управлять машиной сейчас.

— Боже мой! Я же не за рулем. У меня водитель. Я так люблю свой «Роллс», а Генри (он же из Техаса) больше нравится «Кадиллак». Думаю, что я никогда не смогу получить калифорнийских водительских прав. Вождение здесь очень сложное. Я поражаюсь Джейн. Она прекрасно справляется со своей машиной: знает, как куда попасть, ездит по переполненным дорогам, носится по окрестностям, вверх и вниз по склонам. Конечно, она же из Нью-Джерси. В Нью-Джерси все ездят на автомобилях. Как и в Калифорнии. А в Нью-Йорк Сити не ездят так много. Я никогда не ездила с тех пор, как покинула Кентукки. Ты думаешь, я забыла об этом? Джо говорит, что Джейн ездит, как заправский мужчина.

Мне показалось, что я ослышалась. Я знала, как Джейн говорила: «Джо сказал это. И Джо сказал то». Но сейчас даже Сесиллия цитировала Джо.