— Я хочу присесть.

— Пожалуйста. Вот стул. — Она притащила два стула. Неспособная говорить, я позволила сесть и ей рядом.

— Все очень непросто. Я думала, что, может быть, вы не знаете. И если вы не в курсе, то нам вообще лучше ничего не говорить. Но потом я подумала, что даже если вы ничего не знаете, а я вам скажу, то ничего страшного в этом нет, потому что Джейсон все равно ни в чем не виноват.

«Не его вина?» Хотя я сидела, но была близка к тому, чтобы упасть.

— А если вы знаете, то вам лучше знать всю правду. И Джейсону. И Сесиллии.

Кое-как мне удалось найти голос.

— Ты права, Перси, я думаю тебе нужно начать сначала.

— Хорошо, — она стиснула мою руку, я хотела отнять ее, но она держала крепко. — Я знала, что Джейсон приезжает в Лас-Вегас, чтобы посмотреть Сесиллию с точки зрения участия в съемках. Мне хотелось получить роль для Хью. Я хотела, чтобы Сесиллия поговорила с Джейсоном и уговорила его дать Хью роль, при необходимости даже соблазнив Джейсона. Я ведь была тем человеком, который устроил их брак с Гардом.

Весь ужас этого замечания не сразу дошел до меня.

Я не могла слышать ничего, кроме остальной части ее рассказа о Джейсоне и Сесиллии.

— Продолжай, — попросила я ее убитым голосом.

— Она не сделала это. Я умоляла ее, она отказалась.

— Она так и не соблазнила его? — прошептала я.

— Нет. Я поняла, что мне нужно сделать это самой. С помощью наркотиков привести Джейсона в состояние невменяемости, чтобы он подписал контракт с Хью. Я хочу сказать, что в то время я была совсем другим человеком, отличалась от себя теперешней.

— Продолжай свою историю, — поторопила я ее, перебивая.

— Но оказалось, что этого совсем и не нужно. Джейсон пришел с контрактом, с предложением.

— Продолжай, — прошептала я, оглушенная услышанным.

— Но я решила, что все равно сделаю это. Шутки ради. Подшучу над Сесиллией.

— Шутка?! — почти прокричала я, подумав, какая же она дрянь. Я была готова убить ее.

— Да, безобидная шутка. — За безобидную шутку мне еще больше хотелось наброситься на нее, прикончить тут же и ногтями содрать кожу с ее тела.

— А ты знала, что была заражена?

— Да. Я собиралась пойти к доктору, но все откладывала.

— Значит, у тебя все было спланировано заранее?

— Да, но это была только часть. Если бы ваш муж заразился и передал болезнь вам, то вы бы, наверняка, все узнали. Я запланировала как раз, чтобы вы узнали и подумали, что это Сесиллия. Тогда оба, Сесиллия и Гард, были бы у меня в руках. Гарда не было. Джейсон постоянно жаловался на головную боль, Сесиллия тоже недомогала. А у меня были средства от любой боли: от головной, зубной, релаксанты, тоники, и тот особый состав, который придает вам ощущение прыжка с Луны. Я дала им обоим. Но мне нужно было полностью отключить Сесиллию, а Джейсон еще должен был поработать. И когда Сесиллия отключилась, я проделала с Джейсоном все, что намечала. А потом я оставила их вместе. Я знала, что ни тот, ни другой ничего не поняли, что с ними случилось, и не думали, что могут быть какие-то последствия до тех пор, пока Джейсон не пришел домой и не заразил вас. Вы оба, вы и он, поверили, что во всем виновата Сесиллия.

Она замолчала. Я не хотела ее видеть, я просто не могла ее видеть. Я помолчала, и она снова заговорила:

— Я знаю, то, что я сделала… — она не могла найти нужного слова передернула плечами: — Я никогда не прощу себе этого.

Что ей было нужно от меня? Прощение? Она не могла сама простить себя, поэтому она хотела, чтобы я простила ее?

— Я могу понять, насколько мерзкой вы считаете меня…

В самом деле. Мы обе были мерзкими.

Мы сидели молча, я оглядывалась и не могла найти взглядом Джейсона. Но это было неважно. Я никогда не смогу вернуть его. Я никогда не смогу взглянуть ему в глаза. Мне лучше умереть. Так же как нам было лучше позволить умереть Перси в тот день.

Сесиллия была еще одной моей виной. Я не поверила Джейсону, отвернулась от Сесиллии, в то время, когда ей так нужна была моя помощь.

— Но я расскажу и ей это. Что я принесла ей.

Я посмотрела на Сесиллию. Она танцевала с одним из деловых людей, была очень оживленной, красивой и мужественной.

— Оставь ее в покое.

— Ничего не говорить ей?

— Нет. Это огорчит ее. Она и так достаточно перенесла.

— Но я хочу облегчить свою душу.

— Да, я понимаю это. Но для Сесиллии лучше, если ты промолчишь. Пусть это будет твоей ношей.

Она согласилась.

— Но я хочу рассказать об этом Джейсону.

— Ему расскажи. — Джейсон был честным человеком, а мы обе, я и Перси, заставили его сомневаться в себе. Это несправедливо. Ему нужно рассказать все.

— Хорошо. Рассказать ему сегодня? Я имею в виду сейчас?

— Попозже, я думаю.

— Вы настоящая леди. Многие не понимают, но вы, вероятно, поймете, что я стала совсем другой, я изменилась.

«Ты сама ничего не понимаешь, Перси. Я предала любовь и подругу. Я разрушила семейную жизнь. Я ношу ребенка, с которым не знаю, что делать. Я ощущаю огромную боль. А какую боль я причинила Джейсону?! Понимаешь ли ты все это, Перси?»

— Да, конечно, Перси, — сказала я.

— Вы прощаете меня?

— Ну, хорошо. Я рада. Я прощаю тебя.

— Спасибо. Я пойду поищу Джейсона.

— Хорошо. А я пойду домой. Если кто-нибудь будет искать меня, скажи, что я дома. А пока ты будешь искать Джейсона, передай моей сестре, что святые все-таки живы и некоторые из них обитают в Лос-Анджелесе.

Эпилог

Я не сразу пошла домой, немного проехалась. К западу от Сансета. Назад к Беверли Хиллз. Налево к Родео. Прямо в Уилшир. Направо в Уиттиер, и снова оказалась в Сансете. Там был маленький парк. Несколько раз я приезжала сюда с Мики.

Я пересекла улицу и присела на скамейку. Солнце село, и в поздний февральский день было прохладно. Я съежилась и смотрела в серебристые струйки фонтана. То был не самый примечательный фонтан из всех, которые я знала. Я видала более величественные и грандиозные. Во дворе нашего дома был более затейливый. В два фонтана я даже прыгала. В тот удивительный день в Париже и второй раз в Нью-Йорке на базарной площади. Но сегодня совсем не хотелось прыгать в этот фонтан. Во-первых, я была одна, а это совсем не так заманчиво: одной купаться в фонтане. Кроме того, было холодно.

Было радостно сознавать, что герой моего романа оказался невиновным, в конце концов. А он, в отличие от меня, умеет прощать. У меня в этом не было сомнений. Его способность любить, запас жизненных сил были неисчерпаемыми. Он мог простить без единого слова, упрека, обиды. У меня не было сомнений, что Джейсон простит меня, полюбит и будет лелеять меня, как и раньше. Но сможет ли он сам стать прежним? Даже не столько для меня, сколько для себя. Это было горькой правдой. Но вкус горечи на губах держится дольше, чем вкус самого сладкого поцелуя.

Это я разрушила нашу идиллию. Сейчас мы должны собрать ее из осколков. Но она никогда не сможет быть такой безупречной и идеальной, как раньше. Мы можем шлифовать ее, склеивать, но едва заметная трещина все равно останется. Джейсон, с его прекрасными глазами, уже никогда не будет таким близким, а время не повернешь назад. Я буду видеть эту трещину в моей жизни ежедневно, но я сама виновата в ней. Она, эта трещина, будет моим наказанием, и я буду мужественно его переносить.

С этим было все ясно. Трудней оказалось с другим: с ребенком, которого я вынашивала. С ребенком Гэвина. Что делать с ним?

Будет ли место в нашем восстановленном доме для ребенка Гэвина?

Я поняла, что у меня не было выбора. Поэтому я приняла решение жить еще с одной ложью. Ложью, рожденной любовью. Сегодня мы с Джейсоном вспомним наши счастливые ночи, и эта ночь даст начало его ребенку. Это была моя вина, моя боль. Секрет — мой и Энн. Она разделит этот секрет со мной, но будет за это вознаграждена. Она хотела единственного: счастливого конца, как в сказках. И вот она его получила.

Почти стемнело, я направилась к машине. Я понимала, что будет момент, когда в карих глазах Джейсона встанет вопрос, но он тут же сменится теплом. Он был не тем человеком, который сомневался в людях, которых любит.

Я подумала, не стоит ли остановиться и купить торт.

Я сделала эту покупку в последнюю минуту перед закрытием. Я попросила продавщицу украсить большой круглый шоколадный торт надписью: «Я люблю тебя, Джейсон!»

— Желтой глазурью? Желтое хорошо сочетается с коричневым.

— Нет, розовым. Надпись должна быть розовой и два маленьких красных сердечка.

— Сердечка? — спросила она, сомневаясь.

— Красные сердца и белые лилии.

Я осторожно забрала торт, а руки тряслись. «Волнуюсь, как невеста», — подумала я. Я села в машину, включила двигатель, радио, чтобы успокоить нервы и дыхание. Но по закону случайностей зазвучал голос Хью, который нежностью наполнил сумерки. Это была «Госпожа Любовь», песня, которую Сесиллия пела сегодня на вечере.

Ах, Сесиллия! Как я желаю тебе еще одного шанса в жизни. Я вспомнила сумерки в Колумбусе в тот веселый месяц май, когда Сесиллия взобралась на крышу «Понтиака» и танцевала под музыку Элвиса. Это был ритуальный танец поклонения Богу, своему собственному, внутреннему Богу.


Когда я вернулась, дети ужинали. Они приветствовали меня шумными криками.

— Что в коробке, мама?

— Кое-что на десерт. Но мы подождем, пока не вернется папа. Это в его честь. Специальный торт. Чтобы отметить его фильм, поздравить его с удачей.

Я открыла коробку, чтобы показать торт детям и Лу.

— Купила в магазине? — фыркнула она, еще не посмотрев на содержимое. Затем Лу взглянула и улыбнулась: — Очень хороший торт.