Лу произнесла это слово впервые с тех пор, как мы с ней встретились.

Когда Джейсон поздно вечером вернулся домой, я все еще была на ногах. Он удостоил меня только приветливым кивком.

— Ну, что? — спросила я. — Джо старательно переделывает сценарий?

— Да.

— Все будет гладко? Съемки возобновятся?

— Мы не можем найти Сесиллию.

— Что ты имеешь в виду?

— Именно то, что сказал. Нет ни ее, ни Гарда. Никто из прислуги не знает, где она. Может быть, знают, но молчат.

— Вдруг Гард избавился от нее? Убил и сжег труп.

Джейсон не счел нужным ответить на мои высказывания, стал подниматься по лестнице. Неожиданно он обернулся и гневно произнес:

— Я знаю, что мне запрещено говорить об этом, но я хочу сказать только одно. Мне известно, что ты думаешь о случившемся между мною и Сесиллией, как смотришь на это. Трудно отрицать сам этот факт. Но о том, что произошло, она имеет ничуть не больше представления, чем я. Ей не известен даже сам факт. То, что сразило нас — отравленная еда, виски или эти проклятые наркотики — сразило нас обоих. Мы оба оказались жертвами. — И он продолжил путь к кровати.

Я горько думала о происшедших в нем изменениях. Сейчас это была уже отравленная пища и подсыпанный в ликер яд… или что-то там еще. И сейчас уже оба, он и Сесиллия, претендовали быть жертвами. Сейчас, два года спустя, он пытался защитить, выгородить ее, свою любовницу.

На следующий день Лу стало лучше, но я боялась, что это ненадолго и, затаив дыхание, надеялась, что новый день не принесет никаких несчастных случаев и неприятностей, но сознавала, что они стали почти регулярными. Я не знала, как поступить с Гэвином в этот вечер, желая встретиться с ним, независимо от того, будет Джейсон дома или нет.

Он еще не вернулся, когда я ушла, поцеловав на ночь детей, проверив, что Мэган и Митчел усердно выполняют домашнее задание, но в полной уверенности, что, оставшись без контроля, Мэган тут же засядет за телефон. Возраст еще позволял мне помнить, какое удовольствие доставляет болтовня с подружками часами с хихиканьем и обсуждением мальчишек. Пожелание доброй ночи Лу заставило ее отвернуться. Статус-кво продолжал существовать.

Без единого слова мы поцеловались и отправились в постель. В моем воображении присутствовало определенное чувство горечи от нашей любви. После всего Гэвин погладил меня по щеке.

— Кэтти, скоро для меня наступит время принятия важного решения.

Ах, нет! Любое решение будет сейчас невыносимо. Только не сейчас. И никаких ультиматумов. Неужели он не понимает, в каком состоянии я сейчас нахожусь? Но сказано было совсем не это:

— Да? А что за решение?

— Я решил оставить здесь практику и отправиться в Сан-Франциско.

— Это невозможно!

— Возможно и необходимо.

— Ты не сделаешь это ради меня! Ты просто хочешь отомстить мне.

Это вызвало удивленный взгляд.

— А может быть, ты считаешь, что я вообще живу, чтобы отомстить тебе? Зачем мне нужно причинять тебе боль? Я люблю тебя, Кэтти. Неужели ты настолько равнодушна, что не узнаешь любовь, когда она очевидна.

«Любовь очевидна!» Может быть, желание мести затмило во мне все?

— Ты же знаешь, что мы можем поехать вместе, — тихо сказал Гэвин.

Я посмотрела на него как на сумасшедшего.

— Не говори глупости! Как ты себе это представляешь?

— Но это происходит вокруг ежедневно. Когда семейная жизнь не удалась, нужно откровенно — признаться в этом и попытаться что-то изменить. Расстаться с супругом и стремиться к чему-то новому, более удачному.

Это были самые страшные слова, которые я когда-либо слышала от него.

— А как же дети?

— Не надо скрываться за детей. Это может быть решено тобой и мной… и Джейсоном.

— Глупости. Дети — самое главное во всем этом. Разве я похожа на женщину, которая бросает детей?

— Это не нужно делать. Ты возьмешь их с собой, — резонно возразил он.

Это вызвало у меня совсем не веселый смех.

— Ну, конечно. Только этого не хватало.

Он спрыгнул с кровати, пошел в гостиную, предложил мне выпить.

— Нет, спасибо. Ликер вряд ли поможет нам разобраться, — заметила я.

Он засмеялся, возвращаясь назад с бокалом.

— Твоя сестра рассуждает так же.

Моя сестра! Я представила, как моя сестра советует мне взять детей и отправиться в Сан-Франциско с Гэвином Ротом. Сама мысль об этом невозможна.

Он не лег снова со мной рядом, остался стоять, потягивая вино.

— Иди ко мне, обсудим ситуацию в постели, — игриво позвала я.

— Нет, больше пользы будет обсудить все порознь, ты там, я здесь. Но не торопись дать мне сейчас окончательный ответ. Я буду здесь еще два месяца заканчивать дела. У тебя есть время.

— Но это невозможно.

— Почему же? Возможно, если ты любишь меня.

Он постоянно говорил мне о любви, но я ни разу не сказала, что люблю его. Не потому, что у меня ни разу не было желания произнести их. Это были слова, всегда готовые вырваться. «Я люблю тебя!» У некоторых они не задерживаются. Иногда даже без особого смысла, заложенного в них, бездумно. Но не у меня. Эти слова пугали меня, они звучали как обязательство.

Но сейчас они были нужны, без них не обойтись, чтобы успокоить его, успокоить себя, привязать его.

— Я люблю тебя.

Вот и все. Это оказалось не так трудно.

— Да, ты любишь меня. Но насколько сильно?

Значит, этих слов недостаточно? Есть такие люди, которым всегда чего-то не хватает. Им нужно больше, им нужно все.

— Любишь ли ты меня настолько, чтобы уйти от мужа, взять детей и выйти за меня замуж?

Замуж? Он хочет жениться на мне? Второе предложение в моей жизни. Моя вторая любовь.

— Вопрос в том, — продолжал он, осушив стакан, — насколько мертв твой брак. Кого ты любишь больше? Меня или Джейсона?

«Люблю Джейсона?» Он был плохим психиатром, иначе он должен был бы догадаться, что Джейсона я ненавижу.

— Я ненавижу Джейсона, я совсем не люблю его.

Гэвин подошел к кровати, присел на край, нежными, теплыми пальцами прикоснулся к моему лицу.

— Бедняжка Кэтти. Он замечательный человек, и я не верю, что ты ненавидишь его до такой степени.

Эти слова напугали меня.

— Почему ты не веришь?

— Я не знаю, что произошло между тобой и Джейсоном. Когда-то мне хотелось знать, но потом это прошло. Но ты все еще любишь его. Я не думаю, что ты — тот человек, который меняет любовь на ненависть. Слишком неравноценная замена.

Я не могла перевести дыхание.

— Ты заблуждаешься. Ненависть — успокаивающее чувство. Она… забавна. Ради нее можно жить так же, как ради любви.

— Неужели? Не верю, да и сама ты вряд ли веришь этому.

— Тогда ради чего я живу? — искренне, задумчиво спросила я.

— Это момент истины, Кэтти. Действительно, ради чего? У тебя есть несколько недель.

Джейсон сидел в холле, когда я вернулась, и, очевидно, ждал меня. Взгляд его был угрожающим.

— Где ты была? — спросил он.

Я не ответила. У меня было одно желание — пройти наверх, к себе в спальню, но он загородил мне дорогу. Я попыталась оттолкнуть его, но не смогла.

— Что ты хочешь? — сердито потребовала я.

— Ответа.

— И не подумаю отвечать. Я не обязана отчитываться перед тобой. Что-нибудь еще?

— Да, — его голос изменился, — звонила Сесиллия. Сесиллия, очевидно, сказала ему что-то сильно его взволновавшее.

— Ну, наконец ты ее нашел. А сейчас я могу подняться? Позволь мне пройти. — Мне действительно не хотелось оставаться в холле наедине с ним. Джейсон выглядел ужасно, а я выведена из равновесия всем сказанным Гэвином. — Я в самом деле очень устала. Эти дни были изнурительными.

Эти дни принесли много страдания душам мужчин? Женским — тоже.

— Но они не закончились. Сесиллия звонила мне из больницы. В Санта-Монике. У нее удалили грудь.

«Нет! Это уже было слишком! Закончится ли когда-нибудь эта драма? Придет ли конец этому кошмару?»

— Обе? — спросила я.

— Нет. Опухоль распространилась не так сильно.

Это была расплата Сесиллии за ту кражу, которую она у меня совершила. Я знала, что не следовало думать так, что это неблагородно. Но все-таки наказание следует за каждое преступление. Ах, Сесиллия, Сесиллия!

Но мысли о женщине, которая предала меня, забрав так много, почти все прошли. Я подумала о рыжеволосой девчонке, красивой и блистательной, которая беззаботно смеялась, считая, что мир создан только для нее, которая поклонялась только одному — своему телу, своему кумиру.

Я не выдержала и разревелась, хотя совсем не было желания делать это перед Джейсоном, но было уже поздно. Поток слез было невозможно остановить. Он стоял у меня за спиной, но не прикасался.

— Она хочет нас видеть, просит навестить ее завтра.

— Нет! Я не пойду. Не могу. Не пойду. Я не обязана это делать. Что еще ты хочешь от меня? — Остановиться я уже не могла. Из груди рвался крик, но кричать было нельзя: проснутся дети и Лу. Вместо этого я язвительно прошипела: — Вы вдвоем и так слишком много забрали у меня.

Он обнял меня за плечи.

— Она даже не подозревает о том, что ты думаешь. Я клянусь тебе! Бог свидетель, она ничего не знает. А она может умереть.

«Не говори так!»

Я сбросила его руки с плеч.

— Так просто не умирают. Даже когда этого хочется. Я-то уж это знаю. Волочишься за ней уже несколько лет, поэтому так страдаешь. Не беспокойся, Сесиллия не умрет. Кто угодно, только не она. Она переживет нас всех и окажется победительницей.

Крик, вероятно, все-таки вырвался из меня, потому что в дверях появилась Лу, вышедшая узнать, что происходит. Темное лицо ее было бледным, старый красный махровый халат казался еще более древним, чем был на самом деле. Один ее вид еще больше взбесил меня.