На полях оставалось много снега; он там осел и даже кое-где немного подтаял, но почти везде еще лежал плотной, мокрой, белой шубой, блестевшей на солнце.

— Еще будет выпадать снег, — сказал Чарли. Он был прав: на пятое утро задул северный ветер, и небо потемнело от тяжелых черных снежных облаков.

— Сейчас снова пойдет снег, я в этом уверен!

У Чарли перед снегопадом начинали болеть кости и спазмы схватывали желудок.

Линн выглянула из окна и увидела, что по дорожке идет почтальон.

Она выбежала во двор, но он принес ей счета за комбикорма для свиней и кур.

— Еще есть что-нибудь? — спросила Линн.

— Извините, миссис Траскотт, больше ничего.

Линн посмотрела ему вслед. Прошло более шести недель со времени последнего письма от Роберта. Она волновалась все сильнее и сильнее. Сегодня была суббота, и до понедельника почту не принесут в Стент. Дрожа, Линн пошла в дом. Филип надевал резиновые сапоги.

— Мне ничего нет? — спросил он.

— Нет.

— Хоть бы они прислали мне мои книги, — сказал он. — В этом ужасном месте просто с ума сойдешь от скуки.

— Почему бы не пойти погулять?

— Вы что, не видите, что я собираюсь сделать это?

Чарли был в сараюшке, он наполнял канистру керосином, наливая его из большой бочки, стоявшей на скамье. Когда канистра была полна, он закрыл кран бочки, вытащил воронку из канистры и закрыл крышкой.

Во дворе недалеко от двери Филип поджидал его. У него в руках был мокрый расползшийся комок снега. Он нацелился прямо в лицо Чарли. Захлебнувшись, Чарли поставил канистру на землю, стал сгребать с носа снег, а потом двинулся к мальчику.

Филип повернулся и побежал к дому, Чарли двинулся за ним, по пути делая снежок.

— Парень, я тебя все равно достану, — сказал он.

Линн была в кухне, она шла мыть посуду, когда туда влетел Филип, захлебываясь от смеха. За ним вслед вбежал Чарли. Дверь от сильного толчка ударилась о стену, стул упал, стукнув по кухонному столику, и загрохотали на полках чашки и тарелки.

— Что еще такое! — закричала Линн. — Посмотрите, что вы наделали!

Сквозняк снова вытянул дым из печи, и Линн побежала к входу, чтобы закрыть дверь. Чарли, не выпуская комок снега из рук, догнал Филипа у лестницы и схватил его за воротник куртки.

— Так, парень, теперь ты попался, — сказал он. — Посмотрим, как тебе это понравится!

— Так нечестно! — вопил Филип. — Не смей засовывать мне снег за шиворот, ты — проклятая свинья!

— Извинись!

— Нет, я лучше умру!

— Хорошо! Ты сам на это напросился! Ну берегись!

Снежок коснулся щеки Филипа, и вода побежала по его шее. Он начал извиваться и ударил Чарли по руке. Снежок упал на плитки пола в кухне и разорвался, как снежная бомба. Филип громко захохотал и поддал его ногой, и снежок полетел дальше, сильнее растекаясь по полу. Чарли схватил его за руки и начал трясти, потом он подкинул его вверх, Филип почти касался головой потолочных балок.

— Ну, я справился с тобой, понял? Что ты теперь на это скажешь?

— Я тебе сейчас такое скажу, такое скажу;

— Что же ты скажешь?

— Черт тебя побери, ублюдок! Будь проклят и пошел в зад!

— Тебя научили говорить такие вещи дома?

— Не твое дело! Отпусти меня!

— Попроси меня об этом вежливо, и тогда я, может, отпущу тебя!

— Перестань меня щекотать! Пусти меня!

Филип начал визжать, и у него побагровело лицо. Чарли сильно щекотал его. Он так прижал его руки, что мальчик ничего не мог сделать. Филип размахивал руками в воздухе и бил ногами, но он ничего не мог сделать Чарли.

— Перестань, говорю тебе, мне сейчас станет плохо!

— Бога ради! — вмешалась Линн. — У этого проклятого мальчишки сейчас начнется припадок!

— Пусть он сначала извинится.

— Черт! Черт! Отпусти меня!

Филип с красным лицом смотрел на Чарли. Тот, смеясь, смотрел вверх. Его пальцы не переставали щекотать Филипа, а тот продолжал извиваться. И вдруг Филип, вытянув губы трубочкой, наклонился вперед и плюнул прямо в лицо Чарли.

— Ах ты, грязный, противный мальчишка!

Плевок отрезвил Чарли, и он отпустил мальчика. Он достал платок и вытер лицо.

— Где ты научился таким гадостям!

Линн, с выражением отвращения на лице, рванулась вперед и схватила Филипа за руку. Она сильно встряхнула его.

— Тебе не стыдно? — закричала Линн. — Как ты смеешь плевать людям прямо в лицо? Я не знаю, что нам с тобой делать. Ты — просто отвратительный. Грязный, ужасный, вредный мальчишка!

Филип побелел. Его лицо перекосилось, губы были крепко сжаты. Он вырывался из рук Линн и стал бить ее кулаками в живот. Линн замахнулась и как следует ударила его по лицу. Он вырвался от нее и побежал вверх по лестнице. Он сильно хлопнул дверью, и они услышали скрип половиц над головой.

— Как он себя ведет! — воскликнула Линн. — Его нужно как следует выпороть!

— Я сам виноват, — сказал Чарли. — Мальчик очень нервный, и он возбудился! Вот увидишь, ему потом станет стыдно!

— Ничего подобного! У него совершенно нет совести!

— Может, мне стоит подняться к нему?

— Может, тебе вообще лучше оставить его в покое?

Линн принесла половую тряпку и начала вытирать испачканный пол.

Чарли стоял рядом.

— Я сейчас ухожу, — сказал он. — Я хотел взять с собой мальчика.

— Наверное, мне не стоит спрашивать, куда ты идешь?

— У миссис Шоу почти кончился керосин. Я хочу отнести канистру с двумя галлонами керосина.

Он начал надевать куртку и шапку.

— Скоро опять пойдет снег, и она останется вообще без керосина, — сказал Чарли.

— Как насчет нас? — спросила Линн. — Если пойдут сильные снегопады, нам тоже понадобится керосин.

— У нас еще много осталось в бочке.

— Он быстро кончится, если ты станешь раздавать его направо и налево.

— Два галлона керосина! Неужели тебе жаль поделиться с соседями?!

— Я надеюсь, что она нам за них заплатит, вот и все! Это я плачу здесь за все, и не забывай, пожалуйста, об этом!

Линн повесила просушить половую тряпку и вернулась к мытью посуды. Чарли посмотрел на ее холодное, замкнутое лицо. Иногда она казалось ему чужой, и он удивлялся — неужели все браки кончаются подобным образом, когда оба супруга перестают испытывать друг к другу все чувства, кроме разочарования. Он и Линн все еще любили друг друга, их жизни все еще были тесно связаны многими нитями, но сколько еще сможет выдержать любовь, когда одна сторона постоянно придиралась и обижала другую, которая из-за каждодневных обид все дальше отдалялась и переставала доверять и делиться своими мыслями и чувствами.

Он вытащил из кармана несколько монет и шлепнул их на стол.

— Вот тебе деньги! — сказал он.

Чарли прошел по кухне и позвал Филипа.

— Филип, ты пойдешь со мной? Спускайся вниз. Я иду в Слипфилдс. Если хочешь, то пошли со мной.

Ответа не было, и Чарли, немного подождав его, пожал плечами и вышел из дома. Он взял во дворе канистру с керосином и отправился в Слипфилдс через поля. Сильно дул холодный северный ветер, и черные облака собирались над головой. Они обещали обильный снегопад. Чарли поднял воротник и наклонил голову под порывами ветра.


Филип стоял у окна и видел, как Чарли пересек двор и потом пошел по полю вдоль тропинки, протоптанной в снегу. Мальчику хотелось побежать с ним.

— Да, я иду! Подожди меня!

Эти слова почти вырвались из его рта. Но, когда он протянул руку к ручке двери в спальне, что-то остановило его. Он вновь увидел взгляд Чарли, в котором было столько отвращения, когда Филип плюнул ему в лицо. Это воспоминание заставило его вернуться. Когда он снова глянул в окно, фигура Чарли уже скрылась из вида.

В маленькой спальне был полумрак. Филип взял подушку со своей постели и положил ее на подоконник. Он взобрался на нее с коробкой цветных карандашей и одной из книг Роберта. Филип открыл книгу, где на титульном листе было аккуратно и четко написано имя: Роберт Мерсибрайт. Он перечеркнул фамилию красным карандашом и начал писать письмо домой.

«Дорогие мамочка и папочка и миссис Квин…»

В комнате было очень холодно. Он начал дрожать. Он посильнее закутался в куртку и вытянул рукава свитера так, что они наполовину прикрыли кисти рук. Пальцы, державшие карандаш, совсем онемели. Филип подышал на них, чтобы немного разогреть.

Внизу в кухне Линн закончила мыть посуду и убрала ее в буфет. Потом она начала убирать на кухонном столике — вылила грязную воду в раковину, вытерла стол и повесила сушить кухонное полотенце. Филип сидел в своей комнате уже тридцать минут, она считала, что этого вполне достаточно для наказания. Если он там еще останется, то простудится. Она понимала, что ей придется подняться к нему наверх, иначе он так и не спустится вниз.

Филип, услышав ее шаги по лестнице, соскочил с подоконника и закрыл книгу, в которой писал письмо. Он так торопился, что уронил книгу и рассыпал коробку карандашей. Они разлетелись по всей комнате. Филип ногой затолкал книгу под кровать, но она проскочила по полированному полу, вылетела с другой стороны, раскрывшись, упала на коврик между кроватями.

Прежде чем он смог убрать ее, в комнату вошла Линн.

Она увидела книгу и подняла ее, и ее лицо, когда она перевернула одну из страниц, стало багровым. Весь титульный лист был исписан, на каждой странице чистые поля также были исписаны хулиганскими глупыми надписями: «Пиписка, Пиписка!» «Что делает дома Коперник?» «От Ньютона воняет, и от тебя тоже!» «Говно и моча! Ха! Ха! Ха!».

— Как ты посмел написать такое в книгах моего сына?!

Она рванулась к комоду и начала перебирать остальные книги. Их было примерно дюжина, и они все были исписаны. На страницах были глупые рисунки и надписи, они просто бросались ей в глаза с каждой страницы и ранили ее, наполняя невыносимой яростью. Книги Роберта, которые он так сильно любил, были изгажены так равнодушно этими грязными, глупыми, идиотскими словами и рисунками! Дрожа, Линн перелистала все книги, а Филип наблюдал за ней бледный, со злыми глазами. Когда она, наконец, повернулась к нему, ее переполняли отвращение и возмущение. Она никогда не сможет простить ему этот проступок. Он всегда будет ей отвратителен.