Я много ей задолжала.

Но действительно ли мне нужен был макияж?

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она, вручив мне платье с верхней частью в виде топа и шелковой юбкой в горошек.

— О чем?

— Ты думаешь, что я считаю, что тебе нужен макияж, чтобы произвести впечатление на Эвана.

Я побледнела. Это было именно тем, о чем я думала. Или, по крайней мере, что-то вроде этого.

— Но я делаю это не для Эвана, — сказала она.

— Нет?

— Нет, глупая. — Она положила руку мне на плечо и сжала его. — Я делаю это для тебя. Я не думаю, что тебе нужен макияж, но ты продолжаешь говорить мне, насколько ты хуже Эвана, так что я решила, что чем лучше ты будешь чувствовать себя по поводу своей внешности, тем лучше ты будешь чувствовать себя в своей собственной коже.

Я повесила голову и издала сдавленный смешок.

— Не уверена, что смогу когда-нибудь чувствовать себя комфортно в своей собственной коже.

Хлоя вздохнула и повела меня к кровати.

— Садись. — Я села, и она продолжила. — Я знаю, что то, что ты пережила, должно было быть... — она замолчала, и когда я взглянул на нее, ее глаза были расфокусированными и полными слез. — Ну, — она вздохнула — это должно было быть ужасным.

Она сказала это с такой уверенностью, как если бы знала все, через что я прошла, и как плохо это было. Как будто она понимала каждую разбитую часть меня, и не думала обо мне хуже из-за этого.

Но потом она моргнула и тихо спросила:

— На что это было похоже?

Никто никогда не спрашивал меня об этом раньше. Люди спрашивали меня о том, что случилось, и хотели знать все, вплоть до мельчайших деталей

Но они никогда не спрашивали, на что это было похоже. Как если бы они хотели, чтобы пережитое сократилось до маркированного списка, без каких-либо эмоций, как если бы они хотели, чтобы тот ужас, который заполнил все мое пространство, забылся и никогда не упоминался. Даже мой психотерапевт избегал разговора об этом, сосредоточив все свое внимание на настоящем, и том, как я чувствовала себя сейчас.

— Я не знаю, — сказала я, мой голос был груб. Я прочистила горло. — Это было... страшно.

Хлоя кивнула и взяла мою руку в свои. У нее были теплые и сильные руки. Хлоя всегда походила на маленькую, безобидную и игривую, словно синица, щебечущая только для того, чтобы щебетать.

Но прямо сейчас, твердость в ее глазах и та уверенность, с которой она держалась, жесткие плечи, напряженные предплечья, все это было похоже на то, словно она щелкнула переключателем. Я вдруг поняла, что в ней не было ничего маленького, и не важно, как она выглядела.

— Тогда это то, что ты делаешь, — сказала она. — Ты берешь этот страх, ты берешь эти ужасные переживания, и укладываешь их у своих ног, а сверху, на них, ты строишь себе трон. Ты спаслась. Ты выжила. Это делает тебя особенной, Лиз. Никто другой в этом Богом забытом городе не силен так, как ты.

Я покраснела, на мгновение, поверив в каждое слово, которое она сказала. Что то, что я выжила, сделало меня особенной. Но потом ужас пережитого вновь обрушился на меня, и я вспомнила, что была не более чем жертвой, которая едва выжила.

— Если ты так сильно ненавидишь этот город, — сказала я, — почему ты осталась?

Хлои жила одна в небольшой квартире-студии. Она как-то сказала мне, что она переехала в Трейдмар, когда ей было тринадцать, и что ее родители держали ее на домашнем обучении.

Я никогда их не встречала, хотя, и насколько я могла сказать, они больше не жили здесь.

Если бы у меня были средства, чтобы оставить Трейдмар, я бы сделала это в мгновение ока. На самом деле, я мечтала об этом, и иногда эта мечта была единственным, что позволяло мне держаться.

Я не была уверена на счет своих планов по окончанию школы — мне все еще оставался целый год обучения, до выпуска — но, если бы я смогла поступить в колледж, тогда я бы уехала так далеко, как только смогла.

Когда я была ребенком, мама постоянно говорила о переезде в Калифорнию. На землю постоянного лета, как она ее называла, и иногда, в глубине души, я развлекала себя мыслю сбежать туда, тоже.

Хлоя встала, по-прежнему обдумывая мой вопрос, и вернулась к шкафу, повернувшись ко мне спиной.

— Давай просто скажем, что у меня здесь слишком большая история, и оставить ее труднее, чем я думала.

— Ох.

Когда она повернулась снова, все следы прежней твердости исчезли, сменившись широкой улыбкой и сверкающими голубыми глазами.

— Посмотри на это! Я забыла про него. Ты должна одеть это.

Она вручила мне шелковое платье, персикового цвета. Моя кожа была куда светлее кожи Хлои, и напоминала отбеленный песок. Платье исчезнет на мне.

— В том-то и дело, — сказала Хлоя, когда я упомянула об этом. — Это будет выглядеть так, словно ты голая, на самом деле ничего не показывая.

Я нахмурилась.

— Не уверена, что хочу этого.

Она поджала губы, пока думала.

— Ладно, хорошо, тогда как насчет платья в горошек?

Я схватила его с кровати. — Мне нравится.

— Хорошо. — Хлоя положила руки мне на плечи и повела меня в сторону ванной. — Теперь поторопись. Эван сказал, что будет здесь, чтобы забрать нас меньше чем через двадцать минут.

Мой желудок затрепетал от восторга при мысли провести ночь с Эваном вне Мерва. Двадцать минут показались вечностью, и в то же время казалось, что на все не хватит времени.


Глава 7

НИК


Я бросил несколько футболок в сумку и пошел обратно в гардероб за парой джинс.

— Позволь нам пойти с тобой, — сказал Сэм.

Я проигнорировал его и схватил джинсы со дна шкафа, затем сорвал фланелевую рубашку с вешалки.

— Ник, — сказала Анна. — Остановись на секунду и поговори с нами.

Кас устроился на моей кровати, хотя его стояла прямо на другой стороне комнаты. Конечно, трудно было сидеть на его постели, когда она была завалена всяким дерьмом; потребовалась бы чертова лопата, чтобы расчистить ее.

Я ненавидел делить комнату с ним. Мне нужно было убраться из этого места. Мне нужно было уйти. Прошло уже 24 часа с того момента, как я увидел воспоминание, в котором девушка назвала мня Габриэлем, и 14 из них потребовалось мне с Анной, чтобы найти о ней информацию в моих файлах.

Сейчас у меня было название города — Трейдмар, штат Иллинойс — и я больше не собирался оставаться здесь. Всего примерно пять часов езды отделяли меня от ответов, в которых я нуждался.

— Я не хочу, чтобы вы, ребята, ехали, — сказал я, и кинул еще пару вещей в сумку, прежде чем застегнуть ее.

— Он тайно убегает, чтобы присоединиться к цирку, — сказал Кас. Он привалился к изголовью моей кровати. — И каким же будет твой номер, Ники? Ой, стой, у меня есть идея. Это будет Угрюмый Человек. Ты до смерти забросаешь толпу сердитыми взглядами.

Анна скрестила руки на груди. — Перестань, Кас.

— Что? — сказал он, — Я серьезен.

— Ты никогда не бываешь серьезен, — ответила она.

— Иногда бывает.

— Выйдете, — сказал Сэм Касу. Кас застонал, но не стал спорить. Он был послушным, как собака.

Сэм на секунду посмотрел на Анну, и она поняла.

— Я тоже? — спросила она. Сэм не ответил на вопрос, что было достаточным ответом.

Анна замерла на мгновение, как если бы хотела бросить ему вызов, но в конце концов уступила.

— Я буду внизу, если понадоблюсь вам. — Она закрыла за собой дверь, когда вышла.

— Я не хочу лекций, — сказал я Сэму.

— Я и не планировал читать их тебе.

Он пересек комнату, его ботинки с глухим звуком простучали по полу, прежде чем он сел на край моей кровати. Он оперся локтями о колени и сложил руки вместе, когда посмотрел на меня.

Его правый глаз раскрасился в темно-красный и фиолетовый цвета от удара, который я нанес ему вчера. Я все еще чувствовал боль борьбы в моих ребрах.

— О чем они? — спросил он.

— О чем что?

— Ник, — Сэм посмотрел на меня так, как смотрел всегда, когда знал, что я намеренно вел себя как тупица.

Он имел в виду воспоминания.

— Что, Анна не рассказала тебе?

— Нет.

Я вздохнул и облокотился о шкаф позади меня. — О девушке.

— Ты знаешь, кто она?

Я думал о ней в течение суток. Нет, недель. Но воспоминания так и не дали мне ничего важного.

— У меня даже нет ее имени, — ответил я. — Ничего. Она словно призрак. — Я потер лицо, закрыл глаза, и увидел ее снова. — Я должен узнать, настоящая ли она. И жива ли.

Сэм посмотрел на меня, уловив то, чего я не сказал.

— Она была частью миссии, не так ли?

Я не ответил. Он кивнул, словно уже знал ответ, словно это все имело чертов идеальный смысл.

— Что, если ты поедешь туда, — сказал он, — и обнаружишь, что убил ее? Или что, если ты обнаружишь, что она совсем не то, что ты думал? Думаешь, что то, что ты заполнишь пробелы, каким-то образом все исправит?

— Возможно.

— Это не поможет.

— Это начинает звучать как лекция.

Он отвернулся, усмехнувшись. — Ты прав.

Чего я не сказал ему, так это то, что мне было нужно знать, не убил ли я невинную девушку только потому, что Подразделение велело мне это сделать. Мне нужно было знать раз и навсегда, был ли я таким же плохим, как мой отец. Возможно, я шел по его стопам, причиняя боль людям, потому что это было в моей крови.