— Мы подружимся, — сказала мевру Хагесма. И хотя она сказала это по-голландски, Абигайль прекрасно ее поняла.

Каждое утро Абигайль и мевру Хагесма гуляли в саду, они доходили до магазина и возвращались обратно домой. Это было довольно трудно, но мевру Хагесма любила поговорить в магазине с мевру Биксмой. Они разговаривали на диалекте, и Абигайль ничего не понимала. В это время она прогуливалась по магазину, смотря на товары и изучая цены. Вечерами мевру Хагесма учила Абигайль голландскому языку.

Прошло десять дней. Однажды мевру Биксма рассказала ей о том, что ее дочь заболела и находится в больнице в Леувардене. Абигайль, выражая сожаление языком жестов, пыталась предположить, что произошло с девушкой. мевру Биксма переживала, что она не сможет навещать дочь в больнице, так как некому работать в магазине.

— Я помогу, — предложила Абигайль. В самом деле, а почему бы нет, подумала она, ей ведь так нужна работа. В первую неделю она еще надеялась, что за ней приедет профессор. Но он не приехал и, видимо, не приедет. Необходимо заработать деньги на билет в Англию.

— Три часа ежедневно, буду платить два гульдена в час, — сказала мевру Биксма. — Вы согласны?

Абигайль посчитала. Шесть гульденов в день, за шесть дней тридцать шесть гульденов. Конечно, не густо, но может быть, ей удастся продать что-нибудь из вещей.

— Хорошо.

В первый день она работала медленно. На третий она уже прекрасно справлялась, и мевру Биксма была довольна.

— Через неделю моя дочь выйдет из больницы, вы так помогли нам, спасибо, — благодарила мевру Биксма.

Все еще было холодно. Шел снег, и большие хлопья залепили окна магазина. Абигайль посмотрела в окно. Видимо, снегопад прекратится не скоро.

В это утро Абигайль много работала, так как делала уборку в доме мевру Хагесмы. Она получила письмо от миссис Маклин, Болли передавал ей привет. Она перечитала письмо несколько раз, надеясь узнать что-нибудь о профессоре, но о нем не упоминалось ни слова.

Абигайль отложила письмо в сторону, надела белый фартук, как требовала мевру Биксма в целях соблюдения гигиены, и полезла на стремянку. Абигайль ненавидела этот фартук, она считала, что надевать его нет никакой необходимости. Но слово хозяйки — закон. Она подвернула фартук и начала подниматься вверх.

Вдруг неожиданно открылась дверь, повеяло холодным воздухом, она оглянулась. В дверях стоял профессор Доминик ван Вийкелен.

В руках у Абигайль был горшок с корнишонами, который она хотела поставить на полку, но руки так сильно задрожали, что она едва удержала его. Она почувствовала, как сердце ее подпрыгнуло, а потом бешено забилось. У нее перехватило дыхание; все, что она смогла сделать, это сесть. Наконец он увидел ее. Они молча смотрели друг на друга, потом она нашла в себе силы спросить:

— Вы хотите что-нибудь?

— Да. Спускайтесь вниз, Абигайль. Она не двинулась с места. После недолгого молчания ван Вийкелен снова сказал:

— Пожалуйста, Абигайль, спуститесь вниз. Мне надо поговорить с вами.

Она оставалась на месте, потому что у нее не было сил сдвинуться с места.

— Я не могу спать, я не могу есть, я не могу работать. Невероятно! Чтобы такая маленькая девушка, как вы, довела меня до такого состояния. Каждый раз, когда я прощался с вами, я готов был бежать следом. Я думал, что смогу жить без вас, но теперь понимаю: это невозможно, моя дорогая, да и не нужно.

— Вы вели себя отвратительно, — сказала Абигайль. — И не называйте меня «дорогая», пока не объясните, почему вы так обидели меня в больнице.

— Я ехал из Брюсселя с мыслью увидеть вас. А когда вошел в палату и увидел вас с Хенком… вы смеялись, знаете, вы очень хорошеете, когда смеетесь, я слушал, как вы смеетесь, и мне показалось, что вы говорили обо мне. Я хотел сделать вам больно, потому что вы обидели меня. Я ничего не понимал, была задета моя гордость. Я хотел отомстить вам.

В этот момент открылась дверь. Это пришла мевру Хеннинга из дома напротив. Она стряхнула снег, поздоровалась и попросила чаю. Абигайль пришлось спуститься. Она подала чай и сдачу мевру Хеннинга. Потом пожелала ей всего хорошего. И покупательница вышла. Ван Вийкелен взволнованно спросил:

— Ради Бога, скажите, почему вы работаете в магазине?

Абигайль опять забралась на стремянку: она чувствовала превосходство, находясь выше него.

— Этим я зарабатываю себе на жизнь.

— Но почему здесь? Почему вы не в Англии? Я был в Лондоне, но не нашел вас.

Сердце Абигайль заиграло радостную мелодию, ее охватило волнение.

— Я скажу вам, почему я туда не поехала. — Она старалась говорить спокойным холодным тоном. — У меня не было денег, у меня не было денег, профессор, чтобы вернуться в Англию, и знаете почему? Потому что вы не заплатили мне. Вы выгнали меня, как рабыню, без объяснений и даже не спросили, есть ли место, куда я могу поехать. Я должна была идти на улицу!

— На улицу? — Он был ошеломлен. — Моя любимая девочка, как я был жесток! Видите ли, я думал о вас и о Хенке, как вы вместе смеялись, вы такие молодые… Долгие годы я жил с мыслью, что смогу сам построить новую жизнь, жизнь, в которой нет места женщине, где я мог бы посвятить себя только работе. И когда я увидел вас, то потерял рассудок. Я говорил себе, что вы умны и добры, но вы коварны. Я сопротивлялся, моя дорогая, но потом понял, что не хочу больше сопротивляться. Я поступил с вами очень плохо?

— Да! Мы с Хенком говорили не о вас. Мы говорили о любовнице Хенка. Тот, кто подслушивает, никогда не слышит хорошее о себе. Есть кое-что еще. Я считаю себя старой для своих лет.

— Абби…

Дверь опять открылась, и вошел мальчик. Профессор в нетерпении подал ему пакет с прилавка, взял деньги и положил в ящик.

— Дайте ему три цента сдачи, — сказала Абигайль со своего наблюдательного поста.

Она замолчала, потому что ван Вийкелен с такой нежностью смотрел на нее, с такой любовью…

— Абигайль, я не могу сделать предложение выйти за меня замуж девушке, сидящей на верху стремянки, поэтому сделаю его, как только вы спуститесь вниз.

Он протянул руки, Абигайль спрыгнула, и он обнял ее так сильно, что она почувствовала, как у ее щеки бьется его сердце.

— Только миссис Маклин знала, где я, но я просила ее никому не говорить.

— Она сдержала слово. Мы с Боллингером ломали голову, где вас искать, когда я вернулся из Англии. Я снова пошел к миссис Маклин, и она мне сказала, что ее подруга нуждается в помощи, пока больна ее дочь.

Абигайль чувствовала, как он целует ее волосы.

— Абби, дорогая, если вы хотите отругать меня, отругайте, я выслушаю.

Она смотрела на него, улыбаясь.

— Вы выйдете за меня замуж, Абби?

— Да, дорогой Доминик. — Она хотела что-то еще сказать, но он снова крепко обнял ее. Она не могла даже вздохнуть. И когда попыталась что-то сказать, он поцеловал ее в губы.

— Доминик, есть одна важная вещь. Что с Болли?

— Прекрасное дополнение к нашему дому, не правда ли? Он прекрасно ухаживает за садом и за животными. Я думаю, что за детьми он тоже сможет ухаживать.

— О, Боллингер будет счастлив. Он обожает детей.

— Тогда мы должны давать ему возможность быть счастливым как можно чаще.

— Мальчик с плохим настроением, как и его отец, — прошептала Абигайль.

— Прекрасная маленькая девочка, как и ее мать, — прошептал Доминик.

Они были счастливы, глядя друг на друга и планируя свое будущее.

— Что мы будем делать? — спросила Абигайль.

— Мы вернемся в Амстердам. Сестра Ари приедет и поможет мевру Хагесма. Ян привезет ее, я уверен, она поймет нас, когда мы все объясним ей.

— Насчет Амстердама. Где… — хотела что-то спросить Абигайль.

— Боллингер и мевру Бут все для вас готовят, и прежде, чем вы возразите, хочу сообщить, что миссис Маклин уже у меня дома. Вы будете жить там. Венчаться будем в церкви, вы согласны?

Абигайль кивнула и подумала, как хорошо быть любимой. При этой мысли ее лицо настолько изменилось, что Доминик ван Вийкелен не сдержался и воскликнул:

— Какая вы красивая, Абби! Как долго мы должны играть в магазин?

— Пока не придет автобус. До половины пятого. И это не игра. Я зарабатываю два гульдена в час.

Он посмотрел на нее с недоверием.

Абигайль вспомнила, что она еще не сказала о том, что любит его, и сказала. Ван Вийкелен опять ее целовал, пока Абигайль не вспомнила, что ей надо быть за прилавком.

— Если кто-то войдет, пойдете за прилавок. Он посмотрел в окно.

— Только дурак может выйти из дома в такую погоду. Но если кто-нибудь придет, я буду продавцом, — сказал он.

— У вас это очень хорошо получается. Я могу и не стоять здесь.

— Останьтесь, Абби, — сказал он таким категоричным тоном, что она не посмела спорить с ним. И кроме того, ей было очень приятно стоять рядом, положив голову на его плечо.

— Если вы настаиваете, Доминик, я останусь, — послушно ответила Абигайль.