В отражении не было тысячи беснующихся демонов-призраков. В нем не было бушующего огня преисподней. Лишь подобие мимолетной черной кисеи мелькнуло бесшумной тенью, освобождая арену боевых действий мне одной, тянущей ладонь навстречу гладкой поверхности.

Я знала эту девочку с внимательным взглядом зеленых глаз с искрами холода. Меня так часто пугали холодные нотки в иных глазах, что я непроизвольно забрала эту уникальную способность резать холодным лазером противника и себе. Эта девчонка была потрясающая и яркая, несмотря на все пережитые невзгоды. Давно я не лицезрела своего отражения в полный рост. Макияж – я ограничивалась небольшим зеркалом на протяжении уже четырех месяцев. Я забыла, насколько красивой была, и готова была убить снова и снова того, кто лишил меня возможности это замечать.

Шоколадная кисея атласного халата смело скользнула по плечам на пол. Солярий, контроль питания, танцы вместо зарядки – мое тело могло зажечь с полуоборота кого угодно без дополнительных ухищрений. Пальцы сами по себе, повинуясь безотчетному порыву, заскользили по плавным изгибам выступающих ребер, к излому тонкой талии с едва заметным рельефом косого пресса, упиваясь приятным теплом гладкой, ухоженной кожи без единого изъяна. Ладонь взлетела на подъеме изгиба бедра, очерчивая соблазнительную дугу плавной линии, преодолевая сопротивление прокачанных мышц под кожей, поразившей своей нежностью даже меня саму.

Наверное, в этот момент я могла понять каждого из тех, кто свихнулся на пунктике обладания этим телом до такой степени, что никакие законы и нормы не стали для них преградами. И может, это не было бы так страшно, если бы дальше плотского желания сминать до боли его изгибы, оставляя гематомы на гладкой коже, никто из них не пошел изначально. Такое тело куда ценнее в комплекте с душой, уникальным замкнутым миром, на который большинство не обращало никакого внимания. Как это злит каждую из нас, девочек, в юном возрасте! Мы записываем всех подростков-мальчиков в козлы-дрочеры, потому что весь их интерес сводится к воплю «буфера», и не можем допустить ни малейшей мысли, что, захоти каждый из них нашу душу, детская девичья психика лопнула бы сразу. К счастью, закон равновесия хранит нас от подобных качелей, но юные паршивцы, будущие самцы, уже тогда делают робкие попытки забрать наши эмоции. Довести до слез своими издевками или игнором и упиваться своей значимостью при виде наших слез, и счастье, что мы начинали взрослеть на несколько лет раньше, чтобы понимать соотношение вещей…

Повзрослевшим было мало слез и вырванных косичек. Их методы стали изощреннее и опаснее. Желания, увы, иногда сбываются совсем не так, как бы нам того хотелось. Что есть тело без души для подобных им? Сосуд, в котором пустота. Именно так. Удары плети не ставили метку на теле, нет, они рубцевали сознание, как и поцелуи холодной стали на запястьях – с тем, чтобы подчинить душу посредством физической боли. И это без труда удалось обоим, тем, кто не стал довольствоваться совершенной оболочкой.

Мне хочется закрыть глаза, утопить себя в зарождающейся слабости сенсорной депривации, продолжая касаться тела слабыми мазками пальцев, представив их кистями мастера боди-арта, только я не могу отвести взгляд. Я безумно соскучилась за этим ощущением. За отсутствием страха, за эйфорией осознания своей нерастерзаной, выстоявшей сущности… а может, за шлейфом кометы робкой надежды, что ничто во мне не сгорело и не застыло льдом после того вечера?

Я больше не боялась. И одновременно – не могла простить уничтоженного доверия. Новый клубок потерянных эмоций, который мне предстояло распутывать. Если бы я только знала как!

… Порыв холодного воздуха в спину, напряжение света ярких ламп – или их приглушение накидкой мимолетной Тьмы? Ты-то чего хочешь? Можешь радоваться, я больше не с ним, но и не с тобой – тоже! Только что… что мне делать с этой сгустившейся тоской, которую я пока еще держу в кулачке, но вскоре она прорвется и затопит новым паводком черного отчаяния берега застывшего фьорда? Давай просто поговорим. Ты так часто мне отказывал в этом раньше, заставляя кричать и умолять… просить… биться о глухую стену своего молчания, потому как боялся пустить меня ближе. Правда, Дима? Ты боялся того, что я проникла на недозволенные глубины твоей сущности… но сейчас же тебе нечего опасаться? Тебя нет, ты - обычная тень из прошлого, я даже забыла, как ты выглядишь. Ты думаешь, отсутствие твоих фото – совпадение? Нет. Я так хочу вычеркнуть тебя из своего сознания, что совершаю те же ошибки, что и в нашем прошлом. Ты не хочешь поговорить? Тебе не надоело метаться в четырех стенах, в которых больше никто не подчиняется твоему диктату? В тех самых, где тебя больше не ждут и, кажется, не хотят?.. Тебе просто нравится смотреть?

Со стороны могло показаться, что я сошла с ума, особенно когда гладила себя по груди и закатывала глаза, имитируя хриплое дыхание. Мне было все равно: от осознания того, что я не боюсь ни зеркал, ни теней, ни чужой диктатуры, было впервые за долгое время нереально хорошо… если бы еще кто-то поставил барьер для волн приближающейся тоски!

… Я ответила ему только вечером. Сбрасывать звонки – что за детское поведение! Мой голос даже не дрожал, а остывающее сердце раскалывалось на части, ему не позволяла распасться вечная мерзлота, троянская защита… Мне до боли хотелось вырваться из новых оков затянувшегося шока, расплакаться прямо в трубку, дать ему понять, что я не выдержу новых витков одиночества. Я знала, что он это чувствует. Паузы разговора были наполнены этой ответной болью. О нет, он не оправдывался и не говорил, как ему жаль. Даже не заверял в том, что, отмотай время назад, все было бы по-иному.

- Ты больше не боишься? – спокойный, ровный голос, за которым никто, кроме меня, не распознал бы оглушающие ноты выбивающей боли и в то же время, непоколебимой решимости относительно правильности своих действий. Я отвечала, что, кажется, нет… страх прошел, но появилось что-то другое. Я не могла подобрать определения спящей боли, которая обязательно прорвется… накроет… Одно я понимала точно, что есть кто-то, кому гораздо больнее, чем мне. Если бы я только могла помочь, спасла бы нас обоих. Увы, нулевой градус стоял на страже моей пошатнувшейся гордости с ледяным мечом в ладонях, не позволяя оттепели прорваться в освобождающем крике агонизирующего одиночества, а Алекс… он просто не имел права на ошибку в виде очередного давления…

Я пойму это позже. Пока же я сбивчиво попросила не приезжать и дать побыть одной. Мне не было легко выпускать в чужое сердце отравленные стрелы собственного недоверия, но защитная реакция не позволяла остановиться и принять взвешенное решение даже во имя спасения зародившегося чувства.

…На следующий день я увидела его возле академии. Это казалось таким простым и легким – подойти, не произнести ни слова. Уткнуться лицом в мягкую кожу куртки покроя «пилот», вдыхая запах кожи, ощущая прохладу морозного дня первых чисел зимы… Как в сказке, растопить осколки собственных льдин вместе со слезами, без слов упасть в одни на двоих небеса с безмолвным криком последнего отчаяния перед приближающейся бездной, чтобы она захлопнулась от нового апокалипсиса экстренной глобальной оттепели… Я ничего не сделала. Замерла, проглотив комок в горле. Волны чужой боли били даже на расстоянии, ему бы хватило власти ментального поля, чтобы подчинить меня себе и заставить подойти… этого не произошло. Он никогда не ломал мою волю немым давлением даже в мыслях, теперь я это знала наверняка. Я вцепилась в руку Лекси с мольбой увезти меня отсюда, пока не стало совсем поздно.

Она вряд ли что-то поняла. Мой день сегодня начался хуже некуда – расплескала кофе с утра, слегка заляпав платье, на зачете по интеллектуальному праву едва не срезалась. Выстояла, выкрутилась, сославшись на бессонную от давления ночь, но Сипко был в не лучшем расположении духа.

- Вы меня разочаровали, Беспалова. Я не люблю, когда меня обманывают. – Я едва не закатила глаза, наблюдая за его бегающими серыми глазами, которые изо всех сил пытались сымитировать серьезность и непримиримость. «Тебе до доминанта, как мне до датской королевы!» - подумала я. Но, понятное дело, промолчала, картинно потупив глаза. – Весь семестр вы доказывали мне, что владеете предметом в совершенстве, а сейчас я склонен полагать, что знания не задерживаются в вашей прелестной головке! Если мы встретимся в следующем семестре - а мы встретимся - я прогоню вас по всей программе! На этот раз, так и быть…

Я показала средний палец его спине, пряча зачетную книжку с корявой росписью в сумку. У меня оставалось еще одно дело, которое надо было решить. Утром в квартире рухнула полка с теткиным сервизом. Слава богу, не династия Минь, но, пытаясь смести осколки, я подвисла на закоротившей параллели и порезала пальцы. Когда выводила линию угольного «smoky» перед тем самым огромным зеркалом, резко вспыхнула и погасла энергосберегающая лампа в одном из бра. Я впервые в жизни видела, чтобы они сгорали, как обычные! Паника на время пробила брешь твердого льда, особенно после того, как с полки слетело несколько книг. Моя бабушка всегда говорила, что эта чертовщина неспроста. Чьей-то душе нет покоя, а может, кто-то пытается достучаться до твоего сердца через подобные проявления полтергейста. Какова же сила чувств должна была сжигать изнутри этого «кого-то»?.. Еще с утра я собиралась посетить церковь, но потом резко изменила планы. Может, это был особый протест-ответ Алексу, который пресытил меня болью через расстояние?

- Ты не против, если мы заедем кое-куда? Пожалуйста. – Лекси поспешно закивала и погладила меня по голове в немой демонстрации сострадания. Я лишь цинично улыбнулась, предвкушая ее панику. Хлопья снега бились в лобовое стекло ее автомобиля, расплываясь лужицами в свете ночных фонарей. Темнело очень быстро после перевода часов на зимнее время, но Тьма стала для меня чуть ли не родной. По моему знаку мы остановились у цветочного павильона. Оставив Лекси ждать в машине, я отправилась на поиски гвоздик, которых, как назло, ни у кого не оказалось. Совершенно случайно мой взгляд упал на розы нежно-кораллового цвета. Цвета заката в Симеизе в тот самый вечер, когда мы вырвались на пляж, и я ощутила себя почти счастливой. Передумав, купила сразу шесть, словно часть числа зверя, так сильно напоминающая триксель, была связана с ним напрямую.