Он продолжает что-то говорить все таким же спокойным, отмороженным тоном, таким родным и понятным. А я хочу просто уйти, не позволяя бархату тембра проникнуть внутрь и растопить этот лед мощного защитного поля. Не можешь меня отпустить? Прости, но это больше не мои проблемы! Вспоминаю, что мои колготки остались в комнате игр, платье – в гостиной… Мне нужно собрать свои силы и спуститься вниз, я не останусь в этой обители зла с ее повелителем ни на секунду.

- Не нужно ничего объяснять. Свобода и никаких отражений!

- Ты не понимаешь… ты больше не боишься! Ты просто пока этого не понимаешь… - его голос ломается на судорожном вдохе. – Дай нам одну ночь, чтобы окончательно это понять! Тебе больше не придется бояться зеркал… тебе ничего больше не надо будет бояться!

Я не понимаю, что дважды произнесла оба своих стоп-слова. Подсознание сделало это за меня, избавив от тяжелого выбора – сдаться или стоять до конца. Я не останусь, даже если он знает секрет бессмертия и обещает мне его подарить. Все это лишено смысла.

Может, я и вправду не боюсь уже ничего… Мне хватило преданного доверия. Я пресытилась повторением своего кошмара, о котором так доверчиво сообщила Александру совсем недавно в надежде, что мы обойдем острый угол десятой дорогой. Пусть его слова сейчас несут в себе весь смысл мироздания, мне больше нет места в этом мире боли, страдания и закоротивших параллелей, как и ему – в моем! Клеммы разомкнулись, выпуская на волю стужу беспощадной ядерной зимы, сомкнулись уже с грохотом бронированной стали, которую не пробить даже мне. Слова отскакивают от этого защитного поля. Пусть они наполнены глубочайшим смыслом - я потеряла этот мир, который мы с таким удовольствием строили, навсегда.

Перила больше не кажутся опасными, как и ступеньки – многочисленными и непреодолимыми. На обнаженной коже ног выступают рубины мелких капелек крови: там, где острые осколки зеркала оцарапали эпидермис, где кожи касались полосы плети, они напоминают нераспустившиеся бутоны экзотических цветов на фоне продольных розовых стеблей. Последний росчерк, фатальная метка ожесточенного напоминания о том, что я так сокрушительно потеряла. Но я не уползу в свою нору зализывать сердечные раны подобно подстреленной пантере. Я буду истекать кровью изнутри, но холодный лед не позволит ей покинуть пределы моего тела и унести с собой жизнь. Я по инерции заберу с собой чужое право на счастье, и не имеет значения, что боль его потери не исцелит и не согреет.

Я не хочу оставаться здесь, не хочу! Подхватив колготки и забыв о том, что на мне был бюстгальтер, который сейчас валяется где-то с вырванными крючками и деформированными косточками, выхожу в гостиную, игнорируя быстрые шаги за спиной. Если он вцепится мне в плечи и не позволит разжать хватку, я не буду даже сопротивляться. Но совсем не от покорности или безысходности: мое сердце сегодня не заденет ни один болевой надрез, его не ранит надрыв в судорожном шепоте прорвавшегося наконец в слова молчания, до моего сердца не дойдет даже самый щадящий и обнадеживающий аргумент. в поиске телефона роюсь в сумке, высыпая на пол все ее содержимое.

Он меня не останавливает. Тревога сгущается в периметре комнаты, режет затянувшуюся тишину отчаянием черной неотвратимости, пока я стучу по бездушному сенсору…

- Служба такси, доброй ночи!

Диктую адрес моего дома. Я хочу оказаться там и даже не закутаться в плед, роняя слезы в чашку с чаем, нет - лечь спать без излишних мыслей. Хочу быть убаюканной тишиной родных стен, отмахнуться от скрытого злорадства не опасной больше тени и ее ментальных ударов в стиле «я предупреждал!», забыться спасительным сном, а утром вновь научиться носить свою маску с достоинством Снежной Королевы. Никаких слез - пусть лед вымораживает их в остроконечные кристаллы еще в зародыше, и никто никогда не узнает, как может умирать боль от преданного доверия!

- Адрес… Где вы находитесь? Алло?

Я в аду. В персональном мире вечного холода без проблеска солнечных лучей, взращенном на осколках стекла и умирающего чувства. Поднимаю глаза на обеспокоенное, лишенное прежнего леденящего спокойствия лицо Александра. Он рядом - протяни руку, но я не сделаю шаг навстречу… и больше никогда не подпущу его ближе, чем на расстояние метра!

- Где мы? Адрес, - этот вопрос так легко срывается с губ. Я в спасительном ступоре накрывшего шока, и эмоции все еще валяются в глубоком нокауте. Странное, ужасающее ощущение, только страх сейчас деактивирован. Он все время мне что-то говорит, разбираю отрывистые фразы «не надо», «останься», «не уезжай»… Но мой вопрос останавливает непревзойденную риторику контролируемой речи.

- Я сейчас вызову Дениса… Положи трубку! Юля, я не хочу заставлять тебя это делать, но ты не понимаешь! У тебя нет права оставаться одной!

- Адрес… Где мы? – не проникаюсь смыслом отчаянных аргументов хриплого тембра. Который еще совсем недавно мог опустить меня на колени своей потрясающей силой и освободить сложенные за спиной крылья. Их сейчас ничто не в состоянии расправить для отчаянного рывка в свободный полет. Мой арктический холод погасил бордовое свечение, покрыл тонкими иглами инея каждую линию тонкого перышка, сковав вынужденным летаргическим сном. В этом сне мне предстоит переждать зиму, которая может не закончиться даже в первых числах июня.

Чувствую кожей вибрацию чужого отчаяния вместе с рефлекторными сжатиями слегка расширенных зрачков потемневшего малахита. Да, я готова расписаться в том, что ловлю убивающие волны чужой боли, но им больше не пробиться девятым валом через массив застывших льдин моего сознания. Каждый из нас получил то, что давно заслуживал. Мне все равно какие именно высшие силы раздавали эти черные бонусы и какой логикой руководствовались.

Я перестала бояться отражения. Потому что я перестала чувствовать.

Повторяю его слова раздраженному диспетчеру службы такси, киваю на резкое «ожидайте» и устало отбрасываю телефон в сторону. Его взгляд прожигает меня со спины, а мне все равно. Роняю расстегнутую рубашку на пол, натягиваю платье, даже не обратив внимания, как именно. Укол острого льда заставляет кожу ощетиниться воображаемыми иголками, когда Алекс пытается подойти. Я сама справляюсь с молнией. Я невозмутимо, без всяких масок, натягиваю колготки под его пристальным взглядом. И только после этого пугающая пустота обрушивается холодным огненным дождем на разорвавшиеся осколки того, что еще пару часов назад было целым. Слова не нужны, они замерзли под стужей нулевых градусов. Почему он тогда с последней надеждой обреченного на взаимное одиночество пытается достучаться до одной на двоих остывающей сути?

Я просто закрываю глаза (болят от яркого света и пролившихся слез, ничего более). В темноте спокойнее наблюдать, как рушится зеркальное небо так и не ставшей реальностью истории. Следить за этими катаклизмами начавшегося апокалипсиса со спокойной невозмутимостью наблюдателя и даже не вздрагивать от закадрового голоса, от неожиданного тепла чужого присутствия, которого, увы, больше недостаточно, чтобы растопить осколок льда вместо сердца. Никогда смысл песни не доходил до меня с такой силой, как сейчас, в этот момент!

Часть меня еще помнит… Может, даже надеется и верит. Именно поэтому я не открещиваюсь от его слов, не закрываюсь на семь тяжелых замков, я даже пытаюсь понять смысл сказанного с каким-то апатичным любопытством. Он садится почти рядом со мной, скрежет стула по полу – даже не вздрагиваю. Схвати он меня за шею и начни душить - не замечу, отобью атаку ледяным касанием без какого-либо усилия со своей стороны!

Попытка безболезненного внедрения величественного Гольфстрима в каналы моих северных истоков-течений не встретила никакого сопротивления… Я позволяю ему разбавить ледяные воды теплом, которого, увы, уже так недостаточно… так мало!

- Девочка моя, просто выслушай. Я знаю, на что это похоже и как именно выглядит… Ты должна понять, что все не так, как тебе показалось! Именно поэтому я не могу тебя отпустить. Ты просто не справишься одна!

Пусть… пусть говорит. Пока это происходит, есть один ничтожный шанс, что мои эмоции переживут глобальное похолодание. Из последних сил восстанут, преодолевая затянувшийся холод, разожгут огонь трясущимися руками под безмолвными ясными небесами, не позволяя смертельному холоду с высших слоев стратосферы обрушиться на землю и заморозить все живое в одно мгновение… Вот у героя Дэнниса Куэйда в фильме «Послезавтра» это получилось на последних секундах, ничтожный шанс, что и меня не позволит убить… максимум, вознаградит иммунитетом от сковывающего холода.

Я так много страдала и сгорала в душераздирающих эмоциях! Бог не дает испытаний не по силам. Должно быть, именно тогда я подошла вплотную к пределу, и вся боль моего переживания погасла, вспыхнув ярким огнем, в последний раз. Недели сладкой неги и эйфории излечили выжженную напалмом пустыню вместо души, которая сделала вывод из всего предшествующего. Анестезия. Холод. Нечувствительность к боли. Очередной юмор от инстинкта самосохранения.

- Ты думаешь, я тебя наказывал? Ты решила, что я хотел сломать тебя зеркалами? Неужели ты не слышала меня, когда я так часто повторял, что тебе ничего не угрожает? – Его голос спокоен, так вещают политики европейских стран с трибун, Ирина Милошина, Дима в свой период пробуждения монстров… очень опасные люди, в общем. Я не замечаю ноты отчаяния, раскаяния, желания защитить только потому, что такие эмоции чужды непробиваемым киборгам типа Александра. Они даже любят молча, никогда не раскрывая своих истинных порывов души! – Останься. Я не могу тебе приказывать, я прошу тебя об этом. Ты же хочешь проснуться утром и встретить свое отражение без страха, оставив все позади, как кошмарный сон, который никогда не вернется? Не смей убегать сейчас! Не закрывай себя в клетке нового страха!