Утром следующего дня ко мне пришла Лиля. Слабость еще ощущалась, вместе с головокружением и отсутствием аппетита, но трубки капельниц были сняты, и я передвигалась по палате, лишь изредка опираясь руками в стену, когда темнело в глазах. Правда, большую часть времени я сидела на подоконнике и вглядывалась в свод прозрачной лазури, словно ища подтверждения, что она больше не зовет меня к себе ментальным посылом отчаянного желания того, кого я полюбила впервые в жизни, и потеряла именно тогда, когда это осознала...

       - Я хочу поднять тебе настроение, - Лиля хладнокровно обнимает меня за талию, буквально стаскивая с подоконника. Мне так легко читать ее действия между строк, она явно потеряла не одну сотню нервных клеток, решив, что я хотела повторить неудавшуюся попытку. Я смотрю ей прямо в глаза, и, наверное, прожигаю насквозь. Как говорится, с кем поведешься... Но респект медсестре с психологическими знаниями, она переключает мое внимание с удивительной виртуозностью. Поднимает мою руку и цокает языком, качая головой.

       - Никуда не годится! Завтра выписка, а у тебя...

       Я смотрю на свои ногти с остатками лака. Маникюр был в той, прошлой жизни... Перед тем, как...

       - Собирайся, отведу тебя в СПА. Забудешь все печали!

       Она запретила мне солярий. Я не могу понять почему, ведь я спокойно загорала даже в критические дни, но не настаиваю. Мы в курортном городе у моря. Правда я смутно понимаю, что мне делать после выписки. Нет даже телефона, о деньгах я вообще молчу... Прилив сил нешуточный, но выдержать дорогу до Феодосии... Все эти мысли прекращаются, стоит только отдаться в руки массажисту, мастеру маникюра и парикмахеру после бассейна. Сауну мне тоже по непонятным причинам запретили.


Когда кресло разворачивают к зеркалу, приступ паники едва не подбрасывает на месте. Но вместе с этим... Я не узнаю в отражении эту девочку с красиво уложенными распущенными волосами, кажется, их слегка осветлили. Дрожь ужаса зарождается в конечностях, и я ловлю в зеркале взгляд мастера парикмахерского искусства. Она улыбается, и чувство безопасности гасит так и не набравшую обороты паническую атаку.

       А утром меня ждет очередной шок... Но я еще об этом не знаю. Собираю вещи в чемодан (тоже не мой, откуда взялся, неизвестно!) при помощи Лили, с которой, будь я в адеквате, мы бы могли очень крепко подружиться. Впервые за все время, что я здесь, мне хочется улыбаться - но это такое кратковременное явление, что я его едва замечаю. Прощаюсь с психиатром Стерховым, получив ценные рекомендации (дойдут до меня спустя пару недель), с моим лечащим доктором (не помню имени), обнимаю Лилю и даже пытаюсь улыбнуться главному врачу, который как-то заискивающе поздравляет с выздоровлением.

       - А куда мне идти? - только сейчас вспоминаю, что идти мне некуда... и не на что.

       - Тебя ждут в холле. Я записала тебе свой телефон, он в отсеке для бумаг, захочешь поговорить, звони! - тепло улыбается несостоявшаяся подруга. Чемодан мне взять не позволяют, его легко поднимает за ручку один из секьюрити.

"Тебя ждут". Неужели они связались с матерью? Эта мысль вызывает улыбку, пока мы спускаемся вниз в зеркальной кабине лифта, а я цепляюсь взглядом за бейдж охранника, словно там описан секрет улыбки Моны Лизы. Зеркальная клаустрофобия, к счастью, заканчивается быстро, но сердце оголтело стучит, когда он вежливо прощается со мной и уходит. Кажется, только киваю, не в силах что-либо сказать. Способность говорить вернётся ко мне через пять... Четыре... Три... Два...

       Первое, что я замечаю - цветы. Белые розы на длинных стеблях. Это глупо, но я инстинктивно их пересчитываю. Пять. Вспышка облегчения по нервной аритмии - только затем, чтобы в следующий момент запустить скоростной бег сердца по новой.

       - Вы? А что вы здесь делаете?

       Испугалась? Растерялась? Все и сразу в квадрате. Я не трогаюсь с места, понимая, что к испугу и невысказанному предположению примешивается еще и ярость.

       Он выглядит потрясающе, словно сошел с обложки глянцевого журнала Форбс. Неизменный костюм. Галстук. Идеальная прическа. Почему мне хочется позвать на помощь и слиться со стенами, только бы его не видеть?

       - С возвращением, Юля. - Он делает шаг мне навстречу, а перед глазами плывут строки из микса гугловской информации о передаче прав на нижнего партнера и прочие циничные кошмарные постулаты. Но ярость в малой дозе не дает мне броситься наутек.

       - С возвращением куда?

       Я не замечаю, что он подошел очень близко, только вздрагиваю, когда на руки ложатся прохладные стебли без шипов. В его глазах нет угрозы, в них опровержение всем моим опасениям, но я очень хорошо помню, кто он и что из себя представляет! Слова слетают с губ поспешно, словно я пытаюсь его остановить.

       - Вы отвезёте меня домой? Моя мама здесь?

       Нет арктического холода, нет обжигающего кипятка двойного эспрессо. Его взгляд похож на тепловой сканер, который согревает и призван успокоить. Если бы еще и слова не расходились с делом!

       - Юля, к сожалению, сейчас это невозможно.

       До меня доходит не сразу. Я оглядываюсь по сторонам в поисках непонятной поддержки. В холле медицинского центра нет никого, кроме нас двоих. Тугая спираль затягивается на горле, и ярость вместе с паникой не дают мне молчать.

       - Я никуда с вами не поеду!

       - Юля, успокойся, пожалуйста. Ты еще очень слаба. Сейчас не стоит возвращаться домой.

       - Тогда какого члена меня выписали?! - укол вины за произнесение подобных слов рядом с ним, прикусываю язык... Глаза застит темная пелена. Не сбежать, никуда не скрыться. Стены холла плывут перед глазами, и я тотчас ощущаю его ладони на своих плечах...

       - Сядь! - ласково, но непреклонно. Шум в ушах, волновой откат, перед тем как взгляд упирается в плитку пола. - Мы сейчас сядем в машину, и ты расскажешь мне, что тебя так испугало. Договорились?

       - Никуда не поеду! - я пытаюсь сбросить его ладони, и у меня это получается с первой попытки. - Оставьте меня здесь! Я еще не выздоровела!

       - Юля, тебе нельзя здесь оставаться. Ничего не бойся.

       Роняю розы на пол. Моргаю, наблюдая контрастную картину - белые бутоны на сером керамограните.

       - Я сказала, не поеду никуда!

       - Это не обсуждается. - Знакомые стальные нотки в голосе. Так, что ли, он пытается меня успокоить? Ни фига себе! - Ты сможешь сама идти? Тебе легче?

       Я перестаю его слышать. Шепчу, как заведённая, "нет" на все его вопросы. Так может продолжаться бесконечно долго.

       Внезапно теплые пальцы ложатся на мой подбородок. Крепким подчиняющим жестом. От шокового выстрела в сердце я не могу даже дышать. Картины одна страшнее другой вихрем проносятся перед глазами. Это начало... Он даже не стал скрываться... Сразу показал, что последует дальше!

       Но когда он говорит снова, в его голосе ни тени раздражения или злости. Гипнотическая ласка, неотвратимой паутиной тотального контроля.

       - Ты хочешь жить? Если да, будь хорошей девочкой и позволь мне увезти тебя в безопасное место, пока все не закончится!

Глава 3

 Забери меня, спрячь меня – это уже не лечится,

Не поможет ни чай, ни варенье, ни плед на плечи.


Коньяку бы покрепче и темный уютный угол,


И чтоб меньше, чем на дыхание друг от друга.



Забери меня, спрячь меня от перекрестных выстрелов,


От всех календарей, циферблатов, нечетных чисел,


Я сегодня ребенок испуганный, я не женщина.

По серьезности, как по стеклу побежали трещины...



Да, я знаю, что так не решают проблем – побегами,


Да, я знаю: нельзя с головой, наобум, с разбегу, но -


Все равно забери меня. Пусть я могу быть сильной,


Но сейчас мне так холодно, страшно, невыносимо...



Забери меня, спрячь меня... руки, ладони, улицы,


И часы напролет, глядя в дождь, прислонившись к стеклу лицом,


И перила мостов, и пролеты чугунной лестницы.


...или, может, оставь меня – это уже не лечится...

(с просторов интернета)


       Вам знакомо это пренеприятнейшее ощущение, когда хочется бежать, скрыться, на крайний случай - шагнуть на плаху с достоинством и грацией Марии Стюарт, а мышцы сковывает парализующим протестом? Ни от чего он не убережет, максимум, на что он способен - согнуть плечи, колени, опустить ресницы и заставить передвигаться скованными, неуверенными рывками. Может быть, все это потому, что в сознании еще звенят безапелляционные аргументы Александра?

       "Ты хочешь жить?" Я не знаю, что ему ответить... Я только понимаю, что да. Хочу. Суицидальные мысли о полетах с высоты сошли на нет, может, в этом заслуга седативных препаратов, а может, в двух шагах от смерти я научилась ценить жизнь. Память щадит меня, лишь изредка атакуя детальными сценами прошлого, и я не хочу думать, что же будет, когда последние капли антидота выведутся из моей крови. Может, все это сейчас временно капитулировало перед лицом новой, вполне осязаемой угрозы?..

       Уязвимые кремово-белые бутоны на глянцевой плитке. Это мой спасательный якорь, попытка зацепиться взглядом и сознанием за отвлекающий маневр судебной рокировки. Хорошая попытка, но долго продолжаться так не может. Властный захват подбородка, теплые пальцы, едва заметный повелительный нажим не позволяют разглядеть тонкие прожилки на лепестках роз, я хочу зажмуриться, но не могу. Повинуюсь ласковому давлению этих пальцев, инстинктивно расслабляю шею. Мне ведь снова не оставили выбора, правда? Можно сделать то, что он от меня ожидает... Опустить взгляд в пол, пусть читает психоделию напуганных мыслей на моем лице, ищет их тень в едва заметных мимических морщинках грусти, в плотно сжатых губах, дрожащих ресницах, побледневших щеках, пусть получит свою дозу кайфа под названием "торжество сильнейшего", только не просит невозможного...