Конечно, как же я не вспомнила о нем при фразе «недалекое прошлое»! Ленка и понятие «однолюб» плохо сочетаются, но парней за последние полгода у нее было не так уж и много. Широкую спину Владимира я увидела сразу. Даже если б я его не узнала, догадалась бы по маске стервы на кукольном лице подруги.

Неуместные, совсем не нужные сейчас воспоминания! Все началось на этой гребаной вечеринке в его доме. Как я не хотела на нее тогда ехать, как я боролась с желанием попросить у него защиты от его же лучшего друга – это сейчас казалось глупостью, а тогда… Он же, по сути, единственный, кто мог меня от всего этого уберечь, если бы я не раздумывала, а прямо попросила… Я не знаю, о чем именно, да хоть о предоставлении койко-места на ночь – тогда бы никакой инсценировки аварии не было и в помине! Но, с другой стороны, я ведь даже не знала, какова его роль во всем этом, и была ли она вообще.

Я пытаюсь улыбнуться, когда наши глаза встречаются, но в тот же момент атакована, ударена, нокаутирована стрелами испепеляющей ненависти и ярости черного цвета. Он может напугать, и очень сильно – сочетание светлых волос и темно-карих глаз и без того вызывает дрожь, а когда такие люди злятся… Я очень хорошо помню, чем это заканчивается!

Он просто смотрит на меня, забыв напрочь про Лекси, а потом делает шаг навстречу… И я с ужасом осознаю разницу наших весовых категорий. Если б в его голове родился Димкин план мероприятий, я бы не сопротивлялась и не играла. Я бы сделала все, чтобы выжить и оставить его довольным – с ним мог бы показывать характер только безумец. Это счастье, что он оказался не похожим на своего лучшего друга!

Он сводит брови на переносице, глаза смотрят прямо, я такой прием видела в боксе при обмене взглядами двух противников. Хочется сделать шаг назад, но я, задержав дыхание, выпрямляю спину и выдерживаю атаку двух черных угольков. Кто ты такой, чтобы я тебя боялась, повторяю сама себе, не замечая, как сбивается дыхание и плывут перед глазами черты его лица. Наконец он решается заговорить, а я уже близка к обмороку.

- Черная Вдова собственной персоной, - кажется, вздрагиваю от ледяного презрения в его низком голосе. У Лекси вырывается протестующий вздох, а Эля, перестав что-то искать в телефоне, подходит ближе. Не из-за любопытства, мне кажется, что она готова защитить меня от любого, кто посмеет причинить боль после моего откровения о тех двух неделях. Ленка, на удивление быстро сообразив, становится между нами, закрыв собой два портала бьющего черного презрения.

- Или закрой рот, или повежливее с моей подругой. Ты меня понял?

- Понял, только разреши дать тебе совет, Лена, - осторожнее. Все, кто с ней трахались или дружили, имеют свойство заканчивать свой путь в сосновом гробу!

Я должна это проигнорировать, не обратить внимания - мне не нужен никакой скандал на пороге кафе и любопытные взгляды прохожих. Только его слова бьют наотмашь самыми хлесткими пощечинами из всех, что мне доставались. Не задумываясь о последствиях, отталкиваю Лекси – мне не страшно перед испепеляющим огнем его взгляда. Мне вообще в последнее время не страшно.

- Тварь ты перекачанная.

Я не планировала этого говорить. Мне забавно наблюдать, как дергается его ладонь. Он может свернуть мне шею одним таким ударом, если до этого дойдет, но я уверена, что нет, может, поэтому мне не страшно. Или я по тому же сценарию планирую убить одну боль другой. Пусть расплющит словами, хуже уже не будет точно. Еще один гвоздь в крышку гроба, только я поогрызаюсь, ты сильно плохо меня знаешь!

- Довыделывалась? – Я рассматриваю его пальцы, сжавшиеся в кулаки, ловлю себя на не вполне уместной мысли – реально ли выдержать подобный удар. – Ты вообще теряла в этой жизни лучшего друга? Ты знаешь, что это такое, когда не можешь быть с ним даже в день похорон? Да теряла ли ты когда-нибудь что-то, кроме… - ему трудно совладать с эмоциями. – Кроме совести и девственности?

Он в ярости, я все понимаю. Сдерживаю желание ухмыльнуться от такого сравнения, потому что его слова не веселят. Они избивают своим пугающим смыслом.

Теряла ли я кого-нибудь? Да, «мистер лучший друг», я потеряла человека, которого любила настолько сильно, что автоматически списала все его грехи, что стала получать удовольствие от вещей, которые бы у тебя вызвали моментальный спазм всех дыхательных путей. Я любила его до такой степени, что не испугалась высоты в попытке шагнуть следом за ним, не испугалась смерти, когда меня пришли убивать, потому что это была единственная возможность вновь быть рядом с ним. Что это, если не любовь: желание уснуть навсегда в его руках, отдаться этому безумию, переиграть все, пусть не в свою пользу, только бы он остался жив! Я дышала только им, только его присутствие, прикосновения и слова зажигали мой внутренний огонь, который даже до сих пор не погас – он тлеет, утихает, но его лишь сильнее раздувают впоследствии порывы неистового ветра. Никто никогда не взлетал так высоко, как я в его руках, никто не чувствовал себя настолько любимой, восхитительной и защищенной!

Ты спрашиваешь, что я потеряла, кроме девственности и совести?! У тебя реально повернулся язык спросить у меня такое?

Глаза застит серо-розовая пелена с размытыми вспышками. Я не замечаю, что иду прямо на него, оттеснив на несколько шагов назад, подумать только, гору мускулов и два метра роста негодования! Я больше не вижу его глаз, вернее, все еще смотрю в глянец черного лака, но не понимаю, что они выражают.

Теряла ли я?! Я?!

Не вполне соображаю, которая из девчонок опомнилась первой, кто из них так настойчиво пытается меня остановить, как и то, что я покинула защищенною навесом крыльцо, и мелкий дождь хлещет по щекам, по незащищенным волосам, которые вновь закудрявились от сырости. Я без зонтика, а будь он у меня, вообще бы забыла о том, для чего он нужен…

- Теряла ли я близких, Вова?

Я не повышаю голос. Он даже не дрожит. Я произнесла это в несвойственной мне тихой манере, наверное, никто, кроме нас двоих, этого не расслышал. Я даже не понимаю, что именно делаю. Мне есть, что ему сказать, но любые слова сейчас излишни, их будет нескончаемо много, и, возможно, они произведут нужный эффект, только я не хочу говорить.

Мне удалось оттеснить его к автостоянке у кафетерия, оставив группу поддержки и любопытную аудиторию под навесом. Никто не увидит того, что я сейчас сделаю. Слов ничтожно мало, чтобы пояснить…

Рывок рукава плаща вместе с тонким трикотажем платья до сгиба бицепса… Резко. Сильно. В одно движение…

Первые несколько секунд ничего не происходит. Он все так же жжет меня напалмом ненавистного презрения, не отпуская взгляда, пока не улавливает нелогичность действий, опускает взгляд на руку… на изгиб моего локтя. На рваную полосу рассеченной кожи багрового цвета, варварский шрам, локационное сосредоточение самой сильной боли… и самого неоднозначного чувства, запечатленного на моей коже ярким оттиском с едва заметными пересечениями швов. Я не шевелюсь, у него достаточно времени. Что я пытаюсь этим сказать? «Смотри, до чего меня довел твой друг»? Нет. Совсем не это. Смотри, тебе достаточно этого свидетельства всепоглощающей любви, которая была слишком великолепна для того, чтобы не оставить метку во имя собственного перерождения?! Мне жаль, что я не могу, подобно зарубкам на снайперском прикладе, исчертить всю свою руку свидетельствами взлетов и падений! Но я бы это сделала, не раздумывая, если бы эта жестокая метка смогла вернуть его, хотя бы на миг!

Капли дождя растекаются по обнаженной коже. Им не смыть моей боли от потери, о которой так жестоко сегодня напомнили. Когда я снова встречаю его взгляд, он уже иной. Но мне сейчас не до диагностики спектра эмоций. Недоумение? Растерянность? Может, раскаяние? Я ничего не хочу знать. Мне на него плевать, я ничего не собиралась ему доказывать. Если кому-то и хотела что-то напомнить… то только себе!

Проклятый дождь. Он не похож на летний, он по-осеннему холодный… Наверное, это мой рок, в слезах и под дождем… Уже который раз.

Девчонки что-то кричат вслед… голос Лекси, на повышенных тонах, но обращается она не ко мне… Ощущение как минимум трех чужих взглядов в спину. Как же это знакомо, забыть бы, стереть из памяти, вытравить, исправить, переписать… Почему нет такой возможности? Меня никто не догоняет. Я просто иду, не разбирая дороги. Пустынный парк - дождь всех разогнал по укрытиям. Тем лучше, я уже не понимаю, где слезы, а где дождь. Мои слезы с недавних пор больше не теплые, они пронзают холодом…

Мне не поможет ни церковь, ни храм Сатаны. Меня не излечить. Только принять, впустить в себя… Может, там, в покое, эта боль получит шанс уснуть навсегда…

Мокрая скамья… Опускаюсь, натянув плащ. Я смертельно устала. Я хочу к тебе на ручки. Просто прижаться и закрыть глаза, и вовсе не потому, что отказываюсь принимать дальнейшее. Даже если ты начнешь наматывать тяжелые цепи вокруг всех моих конечностей, это будет самой желанной лаской на свете. Даже если твоя ладонь накроет мои глаза, я буду тебе благодарна за этот спасительный мрак. Я очень устала быть без тебя…

Слезы катятся по моим щекам, смывая макияж. Знала бы, насладилась кофе вместо извращений с кистью и лайнером. Возможно, я заболею… пусть. Это же такой шанс для тебя. Забрать меня с собой, когда я буду заперта в стенах квартиры, в собственной постели. Сдерживая отчаянный всхлип, понимаю, что я должна перед этим успеть сделать что-то еще, попросить тебя там, где ты меня услышишь…

Пальцы не слушаются, с трудом находят визитку в недрах сумки… Потом пять минут на поиски телефона… Я набираю полные легкие сырого промозглого воздуха, перед тем как нажать кнопку вызова.

- Юля? – я не ожидала, что он ответит так скоро. Тем лучше. – Что-то случилось?