Барри вытянулся рядом с ней и лизнул Лорелею в щеку. Дэниел склонился над своей женой, пытаясь почувствовать ее теплое дыхание. Но ощущал только порывы ледяного альпийского ветра.

ГЛАВА 21

— Мы сделали все, что могли, Дэниел, — сказал отец Дроз. — Но без отца Ансельма…

Он печально посмотрел на женщину, неподвижно лежащую на кровати. Мерцание углей в новой печке лазарета отбрасывало на восковое лицо Лорелеи золотистые блики, окрашивая ее локоны в густой рубиновый цвет. Ее грудь слабо вздымалась под тонким одеялом.

За окном послышался скрип саней и собачий лай. Монахи привезли с перевала тело отца Эмиля. Дэниел понимал, что каноники должны узнать о кончине отца Джулиана, но с тех пор, как он пришел сюда со своей ценной ношей, у него не было желания говорить и вспоминать об этом.

Отец Клайвз положил руку на плечо Дэниела:

— Пошли. Тебе нужно что-нибудь поесть и отдохнуть.

— Нет, — голос Дэниела глухо прозвучал в пустой комнате. — Я останусь рядом со своей женой.

— Твоей женой? — в один голос переспросили отец Клайвз и отец Дроз. От дверей Лазарета, где тесно столпились почти все обитатели приюта, раздались удивленные возгласы.

Дэниел вызывающе посмотрел на них, но не увидел на лицах ни возмущения, ни осуждения, только сочувствие его горю.

Упав на колени, он склонился над Лорелеей и зарылся лицом в душистый шелк ее волос.

— Прошу тебя, не оставляй меня, — умолял он. — Пожалуйста.

Для Дэниела любить Лорелею означало бороться за нее. И если он потеряет ее сейчас, то до конца жизни лишится покоя и счастья.

Его страстные мольбы громким шепотом разносились по лазарету. Палата давно опустела. Монахи и послушники отправились в приютскую церковь, чтобы отслужить обедню за здравие Лорелеи, тактично оставив Дэниела наедине со своей болью.

Дэниел был в отчаянии. Он чувствовал себя беспомощным, скованным собственным невежеством, страхами и запоздалыми раскаяниями. Каноники обследовали Лорелею, ощупали даже самую маленькую косточку, проверяя, нет ли у нее переломов или кровотечений. Они обнаружили всего лишь несколько незначительных синяков и царапин, но никак не могли понять причину ее столь длительного бессознательного состояния. Дэниел знал, что человек может погибнуть от внутреннего кровотечения. Он отчаянно желал обладать хоть частицей знаний, хранящихся в удивительной головке Лорелеи. Она бы знала, что нужно делать. А он умел только забирать жизни людей, но не исцелять их.

Дэниел вновь склонил к ногам Лорелеи свою повинную голову.

«Господи! Умоляю тебя, не забирай ее у меня. Я так ее люблю».

Лорелея сквозь туман забытья слышала, как знакомый, такой родной голос что-то нашептывал ей. Но Дэниел был мертв. Она видела, как он упал. Лорелея заставила себя открыть глаза и уткнулась взглядом в его осунувшееся, изможденное лицо. Она, все еще не веря, с изумлением смотрела на него. Мужчина, который стоял на коленях у ее кровати с поникшей головой и сложенными в молитве руками, не был призраком. Пробиваясь сквозь сомнения и страхи, в ее груди поднималась жаркая волна любви и благодарности.

— Я никуда… не ухожу, — слабым голосом проговорила она.

Его голова взметнулась вверх.

— Лорелея?! — его лицо засветилось от радости, какой она еще никогда не видела. — Бог мой, я боялся, что ты… С тобой все в порядке?

Она тихо лежала, мысленно обследуя себя. У нее дергалась щека, ныло от падения все тело, но все ранения были легкими.

— Кажется, да. Но я очень голодна.

Его глаза засияли от бурной радости.

— Я скажу, чтобы принесли еду. Да. Тебе необходимо поесть.

Дэниел подскочил, бросился к двери и прокричал Маурико просьбу Лорелеи. В ответ до них донесся восторженный вопль.

У Лорелеи все задрожало внутри и на глаза накатились слезы. Она, наконец, дома. Здесь были друзья всей ее жизни, но, тем не менее, она затрепетала при мысли о том, что ей придется вскоре встретиться с ними. Лорелея уже больше не была тем ребенком, которого они любили, о котором заботились, которого ждали и помнили до сих пор. Ей нужно было так много всего им рассказать и объяснить, что Лорелея слегка растерялась, не зная с чего начать.

— Попроси кого-нибудь принести из ризницы дароносицу, — сказала она Дэниелу. Он посмотрел на нее и нахмурился. — Сделай то, о чем я прошу тебя, — повторила она. — Я все объясню позже. Но… пусть они дадут мне немного времени… Я еще не готова к встрече с ними.

Дэниел передал ее просьбу братьям, ухаживающим за больными, потом придвинул ближе к кровати табурет и сел. В его глазах все еще светилась необычайная радость, словно солнечный свет рассеял все тени, таившиеся в их глубине.

Лорелея приподнялась на локте. От легкого головокружения в глазах потемнело. Сознание того, что она своими руками убила человека, разрывало ей сердце.

— Я убила отца Эмиля.

— Я знаю. Это моя вина. Я должен был…

— Нет, Дэниел. Он умер от моей руки.

Ему очень хотелось прижать ее к себе и утешить, но он оставался неподвижным, глядя на Лорелею полными боли глазами.

— Я думала, что он убил тебя, — проговорила она, — я видела, как ты упал.

— Я упал, но пуля пролетела мимо.

— Я убила человека, — повторила она.

Он наклонился вперед. После минуты раздумий положил свою загрубевшую ладонь на ее руку.

— Ты убила чудовище, — произнес он. — Он не был служителем Бога, а известным якобинцем, убийцей.

— Он хотел стать настоятелем. А еще он хотел прибрать к рукам мое наследство, завещанное моим отцом — Людовиком XVI.

— Отец Джулиан рассказал тебе о сокровищах?

— Перед самой смертью. Поэтому отец Эмиль и увез меня из Парижа. Я думала… — она закусила губу и глубоко вздохнув, продолжила: — Я думала, что он хочет защитить меня… от тебя.

На лице Дэниела появилась гримаса боли.

— В своей жизни я наделал так много ошибок, слишком много. Но самое худшее то, что я лгал тебе и себе, отрицая свою любовь.

Она едва слушала его, погрузившись вновь в воспоминания.

— Мне нужно было придумать какой-нибудь другой способ остановить его.

— Нет, — резко сказал Дэниел. — Жизнь — это самое ценное, что у нас есть. Но отец Эмиль потерял право жить. Если бы ты пощадила его, он бы убивал снова и снова. Ты должна поверить в это, Лорелея, и больше не терзать себя раскаяниями. Она вздрогнула.

— Из-за меня погибло очень много людей. Дэниел крепко сжал ее руки.

— Не надо, Лорелея, — произнес он низким и страстным голосом. — Не смей обвинять себя. Нет твоей вины в том, что произошло.

Лорелея взвесила в уме его слова и немного успокоилась. Она знала, что сможет теперь примириться с мыслью о содеянном. Она всего лишь наказала зло, жестоко наказала.

— О боже, — проговорил Дэниел, — во всем, что случилось, ты была невинной жертвой, в то время как я…

Он вдруг резко отпустил ее руки, словно боялся заразить ее какой-то болезнью. Ему нужно было так много всего рассказать, она столько должна узнать, даже если придется признаниями причинить друг другу невыносимую душевную боль.

— Среди вещей отца Джулиана я нашла твой рюкзак, — произнесла Лорелея.

Он с трудом проглотил ком в горле. Его лицо побледнело.

— О Боже!

— Дэниел, почему ты согласился на план Жозефины?

Он провел руками по лицу, словно сдирая с него маску.

— Я считал, что нахожусь в ее власти.

— В ее власти? Ты имеешь в виду, что вы… — она замолчала и отвела взгляд, не в состоянии продолжить.

— Потому что мы были любовниками, — Дэниел выплюнул эти слова. — Это всего лишь часть всей правды. Но если бы об этом узнал Бонапарт, было бы хуже для нее, а не для меня. В ее ловушку я попал из-за Жана Мьюрона. Она угрожала расправой над ним, если я не соглашусь выполнить это задание. Стоило ей сказать только одно слово, и его бы казнили.

— Кем тебе доводится Мьюрон?

— Неважно, кем он мне доводится, — сказал Дэниел. — Важно, кем он является для Швейцарии.

— Ты скрываешь от меня еще одну тайну, — в ее голосе чувствовалась боль. — Как и все остальные многочисленные тайны, которые ты скрывал от меня с самого начала нашего знакомства. Почему ты притворялся, что потерял память после обвала? Дэниел виновато пожал плечами.

— Мне нужно было выиграть время, пока я не поправлюсь. Я догадывался, что отец Гастон понял, зачем я пришел в приют. Он пытался остановить меня, прежде чем я смог бы… — его голос затих, и он понурил голову.

— Убить меня, — закончила она за него. С чувством горького стыда она вспомнила то время, которое проводила рядом с «Вильгельмом», страстно желая его прикосновений, поцелуев, стараясь почаще оставаться с ним наедине. — У тебя было много возможностей покончить со мной. Что заставило тебя передумать?

— Ты, — признался он. — Ты, моя дорогая. Даже я был не настолько жесток, чтобы повредить хоть один волос на твоей головке.

Она вздохнула, подтянула колени к груди, удобнее устраиваясь на кровати, и оперлась о них подбородком.

— Но ты знал, что мой отец был главным виновником смерти восьмисот швейцарцев из его личной охраны. Как ты мог смотреть на меня, общаться со мною и не вспоминать об этом каждый раз?

— Как я мог смотреть на тебя и не любить? — он снова взял ее руку, поглаживая своей содранной, покрытой волдырями ладонью.

Его признание в любви ошеломило Лорелею. Она слишком долго ждала от него этих слов, и вот они неожиданно для нее прозвучали как гром среди ясного неба. Она не должна позволять себе поверить Дэниелу. Не сейчас.

— Ты излечила меня от тех воспоминаний, Лорелея. Теперь, когда я думаю о Париже, я вспоминаю, как танцевал с тобой в садах Тюильри, занимался с тобой любовью… — он криво усмехнулся. — Вижу, как ты и Барри терроризируете «ковровую вошь» Жозефины.