На второй день Оливия мягко напоминает мне о том, что пора заняться организацией похорон родителей. Поздним вечером я разговариваю по телефону с организатором похорон, когда входит Оливия, держа в руках два стаканчика с кофе. Она отказывается пить больничный кофе и совершает набеги в «Старбакс» на соседней улице дважды в день. Я беру у неё стаканчик, она садится напротив меня. Альберт — Требьла — организатор похорон задает какие-то вопросы, но я не могу сосредоточиться на его словах. Цветы, вероисповедание, уведомления по почте. Так много всего. Когда она замечает, что я не могу принять решение, то ставит стаканчик кофе на пол и забирает у меня телефон. Я слышу, что она говорит тоном, который обычно использует в зале суда.

— Где вы находитесь? Да, я буду у вас через сорок минут.

Она исчезает на три часа. А вернувшись, сообщает мне, что обо все позаботилась. Она приехала к тому моменту, когда Эстелла очнулась. Я днями смотрел на её веки, поэтому практически расплакался, когда увидел цвет зрачков дочери. Она хнычет и просится к мамочке. Я целую её в нос и говорю, что мамочка уже едет. У Лии возникли проблемы с рейсом из Таиланда. Мы поссорились по телефону. В последний раз, когда мы созванивались, у нее была пересадка в Нью-Йорке. Конечно же, она винит меня. Я тоже виню себя.

Когда доктора и медсестры выходят из палаты, Эстелла засыпает, держа меня за руку. Я так благодарен, что она не спросила про бабушку и дедушку. Даже после того, как её пальчики ослабли, я всё равно держу её маленькую ручку, и моё сердце бьется немного спокойнее.

Оливия стоит у окна, глядя на дождь. Она на несколько часов ездила домой, чтобы принять душ. Я думал, что она останется там на всю ночь, но через два часа она вернулась, одетая в джинсы и белую тунику, волосы ещё были влажные и пахли цветами. Я смотрю на её силуэт, и в десятый раз за день меня охватывает смешенное чувство горя и сожаления.

— Это моя вина. Я не должен был оставлять её. Мои родители не должны были везти мою дочь через полмира, чтобы встретиться со мной… — я впервые произношу это вслух.

Она выглядит испуганной, отворачивается от окна и смотрит в мою сторону. Но ничего не говорит. Просто подходит и садится на свой стул.

— В тот день, когда я встретила тебя в музыкальном магазине, тоже шёл дождь, помнишь?

Я киваю. Помню всё о том дне — дождь, капли воды, падающие с её волос, то, что она пахла гарденией, когда украдкой подошла ко мне.

— Добсон Скотт Орчард стоял перед музыкальным магазином. Он был под зонтом и предложил проводить меня до машины. Не знаю, была ли я одной из тех, за кем он следил, или выбрал меня на месте, но у меня был выбор: спрятаться под его зонтом или войти внутрь и поговорить с тобой. Похоже, в тот день я сделала правильный выбор.

— Боже мой, Оливия. Почему ты мне не рассказала?

— Я никогда никому не рассказывала, — пожимает она плечами, — но тот момент, момент, который изменил всё, оказал на меня сильное влияние. Вся моя жизнь была бы другой, если бы я не пошла тогда к тебе. В следующий раз ты увидел бы меня в выпуске новостей.

Она кивает, опустив взгляд в пол, её маленький рот немного скривился. А потом она чуть тише продолжает.

— Если суммировать все те вещи, которые не должны были произойти в нашей жизни, то они бы убили нас всем своим весом, Калеб Дрэйк. Ни я, ни ты — никто не может знать наверняка, как наши решения повлияют на линию жизни. Если ты виноват, то и я.

— Как?

— Если бы я сделала то, что велело сердце, и сказала тебе «да», то ты бы не поехал в Лондон. Люка и Стив были бы живы, твоя дочь не лежала бы в больнице в состоянии комы.

Несколько минут мы молчим, пока я обдумываю её слова. Все, что она сказала, пугает.

— Тогда почему ты принялась за его дело?

Она глубоко вздыхает. Я слышу, как из неё выходит воздух.

— Приготовься, это прозвучит ужасно.

Я хватаюсь руками за стул, и у неё вырывается смешок.

— Я почувствовала связь с ним. В тот день мы оба боролись с нашими одержимостями, — она широко распахивает глаза, когда приступает к финальной части. — Мы оба искали кого-то. Мы оба были так чертовски одиноки, поэтому рискнули такими не быть. Ты чувствуешь отвращение ко мне?

Я улыбаюсь и провожу мизинцем по руке Эстеллы.

— Нет, Герцогиня. Твоя способность видеть ситуацию с разных сторон и мысленно ставить себя в один ряд с отбросами мира — вот за что я люблю тебя.

Я жалею о своих словах в ту же минуту, как они вылетают из моего рта. Вглядываюсь в её лицо, чтобы увидеть реакцию, но её нет. Может, она привыкла к моим признаниям в любви. Может, не услышала меня. Может…

— Я тоже тебя люблю.

Я встречаюсь с ней глазами и долго удерживаю её взгляд, а в это время моё сердце бешено стучит.

— Ну, разве это не прекрасно. Вся эта чертовски неуместная любовь.

Наши головы устремляются к двери, когда Лия врывается в комнату. Она проходит мимо, даже не взглянув на нас. И направляется прямо к Эстелле. Признаю, хотя бы приоритеты она расставила правильно. Слышу, как у неё перехватывает дыхание, когда видит Эстеллу.

— Дерьмо, — произносит она. Её ладони прижаты ко лбу, а пальцы напряжены. Если бы ситуация не была такой плачевной, я бы рассмеялся. Она наклоняется к ней, еще раз повторяет: — Дерьмо, — а потом быстро встает. Качается на каблуках, затем опускается на кровать.

Она поворачивается ко мне.

— Она приходила в себя? Спрашивала про меня?

— Да и да, — отвечаю я. А в другой части палаты Оливия встает, словно собирается уйти.

Я беззвучно прошу: «Подожди» и поворачиваюсь к Лие, которая начинает плакать. Кладу руку на плечо бывшей жене.

— Она выбралась из леса. Все будет хорошо.

Лия смотрит на мою руку, а потом на мое лицо.

— Ты имеешь в виду, из рощи, — говорит она.

— Что?

— Из рощи, — повторяет она. — Ты сказал «лес». Но учти, что ты больше не в Англии, ты в Америке, а в Америке мы говорим «из РОЩИ»! (Прим.: имеется в виду устойчивое выражение «Be out of the woods» (дословно: «выйти из рощи»), означающее «избежать опасности». Калеб же употребил вместо «woods» («роща») слово «forest» («лес»).

Ее голос становится громче, и я понимаю, что за этим последует.

— А если бы ты остался в Америке, этого бы не произошло. Но ты сбежал из-за неё! — она показывает пальцем на Оливию. Если бы её палец был стрелой, то вонзился бы в сердце Оливии.

— Лия, — тихо произносит Оливия, — ещё раз покажешь на меня своим наманикюренным пальцем, и я вырву его прямо из твоей руки. А теперь отвернись и улыбнись, твоя дочь просыпается.

Мы с Лией поворачиваемся к Эстелле, чьи глаза распахнуты.

Я быстро одариваю Оливию благодарным взглядом, прежде чем она выходит из палаты.



Похороны назначены через три дня. Сэм приходит посидеть с Эстеллой, пока нас нет. Закрадывается подозрение, что между ним и Лией что-то происходит, но потом вспоминаю, что он сказал Кларибэль, что Лия была в Таиланде с мужчиной. Я с горечью размышляю, был ли этим мужчиной мой идиот-брат, но потом отбрасываю эту мысль. Я лицемер. Я спал с Оливией, когда та была официально замужем. Каждому по заслугам. Делаю глоток из бутылки с водой и нажимаю на газ. Несколько дней назад я попросил Оливию прийти на похороны.

— Твоя мать ненавидела меня, — ответила она по телефону. — Это будет неуважительно.

— Она не ненавидела тебя. Клянусь. Между прочим, если бы твой отец ненавидел меня, я бы всё равно пришел на его похороны.

Она тяжело вздыхает и соглашается.

— Хорошо.

Я всячески отгонял мысли о родителях, стараясь сконцентрироваться на том, что нужно Эстелле, но войдя в двери похоронного зала и увидев их гробы, стоящие рядом, теряюсь в воспоминаниях. Извиняюсь перед старым соседом, который хочет выразить соболезнования, и иду на парковку. На территории растет плакучая ива. Я встаю под неё и дышу. Тут она находит меня.

Она ничего не говорит, просто стоит рядом со мной, взяв за руку и сжав её.

— Это все неправда, — прошу её. — Скажи, что всего этого не было.

— Это правда, — отвечает она. — Твои родители мертвы. Но они любили тебя. И любили твою дочь. У тебя осталось так много хороших воспоминаний.

Я смотрю на неё. Она видела, как умерли оба её родителя, и, без сомнений, только один из них оставил достойные воспоминания. Интересно, был ли кто-то рядом, чтобы держать её за руку, после того как умерли Оливер и Виа. Я сжимаю её руку.