Я издаю стон. Оливия слышит это и смеется.

— Что? Ты думал, что она стала нормальной после всей этой сцены в стиле «Кто папочка моего ребенка»? После того её трюка?

— Ладно, но почему эта Шоши пришла к тебе? Почему бы просто не позвонить в полицию и не арестовать Лию за изнасилование?

— Вот где всё и усложняется, мой друг. Шоши сказала, что сын всё отрицал. Он отказывался втягивать Лию в неприятности из-за того, что она спала с несовершеннолетним, потому что к тому времени ему уже исполнилось восемнадцать, но мать заставила его согласиться по поводу сексуальных домогательств.

— Что ты сделала, Оливия?

Её брови приподнялись. Я знаю, что это так.

— Ничего. Прежде, чем я успела что-то сделать, Шоши поменяла свое мнение. Похоже, Лия подкупила их. Но я всё ещё могу допросить его, и она это знает.

— Ох, — говорю я. — Слава Богу, ты такая коварная.

— Слава Богу, — повторяет она.

— Ты ударила её, Герцогиня.

— Мммм, — произносит она. — И мне очень понравилось.

Мы смеемся.

Затем следует долгое неловкое молчание. А потом она говорит:

— Мы с Ноем разводимся.

Мир вокруг замирает на секунду… две… три…

— Помнишь ту кофейню? Куда мы пошли после того, как столкнулись в продуктовом магазине?

— Ага, — отвечает она.

— Встретимся там через десять минут.



Когда я вхожу в кофейню, она уже там. Сидит за тем же столиком, что и годом ранее. Перед ней две чашки.

— Я заказала тебе чай, — объясняет она, когда я сажусь. Я ухмыляюсь над иронией. В этот раз моя очередь спрашивать её о расставании.

— Ну, так что произошло?

Она убирает прядку волос за ухо и с грустью смотрит на меня.

— Я забеременела.

Пытаюсь притвориться, что не обеспокоен этой маленькой новостью, но чувствую напряжение во всех мышцах на лице. Поэтому жду, когда она продолжит.

— И потеряла его.

Ох! Как много боли в её взгляде. Наши руки лежат на столе, так близко, что я касаюсь её мизинца своим.

— Он согласился завести ребенка, но когда я его потеряла, то почувствовала его облегчение. А потом… — она замолкает, чтобы сдержать слезы, и делает глоток кофе, — потом он сказал, что, может, это к лучшему.

Я вздрагиваю.

— После этого мы прожили еще несколько месяцев, а потом я попросила его уйти.

— Почему?

— Он хотел вернуться к прежней жизни. Он был счастлив и смеялся. В его понимании, мы попытались, и, значит, этому не суждено было сбыться. После такого я не могла оставаться с ним. Это был мой второй выкидыш, — она смотрит на меня, и я киваю.

— Кто бы мог подумать, что холодная, бессердечная Оливия Каспен захочет иметь детей? — она горько улыбается.

— Я знаю, что ты сможешь. Это всего лишь вопрос времени и лечения.

Мы в тишине допиваем наши напитки. А когда встаем, я останавливаюсь в нескольких шагах от корзины с мусором со стаканчиком в руках.

— Оливия?

— Да?

— Если я попаду, ты пойдешь со мной на свидание? — я сминаю стаканчик как баскетбольный мячик и смотрю на неё.

— Да, — с улыбкой отвечает она. — Пойду.

И я попадаю.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Настоящее

Это начало нашей жизни. Это наш выбор. Постепенно мы разбираемся со всеми нашими проблемами. Я разорвал контракт в Лондоне, переехал домой и продал квартиру. Свою она тоже продала, и мы переехали в квартиру, из которой удобно добираться до работы и ей, и мне. Она далека от идеала: слишком много линолеума и постоянно ссорящиеся соседи. Но нас это не волнует. Мы просто хотим избавиться от прошлого и быть вместе. А с остальным разберёмся. Это займет некоторое время. У нас нет плана, у нас даже мебели нет, но нам и так нормально живётся. У нас постоянно происходят мелкие ссоры. Она ненавидит, что я не выбрасываю свой мусор: бутылки из-под воды, пакетики от печенья, фантики от конфет. Она находит их по всей квартире и устраивает шоу, собирая их и выбрасывая в мусорное ведро. Я ненавижу, что после неё в ванной пол всегда мокрый. Эта женщина не вытирается. Боже, мне чертовски приятно смотреть на её влажное тело, когда она идет из ванной в спальню, но научись уже пользоваться чертовым полотенцем! Она всегда застилает кровать. Я мою посуду. Она всегда пьет молоко прямо из коробки, и это немного выводит меня из себя, но затем она напоминает, что ей приходится жить с моим храпом, и я соглашаюсь, что мы квиты. Но, черт побери, она такая смешная. Знал ли я, что мы можем так много смеяться? Или сидеть в абсолютной тишине и вместе слушать музыку? Как я мог жить так долго без всего этого? Я смотрю, как она сидит на каком-то из наших двух стульев: один — из её дома, другой — из моего. Её пальцы легонько стучат по клавишам ноутбука. Каждый раз, когда я возвращаюсь вечером домой, у меня возникает чувство, будто я сплю. Я обожаю этот сон!

Наклоняюсь к её шее, пока она работает, и целую сладкое местечко. Она дрожит.

— Прекрати, я пытаюсь работать.

— Меня это не волнует, Герцогиня…

Я снова целую её, моя рука скользит по её рубашке вниз. Её дыхание замирает. Не вижу её лица, но знаю, что её глаза закрыты. Встаю перед её стулом и протягиваю ей руку. Долгое время она смотрит на неё. Очень долго. А потом, не отрывая от меня взгляда, убирает в сторону компьютер и встает. Мы всё ещё познаем друг друга в сексуальном плане. Она немного застенчива, и я боюсь, что моя агрессивность спугнет её. Но это мы. Я зажигаю свою спичку, она выливает бензин. И мы пылаем. Как и всегда.

Я веду её к кровати, останавливаясь на мгновение, чтобы притянуть к себе. И долго её целую. Целую, пока она не прижимается ко мне настолько сильно, чтобы я мог её приподнять.

— Со мной ты чувствуешь себя слабой? — спрашиваю её.

— Да.

— Как?

— Ты лишаешь меня самоконтроля.

Я расстегиваю молнию на её платье и снимаю его с плеч. Каждый секс с Оливией похож на попытку удержать равновесие между обольщением и психоанализом. Ненавижу бороться с её демонами за возможность раздвинуть ноги. Люблю это и ненавижу.

— Почему тебе всегда необходимо держать всё под контролем?

— Чтобы мне не причинили боль.

Не обращаю внимания на то, что она сказала. Я занят тем, чтобы снять с неё одежду. Добравшись до лифчика, опускаю чашечки, вместо того, чтобы полностью снять его. Одну грудь держу рукой. Другой рукой обнимаю её за талию, чтобы она не смогла вырваться. Не то чтобы она пыталась. Думаю, она уже моя.

— Тебе нравится чувствовать себя слабой?

Если бы я посмотрел ей через плечо, то увидел бы обнаженную часть спины в зеркале шкафа. На ней белые кружевные трусики.

Пожираю взглядом её ноги, пока жду ответа. Сердце бешено стучит; всё остальное изнемогает. Я уже знаю её ответ. Знаю, что ей нравится быть слабой. Это кайф для неё, хотя каждый раз он дорого ей обходится. Хочу удалить из неё этот страх и довести до точки, где она просто будет наслаждаться.

— Да.

— Я не уйду от тебя, — обещаю ей. — И не полюблю другую женщину.

Я выпускаю её грудь и провожу рукой между её ног. Отодвинув в сторону трусики, прикасаюсь к ней. Я уже понял, что если не снимать с неё белье сразу, это поможет процессу. Нужно подразнить эту женщину, чтобы все сомнения ушли прочь.

Она падает на кровать, я ложусь сверху. Она расстегивает лифчик и отбрасывает его в сторону.

— Хочешь попробовать что-нибудь новенькое?

Она кивает.

Я заставляю её сесть на меня сверху, а потом поворачиваю спиной ко мне. Теперь она сможет видеть себя в зеркале. Интересно, она будет смотреть.

Она наклоняется вперед, кладет руки на кровать между моими коленями и начинает вращать бедрами. В такие моменты я сомневаюсь, кто кого делает слабым. Эта женщина была рождена для секса. Она замкнутая, но когда расслабляется, я получаю самую чувственную поездку в моей жизни. Обе её руки лежат у меня на груди. Она раскачивается назад и вперед. Потом откидывает голову, и ее длинные волосы касаются моих коленей. Никогда в жизни не видел ничего более эротичного и прекрасного. Когда её голова опускается вниз, волосы каскадом спадают на лицо. Я наматываю их руку и притягиваю её к себе для поцелуя. А пока я играю с её языком, успеваю перевернуть её. Она протестует, и я щипаю её плечо, подавая ей знак замолчать. Стою позади неё, она передо мной на коленях, но вместо того, чтобы наклонить её, я провожу ладонями по её рукам и хватаю за запястья, направляя их к каркасу кровати, чтобы она полулежала.

Перекидываю волосы ей через плечо, целую в шею и кладу руки на её бедра. Потом наклоняюсь вперед, чтобы прошептать на ухо:

— Держись крепче.



— Ты не можешь отрицать, что мы всё правильно сделали.