— Приходи на службу при свечах, — говорит он. — На которую звала Эбби.

Я в смятении. Я давно не была в церкви. И мне кажется, что в канун Рождества его должны окружать люди, которые разделяют его веру и чувства.

На его щеке появляется ямочка.

— Я хочу, чтобы ты пришла. Пожалуйста.

Я улыбаюсь.

— Хорошо.

Он поворачивается и хочет уйти, но я беру его за руку и затаскиваю обратно за трейлер. Он удивленно смотрит на меня:

— Что-то забыла?

— Какое у тебя сегодня слово дня? — спрашиваю я. — Или ты уже не пытаешься произвести впечатление?

— Как можно во мне сомневаться? — негодует он. — На самом деле я проникся этими мудреными словами. Например, сегодня я выучил слово «диафанический».

Я таращусь на него.

— Впервые слышу.

Он торжествующе поднимает руки.

— Ура!

— Ладно, слово-то ты выучил, — лукаво прищуриваюсь я, — но что оно значит?

Он тоже прищуривается.

— Что-то хрупкое, неосязаемое. Погоди, а слово «неосязаемый» ты знаешь?

Я смеюсь и вытаскиваю его из нашего укрытия.

Луис машет издалека и подбегает к нам.

— Мы с ребятами нашли вам идеальную елку, — говорит он. Я рада, что Луис теперь в нашей команде. — Только что погрузили в фургон.

— Спасибо, друг, — отвечает Калеб. — Давай ценник, я оплачу.

Луис качает головой.

— Нет, пусть это будет от нас.

Калеб смотрит на меня, но я понятия не имею, в чем дело.

— Ребята из бейсбольной команды считают, что ты делаешь доброе дело, — поясняет Луис. — И я согласен. Мы решили скинуться со своих чаевых по паре баксов и купить для тебя елку.

Я толкаю Калеба плечом. Его доброта оказалась заразительной.

Немного нервничая, Луис смотрит на меня.

— Не волнуйся, мы не пользовались скидкой для сотрудников.

— И очень даже зря, — отвечаю я.

Глава двадцать первая

За день до Рождества Хизер заезжает за Эбби и привозит ее на базар. Эбби замучила Калеба: хочет мне помогать. Оказывается, она с детства мечтала работать на елочном базаре. Мне кажется, она преувеличивает, но все равно я рада сделать ей приятное.

Мы ставим в углу конторы козлы и кладем на них кусок фанеры размером с дверь. Сверху наваливаем целую кучу веток и втроем раскладываем их по бумажным пакетам. Покупатели могут забрать пакеты бесплатно. Многие любят украшать еловыми ветками интерьер и ставить их на праздничный стол перед приходом гостей. Пакеты буквально разлетаются у нас из рук.

— А что за сюрприз ты приготовила Девону на Рождество? — спрашиваю я Хизер. — Неужели рождественский свитер?

— Была и такая мысль, — признается Хизер. — Но я выбрала кое-что получше. Подожди.

Она бежит к прилавку за своей сумочкой. Мы с Эбби переглядываемся и пожимаем плечами. Хизер возвращается к нам и гордо держит перед собой что-то красно-зеленое, слегка кривоватое, длиной сантиметров пятьдесят… неужели шарф?

— Мама научила меня вязать, — объясняет она.

Я прикусываю губу, сдерживаясь от смеха.

— Рождество через два дня, Хизер.

Она расстроенно смотрит на шарф.

— Я не знала, что вязать — это так медленно! Вот закончу вам помогать, пойду домой, запрусь в комнате и буду вязать и смотреть видео с котятками, пока не закончу.

— Зато это лучший способ поведать ему о твоих чаяниях, — говорю я.

Эбби замирает с веткой в руке.

— А что такое чаяния?

Мы с Хизер прыскаем со смеху.

— По-моему, это значит, что если Девон на самом деле любит меня, он будет носить этот дурацкий шарф как самый прекрасный подарок в своей жизни. — Хизер запихивает шарф в карман.

— Ну да, — отвечаю я, — вот только несправедливо подвергать его таким испытаниям.

— Если бы я его тебе подарила, ты бы его носила, — замечает Хизер. И она права. — Если Девон не сможет отплатить мне такой же преданностью, значит, не заслужил свой настоящий подарок.

— А что это? — спрашивает Эбби.

— Билеты на комедийный фестиваль, — отвечает она.

— Это гораздо лучше шарфа, — замечаю я.

Хизер рассказывает Эбби про идеальный день, который спланировал для нее Девон, не дожидаясь Рождества. Эбби надеется, что и у нее когда-нибудь будет парень, который устроит ей пикник на вершине Кардиналз-Пик.

Хизер с улыбкой набивает очередной пакет.

— Девону на пикнике тоже понравилось.

Я швыряю в нее горсть веток. Еще не хватало вдаваться в подробности при младшей сестренке Калеба.

Когда мама забирает Эбби, мы начинаем обсуждать мою личную жизнь.

— Мы еще столько всего не успели. Мне слишком скоро надо уезжать.

— А насчет следующего года пока ничего не понятно? — спрашивает Хизер.

— Да вроде почти понятно, — вздыхаю я. — Вряд ли мы вернемся. Не знаю, что я буду делать, если мы с тобой зимой не увидимся.

— Рождество станет не похоже на Рождество.

— Всю жизнь я гадала, каково остаться дома на праздники, — признаюсь я. — Увидеть снег, провести каникулы, как все нормальные люди. Но гадать — одно, а очутиться там — совсем другое.

Мы с Хизер откладываем пакеты с ветками.

— А с Калебом вы это обсуждали?

— Нет, но думаем об этом постоянно.

— А весенние каникулы? — спрашивает Хизер. — Вы можете увидеться совсем скоро.

— Он поедет к отцу, — отвечаю я. И вспоминаю про два билета на зимний бал, спрятанные в конверте с фотографией. Мне нужно точно знать, что значат для него наши отношения, прежде чем я покажу их ему. Я должна знать, чего мы хотим. Тогда я уеду из Калифорнии, но буду знать, что он обещал меня дождаться.

— Раз уж мы с Девоном смогли решить свои проблемы, то вы с Калебом тоже сможете, — заявляет Хизер.

— Даже не знаю, — отвечаю я. — Это непросто, когда вас разделяют тысячи километров.


Вечером перед Рождеством базар закрывается. Мы с родителями ужинаем в трейлере. Весь день в мультиварке тушился ростбиф, и в комнате пахнет восхитительно. Папа Хизер сам испек кукурузный хлеб и поделился с нами. Мы сидим за маленьким столом, и папа спрашивает, как я отношусь к перспективе не возвращаться сюда в следующем году.

Я разламываю пополам кусок кукурузного хлеба.

— А разве от меня что-то зависит? Вот сейчас мы сидим и ужинаем, как всегда после закрытия на Рождество. Только теперь нам нужно сделать выбор. А так все по-прежнему.

— Это ты так думаешь, — произносит мама. — А для нас каждый год все по-разному.

Я кладу хлеб в рот и медленно жую.

— Сьерра, и мы, и твои друзья хотим, чтобы для тебя все обернулось лучшим образом, — говорит папа.

Мама тянется через стол и берет меня за руку.

— Наверное, сейчас тебе кажется, что все мы тянем тебя в разные стороны. Но это потому, что мы тебя любим. То, что случилось в этом году — лучшее тому подтверждение.

— Ты должна об этом помнить, даже если твое сердце будет разбито. — Папа был бы не папа, если бы не добавил про разбитое сердце!

Мама толкает его в плечо.

— Между прочим, господин циник, после нашего знакомства в старших классах вы приехали на лето в бейсбольный лагерь.

— Но мы с тобой успели узнать друг друга.

— Как мы могли успеть за пару недель? — спрашивает мама.

— А вот так. Поверь мне.

Папа кладет ладонь поверх наших с мамой рук.

— Дорогая, мы тобой гордимся. И как бы ни повернулись дела с семейным бизнесом, вместе мы все преодолеем. А Калеб… что бы ты ни решила, мы…

— Мы тебя поддержим, — подхватывает мама.

— Да. — Папа откидывается на стуле и обнимает маму. — Мы тебе доверяем.

Я сажусь между ними, и мы обнимаемся. Я чувствую, как папа поворачивается и смотрит на маму.

Я возвращаюсь на свое место, а мама встает из-за стола и идет в спальню за подарками, которые мы привезли с собой. Подарков немного. Папа самый нетерпеливый, и в этом чем-то похож на Калеба. Он первым открывает свой.

Он достает коробку и разглядывает ее.

— Фигурка эльфа для каминной полки? — Он морщит нос. — Вы что, издеваетесь?

Мы с мамой покатываемся со смеху. Папа каждый год на чем свет стоит поносит эти фигурки и клянется, что никогда такую не купит. Поскольку весь декабрь он живет в трейлере вдали от дома, он думал, что у него-то точно фигурки эльфа никогда не будет.

— Вообще-то, мы со Сьеррой планировали спрятать ее дома, когда ты уехал в Калифорнию, — говорит мама.

— И весь декабрь, — я наклоняюсь к нему для пущего эффекта, — ты бы ломал голову, где мы ее спрятали.

— Я бы с ума сошел, пытаясь догадаться, — папа достает эльфа и подвешивает его за ногу вниз головой. — В этом году вы сами себя превзошли.

— Но не расстраивайся, — говорю я. — Мы можем прятать ее каждый день, а ты будешь искать.

— Нет уж, спасибо, — отвечает папа.

— Ладно, теперь моя очередь, — говорит мама.

Каждый раз мы дарим ей лосьон для тела с каким-нибудь диковинным ароматом. Она любит запах хвои, но дышит им целый месяц, и в новом году ей хочется чего-нибудь новенького.

Достав из упаковки флакончик, она читает надпись на этикетке.

— Огурец и лакрица? Где вы такое откопали?

— Два твоих любимых запаха, — напоминаю я.

Она открывает крышку, нюхает и выдавливает немного лосьона на ладонь.