— Молчи, — рявкнул Гидеон.

— Гидеон, это не имеет никакого отношения к Саю.

Гидеона это сообщение явно не вдохновило.

— Не могли бы вы на минуту оставить нас одних? — спросил он.

Мы вышли из кухни в холл, слыша, как они шепчутся. Я все старался дышать поровнее, но не мог, и у меня кружилась голова. Наконец Гидеон нас окликнул:

— Все в порядке. Можете войти.

Мы вошли, и он кивнул Бонни.

Она обращалась к Робби, как будто в комнате был только один коп.

— Деньги, которые вы нашли, — остаток от двух с половиной тысяч, которые я заработала в декабре прошлого года. Я работала на одну компанию, выпускающую каталоги, и ее владелец выплачивает мне деньги раз в году. Наличными, — потом она добавила, — без расписки.

— То есть, документа, подтверждающего, что вы получили эти деньги, не существует? — уточнил я.

Бонни заставила себя посмотреть на меня, но она не решилась взглянуть мне в глаза.

— Так для того и платят без бумаг, — объяснила она, пожалуй, даже чересчур обстоятельно, как будто обращалась к дебилу. — Имеется в виду, что это не заносится ни в какие бухгалтерские документы.

— Вы хотите сказать, что единственное подтверждение источника этих денег — это ваше слово?

— А где еще бы я получила восемьсот восемьдесят долларов?

— За несколько часов до смерти Сай Спенсер снял со своего счета тысячу долларов. Когда мы осматривали тело, этих денег при нем уже не было.

Гидеон перебил меня:

— И вы называете это полицейским расследованием? Это не расследование. Все, что вы не в состоянии себе объяснить, вы вешаете на Бонни Спенсер. Понятно, что Сай кому-то отдал эти деньги. Или купил что-нибудь.

— Нет, — возразил Робби.

— Не говорите «нет». Я знал этого человека. Он любил хорошие вещи и ни в чем себе не отказывал. Если он встречал галстук за сотню долларов, который ему нравился, он немедленно покупал по одному каждой расцветки.

— Поверьте мне на слово, мы все проверили, — продолжал Робби. — У него просто не было в тот день времени на покупки. И он никому ничего не давал. Деньги забрал тот, кто видел его последним. А нам известно, что это была миссис Спенсер.

— Вам известно? Откуда вам это известно? — Гидеон спросил это таким тоном, словно не мог поверить в то, что мы до такой степени кретины. Но я понял, что ему тоже было об этом известно.

— Оттуда, что в тот день они вместе провели время в постели в спальне для гостей.

— Да ну?

Н-да, то еще зрелище: адвокат-неудачник, пытающийся разыгрывать из себя бодрячка.

— Ну да, — встрял я. — В этой самой кровати мы нашли несколько волосков, не принадлежавших Саю. Даю вам слово, что, получив образцы крови мисс Спенсер, мы установим, что картина ДНК идентична.

Бонни рассеянно поднесла руку ко лбу. Она кое-что себе припомнила. Все поняла. И бросила на меня взгляд, в котором смешивались ярость и сожаление.

— Так вы хотите знать, что произошло в день убийства? — Я мог обращаться только к Гидеону. У меня не хватало духу посмотреть Бонни в глаза. — Ваша клиентка имело половое сношение с Саем Спенсером. Затем у них вышла размолвка. Он вышел из спальни. Она вытащила тысячу баксов из кармана его брюк. Когда он отправился искупаться, она надела резиновые шлепанцы…

— У меня нет резиновых шлепанцев, — сказала Бонни Гидеону.

— … И спустилась вниз. По одной версии она отправилась на место преступления по задней дорожке, где она…

Я почувствовал на себе взгляд Бонни. Глаза у нее были преогромные.

— Неправда. Я этого не делала. Эти деньги… Я получила их…

— Ладно, — оборвал я ее. — Скажите мне телефон этого парня из каталожной компании.

Бонни переглянулась с Гидеоном, но одобрения ждать не стала. Он, было, замотал головой, не говори, мол, но она все же сказала:

— Этого человека зовут Винсент Келлехер. Он живет в Флагстаффе, штат Аризона. Для него я сделала три каталога: «Сельская кулинарная книга», «Джуно» — это для полных женщин и… Господи, а последний вылетел у меня из головы. А, «Хэнди Джон», это компьютеры, оборудование.

Я ни слова не успел сказать, как она выскочила из кухни наверх в кабинет. Я побежал за ней. Она судорожно перелистывала записную книжку. Руки у нее при этом дрожали.

— Вот.

Я набрал номер. В офисе никто не отвечал. В кабинет пришел Гидеон, а за ним Робби. В конце концов я дозвонился в справочное бюро и узнал домашний номер Келлехера. Да, это Винсент Келлехер. Ляжки, по-моему, унюхал, что тут что-то происходит, потому что тоже приплелся наверх, но крошечный кабинет был и так забит людьми, и Ляжки застыл снаружи, уставившись на плакат «Девушка-ковбой». Да, подтвердил Винсент Келлехер, он владеет несколькими почтовыми каталожными компаниями. Да, следователь Бреди, была такая Бонни Спенсер и кое-какую работу для его компании выполняла. Минуя бухгалтерские документы? Я подтвердил. Наличными? Нет. Выплатил ли он Бонни Спенсер две с половиной тысячи долларов наличными в декабре прошлого года? Нет! А когда-либо еще? Нет! Да, пару лет назад она делала кое-какую работу, и он заплатил ей… чеком. А что, у нее неприятности с полицией?

Я повесил трубку. Повернулся к Робби.

— Он никогда не платил ей наличными.

— Я так и знал, — сказал он.

Бонни вцепилась в лацкан моего пиджака.

— Клянусь вам… — она прикоснулась ко мне первый раз в жизни. Я отпихнул ее руку.

— Мистер Келлехер полюбопытствовал, не влипла ли эта дама в какую-нибудь историю.

— Я бы сказал — влипла, — подыграл мне Робби, — и еще в какую! — Он глянул на Гидеона и улыбнулся. — По сути дела, завтра эта дама может быть арестована.

— Нам необходимо поговорить, — обратился ко мне Гидеон.

— Мне кажется, поезд ушел, — отрезал я.

— Он прав, — объяснил Робби Гидеону. — Вы опоздали. Время сделок прошло.

— Никаких сделок я и не планирую, — сказал Гидеон.

— Вы правы, — поддакнул Робби. — Какие уж тут сделки! Сказать, почему? Потому что вашей клиентке уже крышка, и мы все это знаем.


Да, действительно, я был ветераном Вьетнама, со всем набором регалий и медными яйцами — такими твердыми, что они звенели. Но вся эта «крутизна» покинула меня, когда машины вереницей выстроились у дома Бонни: Бонни и Гидеон в его «БМВ 735», Робби и Ляжки в серебристом «олдскатлесе» и я. И все это только для того, чтобы отвезти Бонни в управление сделать пробы крови. Я не мог заставить себя сделать шаг. У меня не хватало сил смотреть, как Бонни везут на ее собственные похороны. Как только мы проехали два квартала бриджхэмптонских магазинов, я свернул с главной улицы на север и рванул переулками на шоссе. И там уже оттянулся и дал газу.

Хорошая все-таки вещь «ягуар». Примчался я в управление намного раньше всех, но даже не смог заставить себя зайти в отдел убийств. Вместо этого я отправился в туалет, зашел в кабинку и сел на унитаз.

Меня пугала встреча с Бонни.

Даже не так, меня пугала встреча с тем, что я натворил. Я сидел в сортире с бешено колотящимся сердцем и постепенно понимал, что силы небесные сыграли со мной скверную шутку. Женщина, которая начала значить для меня так много, да что уж там — все, женщина, без которой я не мог помыслить свою жизнь, — благодаря моей высокой квалификации следователя, моему хитроумному упорству, моей безупречной логике отправится в тюрьму и выйдет оттуда дряхлой старухой. И я больше никогда ее не увижу, мою колдунью.

И в чем бы ни заключались ее чары, она сумела сделать то, что никому до сих пор не удавалось, — вернуть меня к жизни. Но прежде, чем мне удалось разгадать тайну ее обаяния, ее власти надо мной, я разгадал тайну убийства Сая Спенсера. Ах, какой же я проницательный парень! Я умудрился снять ее заклятье.

Так что теперь я абсолютно, целиком и полностью лишился ее, безо всякой надежды ни коснуться ее, ни поговорить с ней — до конца моей безжизненной жизни. Я женюсь, произведу на свет детей, расследую кучу убийств, у меня появятся внуки, потом я пойду на пенсию. Мне суждено брести сквозь эту жизнь, как сквозь густой и скверный туман.

Я стал самим собой. Крутой следователь по расследованию убийств, я сидел на крышке унитаза, потому что до смерти боялся взглянуть в глаза убийце, которая варит прекрасный кофе и у которой замечательная собака.

Я чудом заставил себя собраться с духом, правда, восстановить дыхание мне так и не удалось. Но не выходил из сортира еще минут пять, потому что туда мог забрести кто угодно — из нашего отдела, или отдела сексуальных преступлений, или ограблений, — и проходя мимо него, я мог вдруг затрястись или даже расплакаться. И тогда он обнаружил бы, что я вовсе не тот крутой парень, каковым меня считали и он, и я сам, и все остальные.


Бонни и Гидеон, хотя они и не были настоящими местными, прожили на Южной Стрелке достаточно долго, и им следовало бы знать, как добраться до лонг-айлэндовского скоростного шоссе, не застряв в летней пробке, устроенной ньюйоркцами. Обычно они ведут себя наглейшим образом, но как дело доходит до езды в час пик, они теряют свою напористость: терпеливо сидят в раскаленных солнцем машинах, со скоростью улитки приближаясь к тому заветному месту, где они смогут купить бутылочку ароматизированного уксуса всего за тридцать долларов. Их городские мозги не в силах постигнуть простого способа избежать этой пробки, свернув с главной дороги. Ну и естественно, все это смогла бы изменить только очередная статья в «Нью-Йорк мэгэзин» под названием «Хэпмтонские старожилы делятся секретами по срезанию слишком длинного пути».

Но Бонни и Гидеон вовсе не желали ничего «срезать». Что такого приятного могло заставить их сломя голову нестись в управление? Да и Робби с Ляжки тоже их не подгоняли: им ли не знать Южную Стрелку Саффолк Каунти, чтобы понимать, что дорога на карте не всегда означает дорогу реальную? Зачем сворачивать неизвестно куда, рискуя оказаться в самой середине капустного поля, где Гидеону может прийти в голову изменить свое решение и бойкотировать сдачу проб на кровь, скрываясь несколько дней от полиции и тем самым оспаривая неоспоримое? Так что они потащились по дороге в массе других машин. И, по всей видимости, могли провести там еще тридцать-сорок минут. А то и час.