Меня так расстроили мысли о ее разложившемся теле, что я не заметил Гидеона, пока он не подошел прямо к моей машине.

— Бонни у вас? — спросил я. — С ней все в порядке?

— Да, — вкрадчиво ответил Гидеон. Наверное, вид у меня был безумный. — Она спит.

Муз, местная шлюха, уже переметнулась на сторону Гидеона и старательно облизывала его ладонь.

— Наверное, она ужасно устала, — промямлил я.

— Вы не хотите зайти на минуту?

А в амбаре внутри было очень даже ничего. Потолок с арками и балками, Бог знает что поддерживающими. Гидеон представил меня своему приятелю, Джеффу, похожему на вышибалу из злачного ночного клуба. Он соизволил пожать мне руку, сказал «Рад познакомиться» и оглядел с ног до головы. Я догадался, что он ждет не дождется, пока я уберусь восвояси, и тогда они с Гидеоном наконец-то займутся делом.

С потолка свисала огромная люстра, изукрашенная барельефами с изображением овец, коров и свиней. Наверху, на лестнице, бывшей когда-то сеновалом, я увидел несколько закрытых дверей.

— Бонни в средней комнате, — пояснил Гидеон, заметив, что я смотрю наверх. Я решил, что сейчас он посоветует мне посерьезнее отнестись к ее чувствам и тому подобное, но он сказал только, как он сочувствует мне в связи с этой историей с братом. Я сказал ему, что мать звонила Патерно, но брат уже сделал признание на видеопленку — не столько потому, что хотел облегчить душу чистосердечным признанием, а скорее потому, что хотел казаться «своим парнем». Еще я рассказал ему о болезненном самолюбии Истона, о том, как они спланировали все это вместе с Саем, большим боссом. Сай и Истон, равноправное партнерство. Я сказал, что до сих пор не могу себе представить, как мог мой брат хотеть, чтобы Бонни отправилась в тюрьму нести ответственность за его преступление. Гидеон посоветовал: не принимайте это так близко к сердцу, самое страшное уже позади. Он сказал, что Ши позвонил Патерно и сообщил, что ордер на арест аннулирован, и они приносят миссис Спенсер глубочайшие извинения за причиненные ей неудобства.

— Как вы думаете, она отойдет? — спросил я.

— Она сильная.

— Знаю.

— Но на это уйдет некоторое время.

— Вы не возражаете, если я подымусь к ней? — спросил я.

— Когда мы узнали, что все обошлось, что дело на нее официально прекращено, и Билл Патерно позвонил… — Гидеон замешкался. — Бонни сказала, что вы скорее всего захотите навестить ее. Она попросила меня поблагодарить вас за все, что вы для нее сделали, но заявила, что вы с ней заранее договорились, что вам лучше не встречаться.

— Я хочу ее увидеть.

— А я должен ее защитить.

Мы уставились друг на друга.

— Опять мы с вами в конфронтации, — сказал он, — а поскольку это происходит на моей территории, я прошу вас уйти.

Он встал со стула.

Я тоже.

— Я хотел ей кое-что сказать.

— Я бы вам не советовал.

— Идите на хрен, Фридман.

— Сами идите туда же, Бреди.

Я попытался сосчитать до десяти, придумать, чего бы еще ему сказать, повежливее. Но дошел в счете только до двух.

— Послушайте, я ее люблю.

— Вы ее любите? — повторил Гидеон. — Вы, должно быть, очень любвеобильный человек. Вы и ту, другую, тоже любите.

— Это, конечно, не ваше собачье дело, но я не люблю ту, другую, поэтому де-юре и де-факто, Господин Советник, та, другая, больше не является «той другой», и ее место освободилось. А теперь я могу подняться и увидеть Бонни?

— Чувствуйте себя как дома, — сказал он.


Я понял, что она проснулась, как только я открыл дверь. Я вошел и сел на край кровати.

— Ты очень красивая, — сказал я.

— Ясное дело, здесь же темно, как в пещере.

Бонни протянула руку и нащупала лампу. Включила свет и зажмурилась от яркого света. Она была похожа на Бабу Ягу.

— Ну, повтори, что ты сказал.

— Ты очень красивая. Я тебя люблю. А третье что?

— Я очень хороший человек.

Абажур лампы покоился на огромной фарфоровой курице. Она выключила свет.

— Ты очень хороший человек, — повторил я.

— Я просила Гидеона не пускать тебя.

— Я попросил его разрешить мне сказать тебе, что я тебя люблю, поэтому мы подружились. Все что душа пожелает. Его дом — мой дом. Его фарфоровая курица — моя фарфоровая курица.

Я снова включил свет и потянул на себя простыню. Она успела снять майку, которую я ей дал дома.

Она потянула простыню на себя.

— Слушай, наверное, тебе все это говорят, но мне ужасно жаль, что так получилось с твоим братом. Должно быть, это большое несчастье для твоей семьи, и тебе приходится с этим жить.

— Спасибо. Это ужасно, что тебе приходится жить с твоими переживаниями.

— Спасибо, — сказала она. — Я не хочу показаться грубой, но я бы хотела, чтобы ты немедленно ушел.

— Почему? Ты собираешься плакать или что?

Бонни сердито ткнула меня в бок. Так, слегка. Чуть не спихнула меня с кровати.

— Ты собираешься торчать здесь и пялиться на меня?

— Ага.

— Ну, а я не хочу, чтобы тут торчал. Уходи.

— Не могу. Я обещал Гидеону, что сделаю тебе предложение.

— Ну тогда делай свое предложение и вали отсюда.

— Ладно. Выходи за меня замуж.

И тут она все поняла. Она не стала острить насчет моей предыдущей помолвки. Она не стала меня гнать. Она просто сказала «да», а потом отказалась меня поцеловать, потому что сказала, что ей нужно почистить зубы. Я все-таки поцеловал ее. Такой сладостный и приятный поцелуй. Потом она спросила:

— Я на самом деле очень красивая? Объективно?

— Нет.

— Я на самом деле очень хороший человек?

— Неплохой.

Я встал, разделся и лег в кровать.

— Ты на самом деле меня любишь?

— Больше всего на свете, Бонни.

— Я всегда это знала, Стивен.

Мы выключили фарфоровую курицу. Тут и сказке конец.