— Вы зайдете? — Уголки ее губ на мгновение вздрогнули, словно она раздумывала, улыбаться или нет. И решила, что не стоит. Потом повернулась и пошла впереди меня, в гостиную. Зажгла свет и выключила какой-то старый фильм, который до этого смотрела по видику.

Я отметил, что на диванной подушке осталась вмятина от ее головы. Я сел рядом с этим местом: оно было еще теплым. Муз топталась около моих ног, вытягивая мохнатую черную шею, и, по всему видать было, раздумывала, не вскочить ли на диван рядом со мной. Наконец, здраво помыслив, она опустила свой огромный зад на пол, еще раз бросила на меня собачий вариант страстного взора и, как и в первый раз, всем телом обрушилась на мои ботинки. Хозяйка-то, может, у тебя — заурядная личность, пробормотал я себе под нос, но ты — собака потрясающая. И почесал ей брюхо ногой.

Бонни села в кресло-качалку на другом конце комнаты. Комната мне понравилась — вся в желто-персиково-розово-белых тонах. Правда, как раз такого декора я от Бонни не ожидал. Уютно, конечно, но впечатление такое, что тут приложил руку какой-нибудь манхэттенский дизайнер, возжелавший сельских интерьеров. Такая комната должна быть простой, в крайнем случае, — славной, но никак не очаровательной. А тут всего было понемногу: и плетеные тряпочные коврики на рельефном дубовом полу, и старые перины, и подушки, сшитые из еще более старых перин, и гобелены в рамках, а на полке — батарея старых белых кувшинчиков. Плюс ко всему, слева от камина — крашеные кузнечные мехи, достаточно мощные, чтобы раздуть пресловутый очаг в канун Нового года. Бонни заметила, что я осматриваю комнату.

— Когда мы купили этот дом, Сай увлекался американским фолк-артом.

Дабы не быть голословной, она показала на ряд полок, заполненных книгами вперемежку с деревянными утками-манками.

— Он скупал все, что крякало. Как-то даже заказал ткацкий станок 1813 года, с резьбой по дереву. Ума не приложу, что он собирался с ним делать. Ткать на досуге? В общем, однажды мы собрали здесь гостей. Среди них оказался один известный книгоиздатель. Он вошел в комнату, огляделся и воскликнул: «Очень мило!» Такой противный тип! Зачем он это сказал? С той минуты Сай просто возненавидел этот дом.

Я не отреагировал, и она поспешно заполнила паузу, проговорив:

— Так я поселилась здесь, среди утиных стай. Хотите чего-нибудь выпить?

— Зачем вы поехали к Саю на съемочную площадку?

Она очень долго обдумывала ответ:

— Хотела повидаться с ним. К тому же, думаю, я испытывала что-то вроде ностальгии по добрым старым временам.

— Вы имеете в виду вашу совместную жизнь?

— Нет. Мою совместную жизнь с кино. Бывает так, что… — В ее голосе прорезались хриплые нотки, — я начинаю скучать по тем временам. Когда я писала — кое-что получше, чем «легкое облако ткани, напоминающей шелк». А еще я скучаю по людям и…

Тут я ее прервал, а не то она, чего доброго, спела бы мне печальный блюз на тему «О, как я одинок!». А этого я выслушивать не собирался.

— Вы приехали на площадку «Звездной ночи». И что произошло потом? Сай вам обрадовался?

— Думаю, вы сами в состоянии ответить на этот вопрос.

Пятно света от лампы высвечивало ее плечо и прядь темных волос.

— Я хочу услышать это от вас. — Я вытащил ноги из-под Муз. Собака удивленно на меня воззрилась, пораженная столь резким прекращением теплых отношений.

— В чем проблема? Был ли он рад вас видеть или нет? Это не тот вопрос, над которым нужно задумываться.

— По-моему, он был огорчен тем, что я явилась без приглашения, — произнесла она наконец. — Не то чтобы разъярен, в смысле того, чтобы избить и сделать из меня один кровавый синяк, встать мне на голову и… — внезапно она спохватилась, глаза ее округлились. — О Господи, я совсем забыла о вашей профессии. Извините меня, я не хотела потешаться над…

— Все в порядке. Так вы сказали, что в его намерения не входило нанесение вам тяжких телесных повреждений?

— Верно. Но в его намерения также не входило любезничать со мной: «Тсс, Бонни, дорогая, что ж ты не позвонила заранее?»

— И как же он был настроен?

— Что-то среднее между — скажем так — безразличием и яростью.

— Вы не могли бы выразиться точнее?

— Он не вопил.

Тем временем я произвел молниеносное мини-расследование. Ее красный жилет довольно плотно обтягивал ее тело и позволял рассмотреть ее вполне ординарную грудь. Если взять все взрослое женское население мира, грудь Бонни Спенсер как раз и продемонстрировала бы среднее арифметическое.

— Но вполне возможно, что он не вопил именно потому, что опасался не сдержаться и плюнуть мне в лицо.

— Но если вы были близкими приятелями, какой резон ему был так себя вести?

— Бог знает. Может, он взбесился, что я заявилась в неподходящий момент.

— Может быть.

При мысли о том, что целый день я воображал себе эту родную сестру ковбоя с рекламы «Мальборо» Богиней Чувственности, мне нестерпимо захотелось пнуть себя самого в зад.

И тут Бонни подняла руки и пригладила волосы. На короткое мгновение она собрала их в конский хвост. Кожа на ее подмышках оказалась бархатистой, нежной. Я представил себе, как она лежит на диване рядом со мной, голова — на подушке, руки — за головой, и видна эта гладкая кожа. А я наклоняюсь над ней и целую эти места. Провожу по ним языком.

Мне пришлось прокашляться, потому что я внезапно потерял голос.

— Вы заезжали, чтобы узнать о судьбе своего сценария?

— Нет. — Она отпустила волосы, и они упали тяжелой копной. Движения ее были красивы, грациозны, как замедленное повторение удачного кинофрагмента.

— Мы ведь уже просмотрели все его замечания. Я уже приступила к работе над исправлениями.

— Вы говорили, сценарий ему понравился?

— Да.

— А вам никогда не приходило в голову, что он лгал вам по поводу вашей работы — просто, чтобы манипулировать вами?

— А какой смысл ему было так поступать?

— Хотите откровенно?

— Валяйте.

— А вдруг вы сами интересуете его больше, чем ваш сценарий? Может, вы и сами где-то в глубине души это чувствуете, и…

Она вся вспыхнула.

— По-моему, вы заблуждаетесь. Я не из этих нервных нью-йоркских дамочек, которых хлебом не корми — дай сказать о себе гадость. Да и Сай не был законченным подонком, вроде тех, что говорят: «У-у, крошка, как мне нравится твой монтаж!» Я сделала хорошую работу, и Саю она понравилась. Я точно знаю, что так оно и было.

— Ну-ну, я же не собираюсь вас обижать. У меня такая профессия — предусмотреть все возможные варианты. Идет?

Она успокоилась.

— Дело в том, что мы с Саем действительно были друзьями. Понимаете, я не в его вкусе, и не была, даже когда мы поженились, а прошедшие десять лет тоже не прибавили мне ничего по части аппетитности. Я знаю, что его заводили женщины типа Линдси, красивые, очаровательные. Или утонченные, интеллектуальные, с пылу с жару из Йельского университета. Или темпераментные дамы с французским акцентом, свободно цитирующие Расина, с волосатыми подмышками и собственным замком во Франции. А я всего лишь его бывшая жена, и ему никакого резона не было за мной волочиться. Он лучше, чем кто бы то ни было, знал, что я могла ему предложить, и он уже однажды сказал мне «спасибо, не стоит».

— Ну а так, по старой памяти?

Она резко покачала головой. По ее волосам прошли волны.

— Бонни, вы ведь спали с Саем? И именно поэтому так запросто явились к нему на площадку. Просто вам вдруг взбрело это в голову.

— Нет!

— Учтите, если это так, с вас были бы сняты все подозрения. — (Ерунда, разумеется.) — Потому что было бы ясно: два взрослых человека, давно друг друга знают, испытывают друг к другу симпатию…

— Не принимайте это на свой счет, но все это — чушь собачья.

— Ну хорошо, вопрос исчерпан, — сказал я, поднимаясь с места и подходя к ней. Муз, сума переметная, осталась лежать на месте. — Тогда на сегодня — все.

Тут я решил действовать внаглую. Улыбнулся. Подмигнул ей. Надо ее очаровать.

— Простите, если чем-нибудь вас обидел.

— Нет-нет, — сказала она уже более мягко. Мои чары возымели действие. Она взглянула на меня, и ее глаза затуманились, как будто она ждала, что я ее сейчас поцелую.

— Хорошо, — сказал я. — Рад, что мы достигли взаимопонимания.

Я протянул руку к ее волосам и хотел их взлохматить.

Вот незадача! Пуговица с моего рукава запуталась в ее волосах.

— Простите, — сказал я абсолютно искренне и попытался освободить пуговицу. Ее волосы пахли каким-то ранним весенним цветком, я не мог определить, каким именно: гиацинтом, а может, сиренью. Я вцепился в пуговицу и оторвал ее, но, к несчастью, — вместе с прядью ее волос.

— Не расценивайте это как полицейскую беспардонность.

Она улыбнулась. Потрясающая открытая улыбка — символ Дикого Запада:

— Я знаю.

— До встречи, Бонни.

Сев в машину, я достал пластиковый пакет и поместил туда свою добычу — четыре волоска с головы Бонни Спенсер. Три из них были с корнями. Для ДНК-теста вполне достаточно.


Я терпеть не мог иметь дело с женщинами, которые не умели вовремя заткнуться. Видите ли, мужики в принципе не против ободряющего словца, если оно к месту сказано, дельного предложения, искреннего стона восторга. Но до появления в моей жизни Линн долгое время почти все бабы, с которыми я спал, вели себя как экскурсоводы по Стране Секса.

Они все словно затвердили один и тот же текст. Экскурсия проходила так: О-о, как хорошо. О-о, не останавливайся… Указания водителю: побыстрее. Нет, помедленнее, легче, легче. Нет, выше, выше… А потом сведения о том, какие развлечения ждут туриста прямо за ближайшим углом: я хочу взять его в рот (от этого предложения я никогда не отказывался, потому что оно сулило сразу две радости — приятные ощущения и хоть на какое-то время — полную тишину)… Ну и, разумеется, они неизменно сообщали об окончании экскурсии: О-о, это произошло. О, да, да!.. Подожди секундочку. Ах, это слишком сильно. Пожалуйста, не надо, О Боже, нет, Господи, нет!