Марина Туровская

Волшебная ночь forever

Посвящается моему другу Сергею Данчиву.

Автор


Пролог


Мышь поерзала, сидя на толстой попе, помигала изумрудными глазами и вздохнула. Ее большие уши, попав в солнечный свет, бьющий из окна, стали розово-прозрачными и засветились красными прожилками. Мыши стало теплее и уютнее, но все равно необычность ситуации волновала. Нечасто Хозяйка зовет к себе для серьезного разговора.

– Не нервничай. – Женская рука с аккуратными, коротко остриженными ногтями погладила Мышь по голове. – Сейчас что-нибудь придумаем.

– Че тут думать-то? – заскрипел старческий голос непонятного пола. – Тут надоть топать в ближайшую деревню и проводить экспримент .

Мышь повернулась к говорящему и нервно почесала лапкой с тонкими пальчиками свое толстенькое пузо. Древний старик с не чесанными полгода волосами, не бритый месяца два, одетый в футболку, не стиранную с начала весны, пил молоко из чашки с нарисованным Чебурашкой.

Те же женские пальцы дали щелбана по нечесаной макушке.

– Не пугай ее, она еще к обычным людям непривыкшая. – Женская рука опять погладила Мышь. – Но ты, девочка моя, действительно, сосредоточься. Не стоит воровать яйца из курятников в соседнем совхозе и вообще не показывайся лишний раз никому на глаза.

Мышь покаянно вздохнула, вместе с Хозяйкой осуждая свое недостойное поведение, а Хозяйка продолжала стыдить:

– Две школьницы теперь бегают по лесу, хотят тебя поймать для перепродажи. Учитель из местной школы чуть в психушку не попал, сидит над учебниками вторую неделю, пытается тебя классифицировать. А твоя задача увлечь только одного человека, на которого я укажу. Поняла?

Мышь активно кивнула, чуть не свалившись с края стола, на котором сидела. Рядом с нею стояло блюдце с молоком, лежали две яркие морковки и очищенное от скорлупы яйцо. Мышь могла отказаться от чего угодно – от сыра, от грибов в сметане, даже от сладкой молодой морковки и молока, но только не от яиц. Их она любила самозабвенно и страстно, особенно вареные.

Размером с крупную кошку, с серебристой шерсткой, Мышь одним движением лапы подкатила к себе яйцо и почти полностью засунула его в рот. Старикашка проводил исчезновение яйца завистливым взглядом.

– А я буду рядом, для консультации! – обрадовал он. – Вдруг Мышь не сможет правильно опознать нужную кандута… кондитера… туру.

– А ты будешь сидеть дома, сторожить добро и не путаться под ногами! – Голос Хозяйки подбавил строгости. – Никого опознавать не надо, наш лес сам почувствует нужного человека и расступится, а Мышь проведет…. – Одна рука добавила молока из крынки в чашку и блюдце, другая дала второй щелбан по пушистой макушке. – И не лезть, экспериментатор, это женское дело.

Прихватив морковку, Мышь спрыгнула сначала на табуретку, затем на дощатый пол и, переваливаясь с боку на бок, поплелась к тяжелой двери. Старик внимательно наблюдал за нею.

– Чудесная Мышка. – Хлебнув молока, он сделал умное лицо, отчего морщины на лбу собрались в параллельные изогнутые складки и лоб стал похож на старую стиральную доску. – Как ты думаешь, Хозяйка, она такая вымахала из-за волшебства или из-за генетической мутации?

– Сам ты мутация. – Послышался вздох, и женская рука протерла тряпкой стол. – Просто выросла зверюшка, и все. Я ее зимой в курятнике нашла, еле живую от голода. Сама маленькая, а уши в половину тушки. И как пошла расти, как пошла! Ела за двоих, спала за троих, вот и вымахала… непонятно в кого.

Старик, обиженный тем, что его не привлекают к интересному делу, а заставляют сидеть дома, решил подпортить настроение Хозяйке.

– А некоторые, узнав о нашем эксприменте , будут очень злиться. – И старик хитро улыбнулся.

– А пусть та «некоторая» Кикимора сидит на своем болоте… – Женская рука сильно бросила тряпку, та шлепнулась прямо в блюдце с недопитым молоком. Голос неожиданно стал раскатистым и громоподобным: – И не вякает!


* * *


В десятом часу вечера Москва стояла в автомобильных пробках.

Автомобиль Елены полз по Садовому со средней скоростью семь целых две десятых километра в час. До «Маяковской» оставалось километра два. «Лексус» двигался мимо Музея декоративного искусства на Делегатской, и Елена позавидовала безмятежному виду старинного особняка. Захотелось открыть окно и вдохнуть вечерний теплый майский воздух, но не стоило портить впечатление и пускать в машину загазованную отраву.

Радио бормотало о новостях экономики и политики, музыки на этой частоте практически не бывало. Ровный речитатив диктора перекрыл телефонный звонок.

– Алло, Елена, забыла тебя попросить… – Голос Лидии резал слух и воздух. – А ты где сейчас?

– Где я могу быть? В бане моюсь. – Елена осторожно двигалась, перестраиваясь в правый ряд. – О чем хотела попросить?

– Лена, будь добра, посмотри с самого утра отчет рекламного отдела, я не знаю – включать их в премиальные списки или нет.

– Я отчет взяла домой. – Елена сдержала зевок, на несколько минут сняв правую руку с рычага коробки передач. – Завтра утром дам ответ.

– Сколько можно? – Лида искренне возмутилась. – Опять на работе до девяти сидела? Все! Я заказываю два твоих фотопортрета в полный рост. В профиль и фас.

– Ну, – Лена по всем правилам автовождения вписалась в разворот. – Объясняй.

– Объясняю! Повешу их в твоей квартире в холле, на случай, если случится чудо и ты наконец-то родишь ребенка. Пусть он хоть на фотографиях будет тебя видеть… Что это у тебя?

Телефон заливался мелодией «Я милого узнаю по походке…».

– Игорь звонит. Подожди, я думаю, с ним ненадолго… – Лена нажала на кнопку переключения. – Алло, привет, дорогой.

– Привет, Леночка. Я сегодня задержусь, много дел. Приеду вечером или к утру.

– Игорь, – Лена равнодушно зевнула. – Каждый день одно и то же. Вечер ты называешь время после одиннадцати, ночь – пять часов утра, а утро – вторая половина следующего дня. Ты привыкай называть вещи своими именами. Хорошо?

– Хорошо. – Голос Игоря привычно соглашался.

– И много не пей… – Палец Елены ткнул в панель телефона. – Алло, Лид, это Игорь предупреждал, что задержится.

– Вот-вот, и муж родной на тебя лишний раз полюбуется. Что, опять на ночь отпросился? – Все-таки голос у Лиды был в одной тональности с бензопилой отечественного производства. – Тогда, конечно, мне еще года два не гулять на крестинах.

– Все? Лекция по теме «мать и дитя» закончилась? Тогда отбой. И не звони мне с утра, я с утра сердитая. Все, целую…

Автомобиль Лены остановился перед шлагбаумом въезда на территорию элитного дома.

Шлагбаум дернулся и поднялся, пропуская автомобиль. Вышедший охранник вытянулся, провожая Елену почтительно-завистливым взглядом.

Войдя в темную квартиру, Елена, не выпуская из рук портфеля, включила свет, сняла туфли, надела тапки и, пройдя просторный холл, открыла дверь ванной. Ванная была размером с небольшое кафе, с широким окном, со всеми придуманными на сегодняшний день сантехническими изделиями и душевой кабиной. Косметика и парфюм хранились не только на светящихся полках, но и в специальном холодильнике.

Портфель Елена пристроила на мраморный пол рядом с джакузи и нажала на пульте «набор воды».

Пока наливалась вода, Елена сбегала на кухню-столовую, достала из холодильника йогурт и вернулась в ванную.

Перед тем как раздеться, она пристроила на стенках треугольной ванны трикотажную нестандартную сетку, натянутую на деревянный каркас.

В портфеле зазвонил телефон, и Елена, одной рукой вскрывая йогурт, другой достала мобильник.

– Алло?

– Еленочка Николаевна, это Танечка. – Бодро затараторил окающий голос сорокалетней девушки из славного города Костромы. – Я посудку помыла, полы пропылесосила, салатики ваши получила, фруктики на завтра приготовила, бельишко в химчисточку сдала. Только мне денюшка чуть пораньше нужна. А?

– Умница, Танечка. – Чуть нахмурившись, Елена сосредоточилась, что-то считая в уме. – В воскресенье зайдешь за деньгами.

– Вот спасибочки, вот благодарствуйте. Я прямо с утра забегу.

– Не с утра…

– К вечерочку, к вечерочку… До свидания.

Отключив телефон, Елена автоматически положила его в банный халат и начала раздеваться.

Скинув в корзину для белья одежду – всю: и легкий офисный костюм, и нижнее белье, – она взяла портфель, достала из него толстую папку с документами и с нею залезла в бурлящую воду.

Примерно через полчаса глаза Елены сомкнулись, из рук выпала папка и попала ровнехонько в сетку, которую Елена заказала лично для себя лет пять назад, «перекупав» в джакузи несколько журналов, книг и деловых документов.

Проснувшись ночью, Елена выключила воду, вылезла из джакузи и, почти не глядя, нащупала сначала тапки на полу, а затем банный махровый халат на вешалке.

Шлепнулась в кровать прямо в халате, плашмя, лицом вниз.

Утром она проделала обратный путь в ванную и долго всматривалась в свое отражение.

– На фига я забабахала такое зеркало? – спросила себя Елена. – Только расстраиваться.

Сегодня собственное отражение не радовало, и зеркало, три метра шириной и полтора метра высотой, вызывало особо сильное раздражение. Все недостатки, от вертикальной морщинки на лбу и круговой складки на шее до выпирающего животика, виднеющегося в распахнувшемся халате, беспощадно выставляли себя напоказ.

Подняв полы халата, Елена повернулась к зеркалу спиной и оглядела себя сзади.

– А у них, у трансвеститов, не бывает целлюлитов!