— Я опозорила их, — плакала девушка.

Пытаясь ее успокоить, Энн согласилась взять на себя роль посредника, в чем видела изрядный риск, и рассказать обо всем родителям. Оливер очень расстроился, но быстро смирился. Барбара же пришла в ярость.

— Недостаток подготовки — это проклятие, — фыркнула она.

Энн к тому времени уже знала, что сама Барбара вышла замуж, когда ей было девятнадцать, и бросила колледж.

— Я пообещала родителям, что ты летом станешь посещать дополнительные занятия, если они оставят тебя в покое, — с гордостью сообщила Энн Еве, которая продолжала горько рыдать у себя в комнате. В какой-то мере для Энн это была победа, которая, без всяких сомнений, поможет им в дальнейшем стать близкими подругами.

— Я сделаю все, чтобы они могли мной гордиться, — пообещала Ева, решительно поджав губы. Энн вдруг поняла, что в доме царит своеобразный, невидимый дух соперничества, несмотря на довольно-таки свободные методы воспитания. Она все чаще задумывалась, правильно ли это.

Это соперничество особенно заметно проявлялось в поведении двенадцатилетнего Джоша. Мальчик мечтал стать членом юношеской баскетбольной сборной школы. Энн все время слышала, как Джош с упорством, не свойственным ребенку его возраста, занимался с мячом, бросая его в баскетбольную корзину, которую отец смастерил за семейным гаражом.

Как и его сестра, Джош являл собой удачное сочетание черт обоих родителей. У него были карие глаза и высокие, как у матери, скулы, все остальное мальчик взял от отца, даже пропорции лица. Правда, волосы у него также были от матери — каштановые и шелковистые, кудрявой, как у отца, шевелюры не намечалось. Он, как и Ева, носил подтяжки, и это была одна из многих шутливых традиций, указывавших на то, что Роузы — дружная и сплоченная семья.

Отношения между Энн и Джошем с самого начала установились непонятные и какие-то бесперспективные. В свое время она училась в католической школе для девочек, поэтому у нее почти не было опыта общения с мальчиками и подростками. Насколько она помнила разговоры монахинь, мальчики, если таковые вообще существовали, были не чем иным, как посланниками Сатаны. Так что теперь Джош стал нелегкой загадкой, которую приходилось постоянно разгадывать.

Однажды она нашла его с мячом на третьем этаже дома, в коридоре, прямо перед своей комнатой. Она уже успела немного изучить его, и теперь по угрюмому выражению его лица ей стало ясно, что мальчик ждал, когда она выйдет и «случайно» натолкнется на него.

— Ты выглядишь так, как будто только что потерпел самое ужасное поражение в жизни, — проговорила она, останавливаясь около него. Крепко прижимая мяч, Джош выпрямился и посмотрел на нее совершенно сухими глазами, хотя нижняя губа предательски задрожала, выдавая растерянность, которую он так старательно скрывал под напускной храбростью. Она присела перед ним на корточки, заметив, что он намеренно оставил рядом с собой место.

— Этот чертов тренер! — проговорил мальчик и рассказал, что его не взяли в команду. Именно в этот момент, когда ей следовало напрячь все свои силы и изобретательность, чтобы успокоить ребенка и дать ему дельный совет. К счастью, ее дом в Джонстауне стоял рядом со школой, где на волейбольной площадке всегда играли мальчишки, большинство черных.

— Много у вас в команде чернокожих? — спросила она.

Он поднял один палец.

— А тебе когда-нибудь приходилось играть с черными ребятами?

Он пожал плечами, явно не понимая, к чему она клонит.

— Ты походи на те площадки, где играют негры. Пару месяцев поиграешь с ними и в два счета обставишь всех этих неженок белокожих.

Он молча выслушал предложение, все еще пребывая в дурном расположении духа, и решительно уклонился от нее, когда она попыталась обнять его за плечи. Несколько недель спустя Энн услышала, как кто-то говорил о нем на улице, где жили негры, и поняла, что он воспользовался ее советом. Энн понимала, что это мало может повлиять на их взаимопонимание, но все-таки это уже кое-что, лед потихоньку начал ломаться.

* * *

Солнце уже почти скрылось за садом, скоро совсем спрячется за высоким кедровым забором, оставив в воздухе лишь дымчатый красноватый свет. Из кухни, находившейся двумя этажами ниже, доносились экзотические запахи, от которых текли слюнки. Энн знала, что в плите готовится рассыпчатое кушанье с кусочками вареного гуся, свинины, молодой баранины и говядины — все это на пару, натертое чесноком, обложенное чабрецом, лавровыми листьями и еще множеством других трав и специй. На мраморной доске рабочего стола, источая аромат, остывала большая буханка нежного бананового хлеба. Барбара, должно быть, рубит сейчас салат из зелени и грибов, смешивает его в деревянной миске и льет в него масло, предварительно добавляя множество специй. Как всегда по праздникам, к столу будут поданы пирожные и шоколадный мусс.

Да будет Господь всегда с ними и да будет всегда мир царить в их душах, подумала Энн, вдыхая ароматные запахи и вспомнив невероятное количество семейных секретов, которые навалились на нее к сегодняшнему дню. Официально праздничный обед был задуман Барбарой и давался в честь Евы, которая успешно сдала летний экзамен по алгебре, получив «В» с минусом.[16] Энн половину лета помогала Еве учить математику, уверенная в том, что их труды не пропадут даром и девушка получит высокую оценку.

Оливер, узнав о достижении дочери, приготовил собственный сюрприз. Он купил Еве серебристую «Хонду», о чем та еще даже не подозревала. Сейчас машина тихо стояла в гараже, спрятавшись за роскошным «Феррари» Оливера, которым он редко пользовался, но любил и холил, как родного сына.

— Но вы должны сохранить тайну, — предупредил ее Оливер. — Ни единого слова.

Этим утром Барбара пришла к ней в комнату и поведала Энн, что у нее также есть два небольших секрета.

— Джош принят в команду. Только не говорите об этом Оливеру. Это сюрприз. Мы объявим за обедом.

— Вы сказали, что у вас два секрета.

— Я только что получила грандиозный заказ. Куриный galantine[17] на двадцать четыре персоны. Для Паков. Они принимают у себя французского посла во вторник вечером. Только не говорите пока Оливеру. Пусть это будет для него сюрприз, — Барбара обняла Энн за плечи и пристально поглядела девушке в глаза, словно в зеркало. — Знаете, скоро я, наверное, стану основным поставщиком продуктов во все эти посольства. Это будет настоящее, большое дело.

Чуть позже к ней в комнату забежала Ева со своими тайнами, и Энн пришлось слегка побороться с собой, чтобы не выдать девочке всех ставших ей известными ранее «секретов».

— Ты думаешь, этот праздничный обед дается в честь моего «В» с минусом? Наш папочка гораздо больше заслуживает его. Их контора заполучила одного клиента — члена «Большой Пятерки» из Нью-Йорка. Только не говори маме. Папа собирается открыть бутылку Шато Лафит-Ротсчилд урожая пятьдесят девятого года. Когда хорошо идут дела, он всегда так делает.

Энн казалось, что секретов слишком много. На удивление, она не чувствовала себя в стороне от предпраздничной суеты. У нее тоже был свой секрет, и она вспомнила об этом, когда встретила Оливера на черной лестнице. Он как-то раз поднимался из сауны, которую сам построил в подвале дома, проведя туда также и душ. Иногда в бане собиралась вся семья. Родители воспитали в детях спокойное отношение к наготе, хотя с появлением в доме Энн они перестали разгуливать по коридорам в чем мать родила. Этот «секрет» ей в свое время поведал Джош.

Поравнявшись с Оливером на лестнице, она быстро отвела глаза — представшая ее взору картина была довольно вызывающей. Мокрые волосы завивались в колечки, а распахнутый купальный халат открывал загоревшее тело почти до самого пупка. Она не могла заставить себя опустить взгляд ниже, но не могла и не заметить, что кожа его слегка влажная от пота, который, несомненно, был источником исходившего от него чистого, «мужского» запаха. Вид полуобнаженного Оливера вызвал в ней легкую панику.

— Уже скоро, — проговорил он, проходя мимо нее и лукаво подмигивая. — Я собираюсь вручить Еве ключи от «Хонды» за обедом.

Хлопотавшая на кухне Барбара одела длинное розовато-лиловое бархатное домашнее платье, на шее висела нитка жемчуга. Даже Ева решила по такому случаю ненадолго расстаться со своими джинсами: на ней была школьная форма, которая ей очень шла, — короткая темная юбка, блузка и туфли-лодочки. Как и всегда, когда дело доходило до одежды, Энн почувствовала себя неловко. Правда, сейчас на ней широкий бежевый костюм, который подарила Барбара. Он не шел ни в какое сравнение с простеньким платьем, в котором она впервые появилась у них в доме.

Как будто так было условлено заранее, Энн взяла поднос с остывающим банановым хлебом и присоединилась к процессии, шествовавшей в библиотеку, иногда служившую местом семейных собраний. Они прошли по мраморному полу огромного вестибюля, под потолком которого, тремя этажами выше, в проеме лестничного колодца на цепи висела огромных размеров хрустальная люстра. В углу зала высокие старинные часы в корпусе из красного дерева пробили семь раз, подтверждая показания стрелок на циферблате с римскими цифрами.

Оливер сам смастерил огромное количество ореховых полок для библиотеки, где хранились старинные книги в кожаных переплетах. В свободном от книжных полок месте у стены стоял огромный, девяти футов высотой, шкаф XIX века, в котором Оливер устроил несколько полок. Теперь там хранились бутылки со спиртным. На каминной полке выстроилась целая армия стаффордширских статуэток. Их коллекция являлась настоящей гордостью Оливера. Он собрал уже больше пятидесяти молочниц, моряков, Наполеонов, Гарибальди, Красных Шапочек и огромное количество пухленьких и розовощеких фермерских детишек.

На мраморном столике в гостиной горделиво стояли две фигурки, ставшие чуть ли не основоположниками семьи Роузов, — Крибб и Мулинекс, все в тех же угрожающих позах, со сжатыми кулаками. История о том, как Роузы встретились впервые, рассказывалась всем, кто появлялся в доме.