– Это… было имя, которое мы дали тебе. О, дорогая, мне жаль.

– Я Тара. – Мой голос был жестким, давая ему понять, что имя ничего не меняет, мне все равно, кто его дал. – Бабушка… может сказать тебе.

– Да, да, конечно. Тара. – Он откашлялся. – Я уверен, что тебе нужны ответы. – Его тон показывал, что предоставление этих ответов, будет дорого ему стоить.

– Нет. Не совсем. Я все знаю, и с этим все в порядке.

– Так и есть? – Впервые он встретился со мной взглядом, хотя бы на секунду.

Я махнула рукой. – Я имею в виду, что в порядке, насколько это только возможно. Разумеется, у меня была терапия, вещи такого рода необходимо… решать должным образом. – Я кивнула и отпила кофе.

– Мне очень жаль, – сказал он, искренне сожалея.

– Чего жаль? Ты и… моя мать поступили правильно, отдав меня бабушке. Наверное, это было очень сложно для вас обоих. Я не могу представить, что отказываюсь от полных прав на своего ребенка из–за того, что не имею достаточно средств для его содержания. Я искренне сочувствую вам обоим. Но бабушка проделала потрясающую работу. Я люблю ее за это.

Я действительно могла бы обойтись без его постоянного выражения замешательства. Как будто это все было для него новостью. Гул раздражения снова угрожал не опустить этот момент. Я огляделась.

– Так… где же она?

– Она… больше не здесь.

Я посмотрела на него.

– Развод?

– Она умерла. Много лет назад. – Глубокая боль в его голосе звучала так, будто это случилось совсем недавно.

Я кивнула, ожидая прихода боли. Чего угодно. Но у меня не было ничего, кроме пустоты. Я предполагала, что этого можно ожидать, не имея связи. У меня никогда ее не было, поэтому я справилась. Ее смерть меня не коснулась.

– Так жаль это слышать. Как она умерла?

Он посмотрел на свои руки, сжатые на коленях.

– Проблемы со здоровьем. – Он посмотрел на меня. – Она… знаешь, действительно любила тебя. Тебе нужно это знать.

Меня поразила искренняя симпатия к этому измученному старому незнакомцу. Он сильно пострадал, все еще страдал. Я смягчилась.

– О, я в этом уверена, я уверена, что это так.

– Твоя… бабушка была замечательной женщиной. Я ей благодарен. – Его тон и слова, показывали что–то другое, но я не была уверена, что именно. Это была не злость или обида. Больше похоже на сожаление.

– Я тоже.

– Как она?

– О, в порядке. Отлично.

– Здоровье?

Почему он спрашивает? Что он знает?

– Энергичная, как обычно. Сильна, как бык.

– По–прежнему упрямая, как осел?

Я засмеялась.

– Да, она такая. – Я кивала, размышляя, как долго мне придется это выносить, прежде чем для зрителей будет достаточно. По крайней мере, у меня не было матери. Иначе… Ну, я не уверена, что смогла бы так легко справиться.

– Тара…

Я посмотрела на мужчину и приготовилась к тому, что вызывало слезы на его глазах.

– Мне нужно, чтобы ты кое–что знала. – Его голос сгустился и задрожал, когда он пригладил несколько волосков на голове. – Твоя мать… умерла при родах. – Он вытер слезы со своего лица. – У нее был рак, и она отказалась от лечения, поскольку оно могло нанести тебе вред. И… это ее убило. Она просто не была достаточно сильной, чтобы бороться и вынашивать тебя. И я не мог… выносить… после этого, видеть тебя. – Он подавился всхлипом. – Я был бесполезен как отец, родитель, личность. Я оставил тебя в шаге от дома твоей бабушки как… – его голос превратился в слабый шепот, – …как какой–то пакет, просто почту.

Я крепко держалась за образ своего психотерапевта. Сочувствующая, но отстраненная.

– Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти. Я не знала.

Он снова посмотрел на меня в замешательстве, не беспокоясь о слезах, которые катились по его лицу.

– Я так часто хотел присутствовать в твоей жизни. Я думал о тебе, мечтал о тебе. Но… я не смог… каждый раз, когда я пытался, я трусил.

Он сжал руки и продолжил.

– Твоя бабушка меня ненавидит. Это справедливо. Она много лет подряд пыталась заставить меня стать отцом. Я – сраный неудачник. – Вздохнув, он взял чашку кофе, она громко позвякивала на блюдце, расплескивая содержимое. Сдавшись, он поставил ее на стол.

Я посмотрела на Стива и наклонила голову. Наверное, он мог сказать что–нибудь утешительное?

– Это можно понять, мистер… Риз. – Он ненадолго посмотрел на меня, его глаза расширились, но он продолжил. – Должно быть, вам было очень тяжело. Потерять свою жену. Вы, наверное, действительно ее любили. Храни ваше сердце.

Его слова меня успокоили, и я даже немного расслабилась. Наш Стив скрывает еще один талант? Распорядитель похорон?

– Я действительно ее любил. – Мой отец всхлипнул, и его худые плечи поднялись. – Любил больше жизни.

И своего собственного ребенка. Не забывай об этом. Я шикнула на внутренний голос в моей голове. Говорить об этом вслух не имеет смысла. Я осторожно глубоко вдохнула, искусно поставив эмоции на место.

Я огляделась, чувствуя усталость. Что дальше? Сказать, что эта новость ничуть меня не расстроила, было явным признаком того, что я действительно свободна от любых демонов. Я поставила кофе.

– Что ж, мы должны следовать расписанию. – Я встала. – Это такое… облегчение, что мы, наконец, встретились.

Он встал, вытирая глаза.

– Правда? – Слезы снова потекли, и я не могла не подумать, как странно все это выглядело. И унизительно.

– Это действительно так. – Я обняла Люциана и крепко к нему прижалась. – Как кусочек паззла, вставший наконец–то на место. Спасибо тебе за это. Честно.

Он покачал головой, выглядя жалко, как и всегда. Мы поспешили к входной двери, готовясь уйти.

– У тебя милый дом.

– Спасибо, – пробормотал он позади нас.

Я как могла быстро добралась до машины, игнорируя умоляющий взгляд Люциана. Не сейчас. Без сомнения, он думал, что я плохо справилась. Без разницы. Я не собиралась фальшивить с эмоциями. Какое это доминирование? Я знаю, что в первый раз, вероятно, получила низкие баллы за проявление гнева по отношению к этой суке, Рите. В этот раз это не повторится.

Мы ехали в тишине несколько миль, и я вдруг вспомнила о своем скрапбуке дома, который начала, когда мне было пять лет. Я никогда не говорила бабушке, но там была речь о моих настоящих родителях. Мне нужно было заполнить ее воображаемыми предметами, представляя ту жизнь, которую я бы могла иметь. Возможно.

Я постучала в темную панель передо мной, и она опустилась.

– Ты можешь вернуться? Я кое–что забыла.

Стив сделал паузу, но кивнул.

– Конечно. Безусловно.

– Спасибо. – Я откинулась назад и посмотрела в окно, молясь, чтобы Люциан не заговорил.

– Что ты делаешь, любимая?

– У меня есть скрапбук дома. – Я отмахнулась и пристально рассматривала окрестности, которые мы только что проехали. – Просто хочу кое–что взять.

– Хорошо, детка. – Он погладил мою руку, и я изо всех сил старалась не съежиться от слабости.

Я вышла из машины, когда мы остановились у дома отца, подошла к двери и постучала. Когда он ее открыл, я улыбнулась.

– Извини, что снова беспокою.

– Нет, нет. – Он быстро открыл дверь. – Что случилось?

– Ну, – я рассмеялась. – Это глупо, но… я завела скрапбук, и мне было интересно, может быть, ты сможешь дать мне что–нибудь, что будет обозначать каждый год моей жизни? Это может быть что угодно. Пусть даже мелочь.

Странная просьба на мгновение ввела его в замешательство, но в конце концов, он отошел в сторону.

– Я уверен, мы найдем то, что тебе нужно. Проходи.


Глава 9

Я внимательно наблюдал за Тарой. Она слишком, слишком контролировала себя. Как бомба замедленного действия. Воздух практически шипел вокруг нее. Она прошла на кухню и попросила мешок для мусора, затем последовала за отцом, расспрашивая о всех предметах, с которыми сталкивалась, о личных деталях, скрывающихся за оболочкой безликой отчужденности, заполняющей дом. По крайней мере я знал, куда она зайдет со своей тактикой.

К тому времени, как мы охватили восемнадцать лет ее жизни, за исключением первого года, я был готов сдаться. Сентиментальность не мой конек, но даже я почувствовал жалость при виде ее скудной коллекции. А потом стало только хуже. Не нашлось ничего, что бы символизировало первый год.

Она остановилась на своем восемнадцатом году, но я думаю, это, скорее, связано с тем, что ей странно делать это на публику, чем с тем, что она пережила все случившиеся. Стоя там, в доме своего отца, она выглядела уязвимой. Единственное, что ее сдерживало, это явная решимость и отстраненность, которую она использовала в качестве защиты. При первой трещине она развалится на куски.

Я тщательно подбирал слова, но это нужно было сказать. Она не станет повторять испытание, так что это ее последний шанс.

- Ты уверена, что это все, что ты хочешь, любимая? У нас есть еще время. Возьми все, что нужно.

- Мне больше ничего не нужно. Я просто… знаешь, ненавижу недостающие детали паззла.

Судя по случайным предметам в ее мешке, она добавила еще восемнадцать деталей паззла в свою коллекцию загадок жизни. И то, в какую мозаику складывались эти детали, было самой большой загадкой.

- Я согласен с твоим парнем, - сказал ее отец. - У нас есть все время мира. - Он с усердием выполнял ее просьбу, как будто это поможет компенсировать то, что он был чертовски трусливым папашей.