– Хватит красться сзади, Кэт, иди сюда! – нервно вскрикнула Элен, когда я нечаянно наступила на сухую ветку, и та с хрустом сломалась.

Я прибавила шагу и поравнялась с ними.

– Давайте сядем на самый верх, оттуда будет красивый вид на поле, – сказала я и побежала к трибунам.

Я забралась на самый верхний ряд. Длинная лавка была покрыта пылью и сухими сосновыми иголками. Я очистила место для всех троих и, сев с краю, огляделась. Сверху, как на ладони, было видно поле, близстоящие домишки с огородами, а также порувшевшуюся кирпичную стену старой школы. Элен стояла посередине поля, обнимая бутылки с алкоголем, а Антон висел на футбольных воротах. Обеими руками он держался за широкую трубу над головой, и, подтягивая себя к ней, смешно выдвигал нижнюю челюсть. Подтянувшись, он свободно повисал в воздухе, а спустя какие-то секунды, проделывал это еще раз. Его лицо опять кривилось от натуги, а подбородок выдвигался, как ящик комода. Высокие острые каблучки Элен были воткнуты в мягкую траву, а ее напряженные ножки, подобно ножкам циркуля, собирались описать окружность.

– Антон, ты еще долго там? – громко и капризно выговаривала она.

– Иду! Последний раз!

С этими словами он взмыл вверх и разжал вспухшие, побелевшие от натуги, руки.

– Двадцать! Элен! Двадцать раз! – крикнул он, когда приземлился на ноги.

Элен провернулась на каблучке и обиженно зашагала в мою сторону. Я вскочила и, подняв руки вверх, захлопала в ладоши сильно так, что они загорели и зачесались.

– Уху! Уху! – ликовала я и продолжала хлопать.

Антон посмотрел в мою сторону, затем склонил голову и присел в глубоком реверансе. Элен тоже посмотрела на меня и своим острым сверлящим взглядом приказала мне смолкнуть и сесть. Я шлепнулась на лавку и, опустив руки, почувствовала укол булавки подмышкой.

– “Как конвоиры, стерегут каждое мое движение. Впредь мне следует быть сдержанней”, – подумала я и застегнула булавку.

Спустя какой-то час Элен уже была на середине второй банки своего джина-тоника и пути к губам Антона. Я ковыряла осколком стекла угол деревянной скамейки, а она, положив голову на Антоново плечо, писала пальцем что-то невидимое на его коленях.

– “П-о-д”? – гадал Антон.

– Да, нет же, следи за пальцем, – с хмельной тягучестью в голосе говорила Элен и хихикала.

– “Пэээ”, – тянул Антон, – “ооо”, потом “ууу”.

– Да, где “у”– то? Это не “у”. Еще раз смотри!

Элен снова ткнула пальцем в ногу Антона и повела им по дуге.

– Говорю же – это буква “у”! – настаивал тот.

– Да нет!

– Я не понимаю, что ты хочешь, Элен. Какая-то глупая игра! Просто скажи!

– Поцелуй! Она хочет поцелуй! – не выдержав, громко сказала я.

– Кэт! Ты у меня дома получишь! – резко ответила Элен и шлепнула меня по спине.

– Что? Прям здесь? Но мы же не одни! – смутился Антон.

– Это ты о Кэт? Все в порядке, она не станет за нами подглядывать, да ведь, Кэт?

Я ничего не ответила, а только наморщила лоб и еще ниже склонила голову над лавкой. Все трое замолчали и стали дожидаться момента, когда выпитый алкоголь не только сообщит членам подвижность, но и принесет в голову смелые неловкие мысли.

– У тебя есть девушка, Антон, – спросила Элен, когда правильный момент настал.

– Нет, – ответил он.

– А была? – незамедлительно последовал второй вопрос.

– Конечно, была.

– А почему “конечно”? – хитро с улыбкой снова спросила Элен.

Антон тоже улыбнулся и, прищурившись, посмотрел вдаль.

– А “конечно”, потому что не вижу ничего особенного в том, чтобы интересоваться девчонками в семнадцать лет. Это нормально!

– Ааа, – протянула Элен, – значит – ты нормальный.

– Стараюсь им быть, – ответил он и широко улыбнулся.

Элен повернула ко мне голову и, глядя мне прямо в глаза, продолжила свой разговор с еще большей иронией.

– А сколько девушек у тебя было, если не секрет?

– Зачем тебе это знать, Элен? – спросил Антон и тоже посмотрел в мою сторону.

Элен еще на несколько секунд задержала свой колкий взгляд на мне а затем ответила:

– Просто некоторые считают тебя особенным, вот я и решила узнать.

Я перестала дышать и растерянно зашалила глазами.

– Я? Особенный? Я самый обычный! – воскликнул Антон и рассмеялся.

– Вот и прекрасно! Я так и думала! – добавила Элен и тоже засмеялась.

– “Зачем она это делает? – подумала я. – Не все ли ей равно, сколько у него было девушек? Можно подумать у своих ухажеров она была единственной.”

– А как насчет тебя, Элен? Был ли у тебя парень? – спросил Антон, когда смех стих.

– Был, – коротко ответила она.

– А где же твое “конечно”? – снова спросил он, близко подставив к ней свое лицо.

Элен медленно повернула голову, и их губы оказались на том опасном расстоянии, когда уже было трудно сопротивляться действию силы магнитных полей.

– А нет никакого “конечно”, – сказала она ему прямо в лицо и добавила: – потому что я как раз-таки особенная.

– Что это значит? – спросил Антон.

В ту самую секунду что-то пошло не так, и поцелуй, чей процент вероятности, казалось, был теоретически высок, на практике без остатка испарился в воздухе. Элен одернула короткий подол юбки и, смахнув с черной замши своих туфлей сосновые иголки, сказала:

– Это значит, что у меня есть сердце.

По нисходящей интонации ее голоса Антон понял, что разговор окончен и замолчал. Элен же погрузилась куда-то глубоко внутрь себя, а ее влажные от алкоголя глаза, не моргая, стали смотреть в ночную пустоту. На скамейке я нацарапала его имя и со всей силы запустила стекляшку в воздух.

– Я пойду, – сказала я и начала спускаться вниз.

– Куда ты, Кэт? – крикнула мне вслед Элен.

– Я буду ждать вас на дискотеке.

– Стой, мы бы могли… – начал было Антон, но Элен перебила его:

– Пусть идет.

Как только мои ноги коснулись земли, я припустила бегом через футбольное поле. Я пробежала мимо кладбища и остановилась только тогда, когда повернула на дорогу, чтобы отдышаться.

Деревню укрывала глухая безлунная ночь. Кое-где окна домов светились разноцветными огнями работающих телевизоров. Я направилась к центру, где располагалось старое здание дома культуры, и где на первом этаже каждую субботу крутили пару затертых кассет с танцевальными хитами.

Дискотеки я не любила, но в тот вечер я чувствовала, что нет для меня больше дороги домой, к бабушке, в свою постель и к своим долгим часам приятного одиночества. Внутри меня росла и ширилась огромная пустота, и все, что хотелось этой ночью, так это толкаться в каком-нибудь темном месте среди охваченных эйфорией молодых парней и девчонок и из-за оглушительной музыки не слышать собственных мыслей.

Когда впереди, в темноте, я уже могла различить фигуры стоящих возле клуба людей, сзади меня настиг рокот мотоциклетного мотора. Я оглянулась. По дороге на всех скоростях несся мотоцикл. Свет от его фары ударил мне по глазам, и я прикрыла их рукой. Он поравнялся со мной, и тут я заметила на мотоциклисте все ту же черную кожаную куртку и красный шлем.

– “Это же тот самый парень, который уже чуть не сбил меня сегодня!” – подумала я.

Парень вывернул рукоятки руля своего мотоцикла до предела и тот взвыл, как бешеный зверь. Звук тотчас же разнесся на многие километры и отозвался эхом. Мотоциклист резко затормозил у клуба, и люди, толпящиеся у входа, расступились. Он спустил ноги с мотоциклетных подножек и заглушил мотор.

Когда я подошла, он уже был окружен толпой девчонок, смеющихся одна громче другой и норовящих усесться позади него на мотоцикл. Его красный шлем висел на руле. Среди пышноволосых девичьих голов я смогла рассмотреть его лицо. Он был довольно привлекателен: глубокие карие глаза, один из которых он все время щурил, правильный ровный нос и худые остроугольные скулы. У него были курчавые темные волосы, и челку, которая гирляндой свисала до самого его подбородка, он постоянно откидывал на затылок, запуская в нее растопыренные пальцы на манер расчески. Он говорил низким немного хриплым голосом, и, когда смеялся, то этот хрип трансформировался в какой-то режущий слух скрип, наподобие скрипа мотоциклетных тормозов. Когда он смеялся, его рот имел свойство растягиваться одновременно во все стороны и образовывать огромную дыру, окруженную идеально ровным рядом белоснежных зубов. Это совершенно отталкивающее, на первый взгляд, свойство, как ни странно, притягивало девчонок, и они все в буквальном смысле этого слова смотрели ему в рот.

Он достал из кармана пачку сигарет и, сделав широкий круговой жест, предложил девчонкам закурить. То же он проделал и с зажигалкой, и вскоре вся компания зачадила едким сизым дымом.

Я заплатила за вход и вошла внутрь. Повсюду раздавалось приглушенное ритмичное клацанье. По мере того, как я продвигалась к главному залу, этот шум делался громче и начинал бить меня в грудь. Танцпол представлял собой большую площадку прямоугольной формы с рядом наполовину задрапированных шторами окон. Из-за большого количества людей и высокого градуса их настроения в помещении было невозможно душно и сыро. Испарина покрывала оконные стекла, стены и лица танцующих. Под потолком, над головами висел большой шар, в зеркальных гранях которого отражался свет прожекторов.

Я вошла и встала у окна. Парень, стоящий на небольшом возвышении в глубине зала, стал колдовать что-то над столом, где лежала его аппаратура, и вскоре рванный синкопный ритм сменился быстрым постукиванием. Толпа взвыла и закопошилась еще энергичней, а я, уловив момент, юркнула в самый ее центр. Лицо, плечи и голые руки тут же обдало проволглым дыханием, и в нос ударил крепкий спиртной дух. Я закружилась на месте и закивала головой, как бы приветствуя окружающих. Сделав полный оборот, я закрыла глаза и задергала руками. Время от времени я попадала кому-то в живот и по спине, и в ответ мне прилетали точно такие же тумаки.