— Я был к вам слишком снисходительным. — Он ткнул в нее пальцем. — Ты постоянно куда-то исчезаешь и отказываешься говорить, с кем встречаешься или чем в это время занимаешься. А Оливия берет карету и уезжает, не говоря ни единой душе куда. Если вы обе не объясните мне, что происходит, я приму срочные меры.

Роуз слегка наклонилась вперед, ее глаза тревожно расширились. Уже хорошо!

— Может быть, мне придется запереть тебя в твоей комнате на несколько недель. — А вдруг ей это понравится? Пришлось добавить: — Я лишу тебя чтения, рисования, занятий музыкой и даже запрещу видеться с Оливией… Пока ты не начнешь есть.

Оуэн не думал, что Роуз умеет смотреть так сердито. Наконец ему пришел в голову еще один способ, как добраться до нее.

— Деннисон! — гаркнул он.

В дверях кабинета появился дворецкий.

— Меня зовут Ходжес, ваша светлость. Деннисон остался в городе.

Оуэн зажал переносицу пальцами. Ему, конечно, это было хорошо известно, однако в том, чтобы выкрикнуть имя Деннисона, было что-то успокаивающее, в особенности когда он был возмущен до глубины души.

— Благодарю, что просветили меня, Ходжес, — сухо заметил он. — Скажите Чарлзу, что я хочу видеть его.

Дворецкий склонил голову и исчез.

Роуз снова выпрямилась в кресле и стиснула руками подлокотники. Интересно!

Оуэн собирался допросить старшего конюха еще раз, чтобы узнать, что из вещей Оливия взяла с собой, когда уезжала. Может быть, ему известно больше, чем он говорит.

Он обратился к Роуз:

— Чарлз каким-нибудь образом участвовал в этом?

Она покачала головой, но щеки у нее порозовели. Оуэн вдруг вспомнил подметное письмо.

— Оливия встречается с ним?

Роуз неистово замотала головой.

Он наклонился к ней, их глаза оказались на одном уровне.

— Я хочу узнать правду.

Скрестив руки на груди, она с вызовом смотрела на него. Что такое? Что случилось с его кроткой и послушной сестрой?

До появления Чарлза Оуэн расхаживал по комнате взад и вперед. Держа шляпу в руке, главный конюх вошел и отвесил поклон в сторону Роуз.

— Вы хотели меня видеть, ваша светлость?

— Садитесь. — Он указал ему рукой на кожаное кресло рядом с креслом Роуз. Она избегала смотреть на Чарлза, а он — на нее. Так, как будто оба чувствовали себя в чем-то виновными. Стараясь, чтобы голос его звучал ласково, он спросил: — Когда леди Оливия уезжала сегодня утром, при ней был какой-нибудь багаж? Может быть, саквояж или корзина?

Чарлз нахмурился:

— Никакого багажа, сэр. Только маленькая… Такая штука, которую вешают на руку.

— Что говорит о том, что она не собиралась где-нибудь заночевать. Во что она была одета?

— Сэр?

— Какая на ней была одежда?

— Не могу сказать, сэр. Кажется, то ли голубая, то ли зеленая. А может, и желтая.

— Приятно слышать, что в лошадях вы разбираетесь лучше, чем в женской моде, Чарлз.

— Да, сэр.

Неожиданно разговор прервала суматоха, возникшая в коридоре. В абсолютно непозволительной манере в комнату ворвался Ходжес.

— Леди Оливия вернулась! — завопил он.

Не успел дворецкий закончить свои слова, как в кабинет впорхнула Оливия.

Она широко улыбнулась, как будто ничто на свете не могло взволновать ее, но тут увидела сидевших бок о бок Чарлза и Роуз. Прижав руки к груди, она бросила взгляд на Оуэна.

— Значит, тебе все известно. Надеюсь, ты проявил выдержку, Оуэн. Чарлз в известном роде — джентльмен.

— О чем это ты толкуешь?

Оливия приложила руку ко рту.

— Оливия!

— Не важно. Уверена, всем было любопытно, куда я делась.

Оуэн стиснул зубы.

— Любопытно? Нет. Умирали от тревоги? Да.

— Я хотела сделать вам сюрприз.

— Я не в настроении разгадывать загадки, — предостерег он ее.

— Посмотрите, кого я вам привезла! — Она повернулась и представила свой трофей.

Секунду он стоял не дыша.

Аннабелл?

— Добрый вечер, ваша светлость. — Увидеть ее было для Оуэна как удар под дых. Две недели, прошедшие после ее ухода, показались ему месяцами. И теперь Аннабелл стояла перед ним во плоти. Ее каштановые волосы золотились, серые глаза сияли, а подбородок был высоко вздернут.

— Как вы здесь оказались?

— Я уговорила ее приехать, — ответила Оливия.

— Зачем?

Она пожала плечами:

— Потому что не знала, что еще можно сделать. Ты собираешься рискнуть жизнью на дуэли с лордом Уинтропом. Роуз объявила голодовку. Я боюсь до смерти, что потеряю вас обоих.

— Позвольте мне уйти. — Чарлз, поднявшись со своего места, посмотрел на Роуз, словно прося разрешения у нее.

И неожиданно у Оуэна в голове сложилась вся мозаика. Какой же он тупой!

— Подожди, — сказал он, и старший конюх снова сел в кресло. — Я думаю, тебе пора рассказать, что у вас с Роуз.

Чарлз, успокаивая, коротко улыбнулся Роуз, потом посмотрел Оуэну прямо в глаза.

— У меня дружеские отношения с вашей сестрой, сэр. Кому-то это может показаться неподобающим, когда такая высокородная особа, как она, проводит время в компании слуги, и мне очень жаль, что пришлось обманывать вас. Однако поверьте, ваша светлость, я никогда не относился — и не буду относиться — к ней иначе, как к леди, которой она и является.

Гнев овладел герцогом. Он скрестил руки на груди, чтобы удержаться и не врезать наглецу в челюсть, затем смерил взглядом Оливию и Аннабелл.

— Вы обе прекрасно знали об этом, да?

Аннабелл кивнула головой, а Оливия заговорила:

— А что мы могли поделать? Ты никогда не разрешил бы Роуз видеться с ним.

— В этом конкретном случае ты права.

— Я знала это, — сказала Оливия. — Тебя беспокоит только то, что Чарлз — слуга, а Роуз — сестра герцога. Ты никогда не обращал внимания, как Роуз была счастлива рядом с ним и как он к ней прекрасно относится.

— Что за бред!

— Остановитесь, ваша светлость! — Чарлз поднял руку. — Вы заставляете страдать леди Роуз. Она любит вас больше всего на свете. Мне не хочется быть причиной раздора между вами. Я соберу свои вещи, и завтра утром меня уже не будет в поместье.

— Весьма разумное решение, если ты ценишь свою жизнь.

Роуз не поднимала глаз от пола, ее всю трясло.

Чарлз опустился перед ней на колено.

— Простите, леди Роуз, и прощайте.

Она задрожала еще сильнее, бледная и опечаленная. Оуэн засомневался, что она когда-нибудь сумеет простить его. И перенесет ли вообще этот удар?

Старший конюх направился к двери, в тишине комнаты раздавался лишь тяжелый стук его шагов. Этот парень был чертовски хорошим конюхом и очень нравился Оуэну. Какой стыд, что…

— Остановите. Его. — Слова Роуз были отрывистыми, но четкими и понятными.

Все замерли. Сначала Оуэн подумал, что это ему померещилось. Он упал на колени и схватил ее за плечи.

— Ты заговорила! Я тебя слышу!

Роуз с такой силой вцепилась в подлокотники кресла, что костяшки ее пальцев побелели.

— Подожди, Чарлз. — Оуэн подхватил Роуз на руки. — Все еще, может, образуется.


Роуз заговорила!

По щекам Аннабелл потекли слезы, не только из-за Роуз, но и из-за Оливии и Оуэна тоже. Они так долго ждали этого дня. И хотя Роуз произнесла всего лишь два простых слова, она сумела победить свой недуг. Может быть, следующие слова дадутся ей намного легче. Аннабелл надеялась на это.

Такого быть, конечно, не могло, но тем не менее Оуэн стал еще красивее. В гневе его зеленые глаза потемнели и стали похожи на бушующее море. Черные брови сошлись на переносице так плотно, что ей захотелось провести по ним кончиком пальца, чтобы унять все его тревоги. Но сейчас, когда он склонился над Роуз, его лицо превратилось в лицо доброго греческого бога, терпеливого, благожелательного и сильного.

У нее возникло неудержимое желание обвить его руками и разделить с ним благоговение перед случившимся чудом. Но она не могла себе этого позволить, по крайней мере на глазах у свидетелей.

Как только Роуз пришла в себя и успокоилась, Оуэн предложил всем перейти в гостиную, чтобы сесть и обсудить оставшиеся вопросы.

Аннабелл наконец представилась возможность оценить великолепие главного дома поместья Хантфорд. Снаружи здание походило на средневековый замок, только башен было не так много и окна огромные. Внутри помещения поражали своими размерами и богатством отделки. В гостиной бросалось в глаза сочетание темно-коричневого и темно-красного цвета, изысканное и немного мрачное. Аннабелл почему-то сразу вспомнила про роскошный торт.

Они с Оливией вошли в комнату и уселись на парчовую софу. Роуз и Чарлз сели напротив. Оуэн устроился в кресле между ними, как судья, ведущий процесс.

Аннабелл почувствовала себя незваным гостем, вмешивавшимся в дела чужого семейства.

— Мне, наверное, лучше уйти, чтобы вы могли поговорить обо всем откровенно.

— Нет! — рявкнул Оуэн, впрочем, не очень громко. Чудо, случившееся с Роуз, смягчило его. — Я хочу знать, где Оливия провела целый день. Я хочу знать все о Роуз и Чарлзе. Но самое главное, я хочу покончить со всеми секретами и тайнами!

Терпению Аннабелл, которое помогало ей сносить печаль и не давать воли своему гневу, пришел конец. Как он смеет обвинять Роуз и Оливию в том, что у них есть от него секреты? Самому-то ему слишком стыдно рассказать сестрам об их с ней связи. А каких-то несколько минут назад он выбранил Роуз и Чарлза за то, что они встречаются!

Но ведь именно Оуэн завел любовную связь со служанкой.

Место было не то и время было не то, однако Аннабелл решилась:

— Вы всерьез считаете, что мы должны открыть все наши секреты, ваша светлость?