Разумеется, если только она не влюбится безумно в него самого.

Стук колес заставил ее снова посмотреть в окно; одной рукой она схватилась за занавес. Очертания ее стройного тела в шелковом платье лимонного цвета, ее задумчивое лицо, когда она стояла у окна, запечатлелись, наверное, навсегда в его памяти.

— Лорд Фосетт уезжает, — сказала она с явным облегчением.

— Значит, ты избавлена от необходимости объяснять свой отказ, — пробормотал он, выпрямляясь. — И теперь самое время покинуть мою спальню, прежде чем кто-нибудь узнает, что ты была здесь.

— Дельный совет. — Она скорчила гримаску. — Я уже выслушала нотацию от брата насчет того, что мы с торбой на самом деле не родня.

Майлз не раз задавал себя вопрос — удается ли ему обманывать Люка относительно своих чувств к Элизабет.

— Вот как?

— Люк сказал что-то о том, чтобы мы никуда не ходили вдвоем. Я заметила ему, что он слишком заботлив.

— Вот как? — повторил Майлз с циничной усмешкой.

Она направилась к двери, изящно взметнув шелковые юбки и распространяя аромат сирени.

— Я сказала ему, что наши отношения не изменились только оттого, что мы стали немного старше.

— Вот как? — в третий раз тихо сказал он, а она вышла из комнаты.

Глава 11

Дневник лежал на письменном столе, и Мэдлин смотрела на него, как смотрят на свернувшуюся кольцом змею.

Он причинил ей большие неприятности, и пока происходили эти неприятности, способствовал переменам в ее жизни. И теперь она не могла не задаваться вопросом, как реагировал бы Колин, если бы узнал, к чему привела его привычка записывать свои сокровенные мысли.

Когда ей вернули дневник, она сразу же заперла его в сейф для сохранности. Раньше она хранила его просто в ящике стола. Но, быть может, благоразумнее будет поместить его в какое-то место получше.

Честно говоря, она попыталась забыть о дневнике, но теперь вынуждена была достать его и, по крайней мере, подумать о том, не стоит ли его прочесть.

Больше всего ее интересовало, как лорд Фитч смог завладеть дневником, лежащим в ящике стола. Если он сделал это однажды, где гарантия, что не сделает во второй раз?

В кабинете стояла тишина, кожаное кресло Колина было уютно потерто, потому что он любил уединяться и сидеть в этом кресле. Мэдлин всегда снисходительно относилась к его стремлению уединиться, подозревая, что он много времени проводит в мечтах, разгадывает словесные головоломки, читает и, судя по всему, делает записи в дневнике. Книжные полки, стоявшие по стенам, обшитым дубовыми панелями, были полны его любимых книг, там же хранились курительные трубки и банки с табаком, стоявшие на тех же местах, где он их оставил.

Как сильно ее любовник отличается от него во всех отношениях.

Романтическая натура ее мужа выражалась в любви к цветам, к пикникам при лунном свете и в сочинении стихов.

Люку больше подходили реальные дела — избавить ее от нежелательного присутствия у нее в доме истекающего кровью человека, изъять краденое у вора. Можно не сомневаться, что эти мужчины совершенно непохожи, но, резко напомнила себе Мэдлин, она ведь не ищет замену Колину.

По стихам, которые Колин посвящал ей, можно было только воображать, что он записывал в дневнике, считая, что никто не увидит написанного. Вторжение в его сокровенные мысли по-прежнему казалось ей чем-то нехорошим, но эта уверенность уже была поколеблена Фитчем и, возможно, ей будет легче переносить похотливые взгляды и гнусные предложения его сиятельства, если она будет знать в точности, что прочел этот человек.

И все же потребовалась некоторая храбрость, чтобы раскрыть тетрадь в мягком кожаном переплете. Обложка была измята, потому что ее открывали и закрывали в течение многих лет. При виде знакомого небрежного подчерка мужа в горле у нее застрял комок, но она заставила себя приступить к чтению.

Только через полчаса она наткнулась на первый действительно личный кусок. Оказалось, что Колин не вел регулярный дневник, а просто время от времени доставал тетрадь и записывал то, что казалось ему интересным из житейских мелочей, в том числе, как заметила Мэдлин с приятным интересом, рассуждал о женщинах, за которыми ухаживал до того, как они познакомились. Это воистину был личный дневник, и Мэдлин погрузилась в него с увлечением.

Дойдя до одного места, она поглубже уселась в кресло, вытянула под столом ноги в туфельках и пробормотала удивленно:

— Кэрол Фолкс — вот уж, право.

Кажется, он не прикасался к дневнику некоторое время до того утра, которое последовало за их брачной ночью.


«…более взволнован, чем моя молодая жена. Я старался не быть слишком пылким и не пугать ее, и мне кажется, было что-то неловкое в том, как я соблазнял ее, но все-таки ее девственность не выходила у меня из головы. Мэдлин оказалась восхитительно отзывчивой к нашей близости, она с легкостью приняла наше совокупление, и не настаивала на том, чтобы я погасил свечи, хотя я охотно погасил бы их, пожелай она этого. Я с радостью заметил, что она из тех женщин, у которых очень чувствительные груди, так что когда я посасывал их, она дала понять, что ей это нравится, проводя то и дело пальцами по моим волосам. Я приложил максимум усилий, чтобы не причинить ей боль, но она побуждала меня тихими вздохами и соблазнительными движениями бедер, и я с радостью понял, что боль для нее не имеет значения по сравнению с очевидным наслаждением от самой близости.

Я уверен, что женился на очень страстной женщине…»


Она сидела в одиночестве, держала дневник в руках и отчаянно краснела, вспоминая тот вечер. Колин ошибался; она очень боялась, но знала: он сделает все возможное, чтобы все прошло как можно более приятно, и это уменьшало ее страх. Все состояло из прикосновений, нежных поцелуев и кончилось откровением — неожиданным удовольствием. Оргазм она не испытала, но ей понравилось ощущать на своем теле его губы и руки; хорошо было узнать, что она доставила ему столько наслаждения, что она обладает такой властью и что между людьми существует такая близость.

В ту ночь она поняла свои возможности не только жены, но и женщины, и была очень благодарна Колину за то, что он постарался познакомить ее с радостями, которые испытывают мужчина и женщина в спальне.

Но отвратительно, что Фитч смог бросить взгляд на то, что произошло в ее первую брачную ночь.

Тихий стук в дверь заставил ее вздрогнуть, как будто она занималась чем-то нехорошим, и ей пришлось подавить смешное желание сунуть дневник в ящик стола.

— Да?

Хьюберт с извиняющимся видом открыл дверь.

— Вы сказали, миледи, что собираетесь остаться дома и провести спокойный вечер, но к вам посетитель, который попросил доложить о себе.

Мэдлин бросила взгляд на часы, стоящие в углу, увидела, что почти десять — не так уж поздно, по меркам светского общества; многие приемы даже не начинались ранее полуночи, — но все же для светского визита время позднее.

— Кто это?

— Виконт Олти.

Люк. Невозможно было не почувствовать удовлетворение и волнение. Причиной того, что она решила не ехать ни в одно место, куда ее пригласили в этот вечер, было отчасти нежелание встретиться с ним на людях. Она совершенно не была уверена, что сможет сдержать свои чувства, после того как они провели ночь в любовных ласках. Ей хотелось убедиться, что он не игнорирует то, что случилось, но как это сделать? Управлять Люком нелегко — на этот счет она не питала никаких иллюзий.

Но он решил зайти к ней. Какая удача! И она пробормотала, стараясь держаться как можно с большим достоинством и холодностью:

— Пожалуйста, проводите виконта сюда и принесите кларета.

Что сказал бы об этом Колин? Такой вопрос она задала себя впервые. Отчасти она понимала, что Марта права: он хотел бы, чтобы она была счастлива. Но с другой стороны, она думала, что он мог быть ревнивым, властным, защищающим свои владения — хотя с Люком это было бы бесполезно. Ее любовник не выдвигал никаких требований, а всего лишь хотел отвлечься.

Но все же захотел ее увидеть.

— Слушаю, миледи.

Теперь она пожалела, что в такой поздний час одета в дневное платье из муслина с узором из веточек — ей не захотелось переодеваться к обеду, ведь она собиралась обедать в одиночестве, поэтому и велела накрыть в гостиной наверху. После того как ее сына выкупали, она почитала ему, и постепенно он задремал, уютно свернувшись рядом с ней. Тревор очнулся только тогда, когда дракон устремился вниз, чтобы похитить деву. Мальчик увлекался драконами, а не прекрасными девами, но можно было не сомневаться, что со временем вкусы, его изменятся.

— Вы никуда не собираетесь.

Эти четыре слова были констатацией факта, а не вопросом, Люк вошел, немыслимо элегантный в темном вечернем костюме, окинул взглядом ее весьма небрежный туалет, не выразив ни укора, ни одобрения.

— Это чтобы избежать возможных кривотолков?

— Нет, — ответила она честно. — А разве уже начались кривотолки?

— Отчасти. — Он многозначительно посмотрел на новый ковер. — Я вижу, что все доказательства несчастья, случившегося с лордом Фитчем, удалены.

— Вряд ли я могла бы оставить тот ковер. — Мэдлин бросила взгляд на кресло. — Прошу вас, садитесь. Я велела принести вина.

Он криво улыбнулся в знак одобрения, но все же сел в кресло напротив стола.

— Почему вы решили, что я останусь у вас?

Несмотря на такой вопрос, она знала, что это будет так. Это было видно по его внимательному взгляду, и потом, Люк Доде не заходит куда-либо просто так.

— Вы редко делаете что-либо, не имея определенной цели, милорд.

— Стараюсь не делать. — Он лениво усмехнулся, глядя на нее. — И вы так хорошо меня знаете?